Как только личико сына появлялось перед ее внутренним взором, Сима сжимала руками голову и начинала тихонько поскуливать. Соблазн уйти в свои переживания, захлебнуться в них и отключиться от действительности был так велик, что борьба с ним отбирала последние силы. А силы ей нужны, и ясная голова, и железная выдержка, и везение.

Дважды она порывалась позвонить Илье. Один раз даже набрала его номер, но в самый последний момент одумалась и бросила трубку на рычаг еще до того, как в ней послышались гудки вызова.

Возможно, даже скорее всего, Илья бы ей поверил. Он бы что-нибудь придумал. Ведь он сильный, он мужчина. Он бы приехал к ней, и ей бы стало во сто крат легче. Но тот человек велел никому не говорить. Сима не могла рисковать жизнью своего ребенка. Она сама должна стать сильной.

Похититель ни словом не обмолвился о выкупе, но ведь это и так понятно. Ему нужны деньги, вожделенные зеленые бумажки. Утром он позвонит и назовет сумму.

Только бы ей хватило наличности! Иначе придется продавать ценные бумаги, а на это нужно время. Захочет ли он ждать? Выдержит ли Максим?

Сима сдавила руками виски и стала тихо покачиваться из стороны в сторону.

Драгоценности! Может, он согласится взять ее драгоценности? Они стоят больших денег. Конечно, он должен согласиться – все похитители жадные по определению. И потом, ему самому невыгодно долго ждать. В его интересах побыстрее получить выкуп и исчезнуть.

Завтра, вернее уже сегодня, если все пройдет хорошо, она сможет обнять своего ребенка. А потом они с Максом уедут. Им больше нечего делать в этой стране…

Мобильный зазвонил ровно в семь утра.

Несмотря на то, что этого звонка она ждала всю ночь, Сима дернулась от неожиданности.

Номер звонившего снова не определился. Но это мог быть только похититель.

– Да, я вас слушаю! – Ее била крупная дрожь, и трубку приходилось держать двумя руками.

– Как спалось? – Голос был бодрым и веселым.

– Скажите, что я должна сделать! – взмолилась она.

– Похвальное рвение! – В трубке послышалось хихиканье. – Ты никому не рассказывала про наш вчерашний разговор?

– Нет! Ну, конечно же нет!

– Хорошо. Теперь слушай внимательно…

Илье так и не удалось как следует выспаться. До самого рассвета он раздраженно ворочался в кровати, мысленно прокручивая в голове подробности ночного визита Симы.

Что-то в этой истории с пропавшим ребенком было нечисто. С чего она вдруг решила, что мальчика похитили? Почему сразу не поискала его по соседям? Почему примчалась именно к нему да еще с «шашкой наголо» – с пистолетом? Опять же когда, а главное – зачем она украла пистолет? И про возраст ребенка она так ничего и не сказала. Если он еще очень маленький, то почему с ним не было никого из взрослых, когда он отправился в гости к соседскому мальчишке? И соседи странные – оставили детей без присмотра на ночь…

Получается полная ерунда. Похоже, госпожа Маркос снова играет в какие-то свои игры с выдуманным ребенком и мифическим похищением.

Эти выводы были неутешительны, они наводили на грустные мысли о психическом нездоровье Симы. Как это называется в психиатрии? Мания преследования?

Илья уснул только под утро. Едва он провалился в глубокий сон, как в голове что-то взорвалось и со звоном рассыпалось на мелкие осколки. Он уткнулся лицом в подушку, надеясь, что звон исчезнет сам собой, но сновидение оказалось на удивление назойливым. Медленно, словно с морского дна, Илья всплывал на зыбкую поверхность реальности.

Мозг еще спал, а тело уже начало действовать – включился автопилот. Илья нашарил на прикроватной тумбочке разрывающийся телефон.

– Северин Илья Андреевич? – послышался в трубке жизнерадостный мужской голос.

– Да, что вам нужно? – буркнул он и с трудом разлепил один глаз.

– Старший лейтенант Самохвалов беспокоит.

– Не понял?

– А что тут непонятного? Я старший лейтенант Самохвалов, расследую дело об ограблении.

– Каком еще ограблении? – спросонья Илья соображал совсем плохо.

