Мелисса медленно склонила голову, и все ее надежды, все томление вдруг проявились в ее красивых глазах.

— Думаю, да. — Голос ее был хрипловатым. — Но, пожалуйста, пусть это будет скорее.

Доминик страстно поцеловал ее в губы. И в этом поцелуе выразилась вся его жажда и страсть, накопившиеся за последние недели; сердце его бешено колотилось, он задыхался от жажды обладания ею.

— Мне это не покажется скорым. Клянусь, дорогая, я сделаю все, чтобы все разрешилось возможно быстрее. — Поцеловав ее еще раз, он резко повернулся и быстро вышел из комнаты.

Глаза Мелиссы сияли, как звезды. Она прикоснулась пальцами к горящим, словно обожженным губам, не в силах поверить в реальность происшедшей сцены. Могла ли она надеяться?! Мелисса радостно обхватила себя руками и закружилась по комнате со счастливой улыбкой на губах.

На лице Доминика тоже светилась улыбка, столь же счастливая, когда он на галерее догнал Захария. Но когда они ехали верхом, улыбка его исчезла, а глаза сощурились. Он думал о своей слепоте. Как мог он оказаться таким непроницательным? Все происходило у него на глазах! А он не видел ничего и упрямо отказывался верить собственным чувствам, не доверял своему инстинкту. Но хватит. Мелисса именно такова, какой ему казалась: красивой, смелой, милой. Молодой муж смотрел на бегущую перед ним дорогу, воображая прелестные картины будущего…

В слабом лунном свете Захарий заметил улыбку Доминика и решил, что сейчас самое время поговорить.

— Гм… Я правильно понял, что у вас с Лис-сой теперь все в порядке? — начал он.

— Лучше не бывает, — не задумываясь ответил Доминик. — Но я надеюсь, со временем будет еще лучше.

Ободренный его словами, Захарий осмелился продолжить беседу, не отрывая глаз от дороги:

— А леди Боуден все еще имеет влияние на?.. Доминик бросил на него ироничный взгляд:

— Леди Боуден никогда не имела его на меня, хотя внешне все может казаться иначе.

Нахмурившись, Захарий, натянув поводья, остановил лошадь.

— Дьявол. Что ты этим хочешь сказать?

— Именно то, что сказал. Эта леди ни в коей степени меня не волнует. — Доминик помолчал и добавил:

— Все ее очарование стало для меня ничем в тот же миг, как я впервые увидел твою сестру.

— Значит, ты хочешь сказать, — сердито и все еще не веря своим ушам, уточнил Захарий, — что мне не следует ухаживать за этой бесстыдной, легкомысленной дамой?

— Дорогой мой Захарий. Ты приводишь меня в уныние, — сказал Доминик с насмешкой в голосе. — Ты решил стать очередной ее жертвой?

Слегка смущенный, Захарий тронул лошадь и ответил:

— Ну, мне показалось, что ты слишком близок с этой нахалкой, и я подумал, что, может быть, мне удастся…

— Составить мне конкуренцию? — насмешливо спросил Доминик.

Растерянно посмотрев на него, Захарий пробормотал:

— О почему нет? Лисса — моя сестра. И я не хотел, чтобы она была несчастна. Голос Доминика стал серьезным:

— Я никогда не собирался сделать твою сестру несчастной. И если бы она мне позволила, я бы доказал ей, как много она значит для меня и как пуста без нее была моя жизнь.

— Да меня не надо убеждать. Я всегда знал, что ты порядочный человек. Но меня беспокоили твои ухаживания за Деборой Боуден, за этой стервой.

Доминик грубовато ответил:

— Ты можешь забыть о леди Боуден. Она уже сослужила нам службу.

Захарий хотел спросить еще кое о чем, но что-то в поведении Доминика остановило его. Вскоре появились огни усадьбы Нортона. Через несколько минут они уже, спешившись, здоровались с хозяином. Томом Нортоном высоким молодым человеком; жизнь ни в чем не обделила его, в том числе и богатством, благодаря которому он мог исполнить любую свою прихоть; но, будучи единственным сыном овдовевшей матери, он никогда не позволял себе швыряться деньгами, хотя недавно, всего несколько месяцев назад, купил дом, очень уютный, где сегодня намечалась вечеринка.

