Рамон направил жеребца вперед и начал спускаться по склону к заваленному валунами ручью. Его путь освещал только месяц, затянутый прозрачными серыми облаками.

— Buenas noches, amigos[15], — сказал Рамон мужчинам, остановив перед ними коня. — Как всегда, рад вас видеть.

Он увидел Педро Санчеса, Руиса Доминго, Игнасио Хуареса, Сиско Виллегаса, Сантьяго Гутиереса и еще нескольких человек. Почти всех Рамон знал с детства.

— Я предупредил Андреаса, что сегодняшний набег опаснее всех прежних. Остин и его люди могут ждать нас. Есть шанс, что это не так и к настоящему моменту он отпустил охрану, но полной уверенности нет. Если кто-то из вас заметит нечто настораживающее, тотчас дайте сигнал и мы покинем ранчо — с лошадьми или без них.

— Нам нужны эти лошади, Рамон, — возразил Андреас. — Не запугивай людей. Мы справимся с Флетчером Остином и его помощниками.

Рамон тихо выругался. Андреас вечно проявлял безрассудство, однако не следует подрывать авторитет брата.

— Просто будьте осторожны. Глупо недооценивать Остина. Если что-то произойдет, уходите как можно скорее. Спасайте себя.

Не успел Андреас возразить, как Рамон повернул жеребца и направился по тропе. Их пристанище в горах было в двух днях пути от ранчо дель Роблес, но Андреас и другие мужчины сейчас разбили лагерь неподалеку, среди соседних холмов. Лошади были свежими, мужчины — бодрыми, отдохнувшими перед ночной вылазкой.

Они достигли спуска к ранчо и остановились среди деревьев. Рамон спешился, а вслед за ним Андреас и Педро Санчес.

— Ну что? — спросил Андреас Рамона, оглядывая обширную асиенду, establo[16], зернохранилище, дом, бойню и загоны с лошадьми.

— Похоже, все тихо.

— Si. Смотри, как много лошадей. Он построил для них дополнительные загоны.

— Покупатель — gringo из Сакраменто — будет доволен, — сказал Педро. — Ему нет дела до того, откуда взялись животные, лишь бы их было побольше.

Рамон молча вглядывался в темноту. Все выглядело спокойно. Он повернулся к мужчинам:

— Мы должны увести всех лошадей, иначе они помчатся за нами.

Ухватившись за луку, он легко взлетел в испанское седло, опустил на глаза широкополую шляпу и прикрыл лицо черной повязкой. Потом прикоснулся шпорами к бокам коня.

Кэрли не могла заснуть. Она еще не привыкла к позднему ужину обитателей калифорнийских ранчо и к странным ночным звукам ее нового дома: скрипу массивных деревянных брусьев над кроватью, стрекоту сверчков за окном, завыванию койотов, ржанию лошадей. Часы, тикавшие на комоде, показывали два пополуночи; девушка видела блестящие латунные стрелки в тонком луче света, проникавшем через ставни.

Кэрли выбралась из постели. За ужином она выпила немного густого красного вина, изготовленного дядей из собственного винограда. Теперь её мучила жажда. Она подошла к фарфоровому кувшину, стоявшему возле умывальника, но он оказался пустым. Дядя говорил, что в таком случае следует разбудить горничную Канделарию, но Кэрли не собиралась делать этого. Ей хотелось немного подвигаться. Возможно, потом она наконец заснет.

Накинув на ночную рубашку легкий расшитый халат, Кэрли отодвинула железный засов и вышла в коридор. Асиенда, построенная в испанском стиле, смотрела на большое центральное патио. Вдоль трех стен дома тянулась широкая веранда. Кухня находилась в отдельном помещении позади дома во избежание пожара.

Кэрли плотнее запахнула голубой халат, вышла на прохладный ночной воздух, пересекла двор и открыла дверь кухни. На кухне было темно, но девушка уловила запах свисавшего с потолка сушеного красного перца, чесночных цветов и лавровых листьев, лежавших на большом деревянном столе.

У одной из стен стояли коробки с мукой, фасолью, сушеным горохом, кукурузой и свежими овощами. Кэрли шла осторожно, боясь споткнуться. На другой стене висели чугунные горшки, сковороды, ложки, лопаточки; на полке помещалась ручная кофемолка.