– Вашу дачу сегодня ночью ограбили, – терпеливо сообщил милиционер. – Требуется ваше присутствие.

– Зачем? – спросил Илья.

– Как это – зачем?! Я же русским языком объясняю: ограбили вашу дачу. Вы должны приехать, посмотреть, что пропало, подписать протокол.

Илья посмотрел на часы – половина восьмого. В два у него обед с заказчиком.

– Ну так как? Когда вас ждать?

– Выезжаю! – рявкнул Илья и отшвырнул трубку.

Это же надо, как все некстати!

Ограбили родительскую дачу. Он не был там ни разу со дня смерти мамы. На дачу нужно ездить семьей – с женой, детишками и домашними животными. Ни жены, ни детей, ни уж тем более домашних животных у Ильи не было, а слоняться в одиночестве по огромному дому мало радости.

Если бы отец был в Москве, можно было бы попросить его съездить, но отец сейчас как назло на какой-то выставке в Мюнхене. Придется разбираться самому.

Илья чертыхнулся, сполз с кровати и поплелся в душ.

Холодная вода и чашка крепкого кофе вернули его к жизни.

Он натянул джинсы, свитер, обул кроссовки и посмотрел на свое отражение. Помятая, небритая физиономия не внушала оптимизма. Выглядел он как с тяжелого похмелья.

«Побреюсь перед обедом, и плевать, что подумает обо мне старший лейтенант Самохвалов», – решил Илья.

Инструкции были предельно точны: ровно в восемь тридцать утра Симе надлежало явиться в загородный дом, расположенный недалеко от усадьбы Глеба и Инки. Бумажка с адресом лежала на пассажирском сиденье «Хаммера».

В принципе, это логично – спрятать ребенка недалеко от места похищения. Настораживало другое – похититель ни словом не обмолвился о выкупе…

Старый двухэтажный особняк Сима нашла почти сразу. Дом располагался на окраине дачного поселка и казался заброшенным: неухоженные яблони, заросшая травой подъездная дорожка, давно не мытые окна, – идеальное место для людей с дурными намерениями, тихое и укромное.

Сима заглушила мотор, вышла из машины. Ноги вдруг налились свинцом, и ей пришлось приложить усилие, чтобы сделать шаг к железной калитке, выкрашенной в бледно-зеленый цвет. Она толкнула калитку – на светлой краске остался влажный след от ее ладони. Дверца открылась совершенно бесшумно. Сима почему-то готовилась услышать пронзительный скрип давно не смазываемых петель. И вообще, вокруг была подозрительная тишина, совсем не свойственная дачным поселкам летом. Не было слышно ни звуков работающего приемника, ни детского смеха, ни лая собак. Только откуда-то издалека, со стороны железной дороги, доносился гул электрички.

Сима прикрыла за собой калитку и поспешила к дому.

Входная дверь была гостеприимно приоткрыта. Она набрала полные легкие воздуха, словно там ее ждало безвоздушное пространство, и переступила порог.

Несколько секунд глаза привыкали к полумраку. Сквозь тяжелые портьеры пробивались редкие солнечные лучи. В застоявшемся сухом воздухе плавали пылинки. Пахло полиролью.

Сима огляделась.

Просторная, почти квадратная комната, по всей видимости, некогда служила гостиной. Сбоку от входной двери – дубовая лестница, ведущая на второй этаж, напротив – выход на террасу, у левой стены – диван и два кресла, затянутые в холщовые чехлы, такие же чехлы были на всей имеющейся в доме мебели.

Взгляд скользнул по темным прямоугольным пятнам на выцветших обоях – когда-то там висели картины.

Похоже, что для хозяев этого унылого дома дачный сезон так и не начался. Занавешенные портьеры, зачехленная мебель, остановившиеся Бог весть когда настенные часы – все это казалось забытыми декорациями.

Единственным ярким пятном в комнате был камин, сложенный из красного кирпича. Грубо сработанная металлическая решетка прикрывала почерневшее от сажи каминное нутро. На полу перед камином тускло поблескивал лист жести с загнутым кверху углом. Рядом стояли каминные щипцы и кочерга. На полке из красного гранита лежала ярко-синяя бейсболка.