Нортон пригласил дюжину мужчин, в основном молодых, своего и Захария возраста, но было четверо-пятеро, кому исполнилось тридцать с небольшим, и Доминик не чувствовал себя стариком среди зеленой молодежи, тем более что принял приглашение из-за Ройса, которого сразу увидел, войдя в большую, очень элегантно обставленную комнату: Ройс небрежно облокотился о мраморную облицовку камина и смотрел на происходящее с отсутствующим выражением лица. Не удивило Доминика и присутствие Латимера за одним из карточных столов.

После знакомства с некоторыми молодыми людьми, чьи лица Доминик помнил по другим приемам, он взял наполненную рюмку, подошел к Ройсу, тихо сказав другу:

— Я вижу, наш подопечный пока предпочитает практиковаться.

— Хм, да. Этого молокососа Франклина Латимер пасет уже несколько недель. Он проиграл молодому дураку вполне приличную сумму и, кажется, решил, что пришло время как следует его пощипать. Я не удивлюсь, если Франклин сегодня вечером выйдет из-за стола в проигрыше, — заметил Ройс и посмотрел на юное лицо молодого человека, привлекшего внимание Латимера.

Латимер и Франклин играли в карты за столиком в самом дальнем углу комнаты. И поскольку Латимер сидел спиной к камину, друзья могли спокойно наблюдать за игрой, не привлекая внимания Латимера. Они оба заметили, как нужная Латимеру карта выскользнула из рукава его сюртука.

— О, у него здорово получается! — проговорил Доминик. — Даже пристально наблюдая, я едва заметил.

Ройс пробормотал какое-то ругательство и уже громче добавил:

— И с этим парнем я должен был общаться все последние недели! Словно у меня нет своих дел!

— Возможно, — холодно отозвался Доминик, — ты зря потерял время: я начитаю думать, что Латимер с сестрой нас одурачили. — Заметив удивленно поднявшиеся брови Ройса, он спокойно продолжал:

— Латимер не шпион. Он игрок, мошенник, бретер, но не шпион. Для этого у него маловато ума. Я думаю, мы уже все, что могли, выудили из Деборы. Она тоже не очень-то умна, но никогда бы не разболтала о связях Роксбури с некоторыми британскими гражданами, если бы думала, что это может повредить брату.

— А что, если она просто ни о чем не знает? Латимер мог не все ей рассказать!

Доминик решительно покачал головой:

— Подумай сам, Ройс. Они же вместе работают, и, оберегая свою шею, Латимер не будет совать ее в петлю. Шпионов не только вешают, но и высылают на родину.

— Но убийц тоже ждет петля, — задумчиво глядя в спину Латимера, сказал Ройс. — А мы уверены, что он прикончил старика Боудена, и не без поддержки Деборы.

— Знаю. Но в этом случае они почти не рисковали. Старик одинок, слуг не было. Но шпион… — Доминик нахмурился. — Шпион, который дорожит своей жизнью, так не действует. Он связан с очень многими людьми.

Ройс молчал, и Доминик нетерпеливо сказал:

— Бог мой! Вспомни, какой они проделали путь и, похоже, не собираются вернуться туда, откуда приехали. И какой бы секретной информацией они ни владели, она устарела за столько месяцев. Они ездят открыто, останавливаются в любом месте, где вздумается, не скрывают, что они из Британии, говорят, что испытывают симпатии к Америке и сочувствуют нашему делу, и это открывает им двери лучших домов. Но разве они хоть что-то сделали, чтобы нам помочь? — продолжал Доминик. — Разве они вступили в какую-нибудь антивоенную организацию или связались с политиками? Разве Латимер выражал желание пойти в армию?

— Но это еще ничего не доказывает, — отозвался Ройс. — Если он шпион, он не стал бы ввязываться в военные действия. И как они могут скрыть, что они — граждане Британии?

Доминик устало вздохнул:

— Да, не могут. Я бы с огромным наслаждением посмотрел на Латимера, повешенного за шпионаж, но не могу поверить в то, что он действительно им занимается. — Доминик помолчал. — Я думаю, что он готовит почву для настоящего шпиона.

— Вот это точно! Конечно! — тихо воскликнул Ройс, не в силах скрыть свое волнение. Доминик тихо продолжал:

— Как мы раньше не догадались, что он — рабочая лошадка: устанавливает контакты, находит людей, склонных к измене.