Обычно на кухне было шумно, лепешки шипели на сковородах, звучали голоса индейских женщин и нескольких калифорниек, руководивших приготовлением пищи. Но сейчас здесь царила тишина. Кэрли прошла мимо деревянной маслобойки к накрытой бочке с водой, подняла крышку, погрузила в воду фарфоровый кувшин, наполнила его до краев и вытерла чистым посудным полотенцем.

Подойдя к двери, она услышала стук копыт и фырканье лошадей. Ей показалось, что скрипнули ворота загона, и она посмотрела в окно, не понимая, что происходит.

Не заметив людей, девушка сначала подумала, что лошади сами открыли загон и вышли. Животные — гнедые, пятнистые, рыжие, белые, серые и вороные — покидали загон так неторопливо, будто проплывали перед глазами Кэрли.

Господи! Да это же вакерос — ковбои-пастухи! Девушка узнала их по коротким курткам, расклешенным брюкам и сдвинутым на глаза широкополым шляпам. Но они не жили в дель Роблес! Боже, значит, это разбойники, о которых она слышала, — люди Испанского Дракона!

Рука Кэрли дрогнула на холодном железном засове. Девушка приоткрыла дверь и посмотрела в щель. Необходимо сообщить обо всем дяде и его людям из спального барака. Но если она выйдет наружу, разбойники могут заметить и застрелить ее, прежде чем удастся подать сигнал.

Взгляд Кэрли упал на тяжелый металлический колокол.

— Вот что мне нужно, — прошептала она и расправила плечи, собираясь с мужеством. Звон этого колокола созывал всех к столу, извещал о прибытии почты и о других событиях, предупреждал об опасности. В ночное время все поймут, что значит этот звон.

Кэрли посмотрела в окно, чтобы проверить, не следят ли разбойники за домом, медленно сосчитала до трех и распахнула дверь кухни. Подхватив полы халата, она бросилась вперед, едва ощущая босыми ногами холод влажной земли и острые камешки.

Колокол был укреплен на прочной доске в двадцати футах от кухни. Густые длинные золотисто-каштановые волосы девушки развевались, когда она бежала к нему. Вцепившись обеими руками в веревку, Кэрли начала отчаянно дергать ее.

Рамон натянул поводья, как только звон колокола прорезал воздух.

— Madre de Dios[17], — тихо пробормотал он, оглядываясь в поисках источника звука. Заметив маленькую фигурку в халате, испанец тотчас узнал девушку. — Andele, muchachos![18] Берем лошадей и уходим!

— А как же другие животные? — спросил Андреас, подлетев к брату на испуганном коне. — Мы не можем уехать без них.

— Санчес и Доминго собирают коней. Я помогу им — поезжай с остальными.

Но Андреас уже повернул своего коня ко второму загону. Рамон выругался, но его слова потонули в шуме, ржании лошадей, криках мужчин. Пришпорив коня, испанец обогнал брата, на скаку отдавая приказания Санчесу и Руису Доминго. Потом направил жеребца к девушке, все так же отчаянно звонившей в колокол.

В саманном доме зажегся свет, и оттуда начали выбегать полуодетые мужчины. Кое-кто был вооружен. Рамон не опасался пастухов Остина, но многие из них вступили бы в схватку с Эль Драконом, ибо симпатизировали любому человеку с испанской кровью, враждующему с gringos. Но англичане уже начали стрелять. Среди них был и Флетчер Остин.

Колокол смолк, тишину нарушали лишь громкие выстрелы. Виллегас, открыв ответный огонь, ранил двух человек Остина, но свинец угодил в руку Игнасио, по бедру Сантьяго тоже текла кровь. Девушка присела на корточки за деревянным лотком для стока воды. Рамон, удаляясь от Кэрли к своим людям, вдруг увидел, что к ней скачет Андреас.

— Андреас! — закричал он. — Назад!

Но было уже слишком поздно. Прозвучал ружейный выстрел, его брат дернулся, потом повалился на круп коня, а на его рубашке заалела кровь.

Ярость охватила Рамона. Он бросился к брату, но Педро Санчес опередил его и увлек коня Андреаса к задним воротам ранчо. Рамон подумал о девушке, о причиненных ею неприятностях и ее надменном поведении. Перед его мысленным взором возник брат, направляющийся к Кэрли.