— А не хочешь ли ты продолжить? — спросил Латимер.

Доминик вежливо отвечал:

— Все зависит от твоего желания. — И, подозвав слугу, попросил того наполнить свою рюмку. Вдохновленный этим, Латимер сказал:

— А почему бы и нет? Мне не впервой засиживаться за картами до утра.

Доминик опустил глаза на карты в руке.

— Как хочешь… Но уже поздно, мы довольно долго меряемся силами, так почему бы не увеличить ставки?

— Сколько? — с напускным безразличием спросил Латимер. — Сто пятьдесят?

— Ну нет, дорогой! Мелко! — ответил с улыбкой Доминик. — Я думаю, больше. Ну, скажем, пятьсот долларов?

Окружающие разом выдохнули. Даже Ройс в удивлении от такой суммы поднял брови. Какого черта добивается Доминик?

Латимер помолчал. Жадность боролась с осторожностью. Пятьдесят тысяч долларов — это целое состояние! Если он проиграет, то окажется на мели. Это все, что у него есть. Но если выиграет… Искушение обыграть Доминика Слэйда победило. Голубые глаза Латимера алчно блеснули, и он ответил:

— Прекрасно!

— Но только одну игру, — ласково сказал Доминик. — Каким бы ни был исход, мы кончаем. Идет?.

Латимеру не понравилось условие, он напрягся. Смутное предчувствие опасности стало более осознанным, но, поскольку вокруг было много зрителей, он не мог отказаться и резко бросил:

— Идет.

В этой игре удача изменила Латимеру. Первые оранжево-золотистые лучи зари проникли в окна, когда игра шла к концу.

Доминик лениво откинулся на спинку стула с сонным безразличием на лице: было совершенно очевидно, что успех на его стороне. Бросив последний взгляд на карты, разложенные партнером, Латимер сжал в руке ту единственную, которую держал, не раскрывая. Понимая, что все зависит от одной карты, он взглянул на нее.

— Черви. — И швырнул ее на стол. Доминик улыбнулся.

— Я выиграл, — сказал он, показывая пиковую девятку. — Мы неплохо провели ночь. Итак, ты должен мне пятьдесят тысяч долларов.

С усилием сдерживая ярость и отчаяние, Латимер пожал плечами.

— Я терял и побольше за час игры в Лондоне. — Поднимаясь из-за стола и снимая несуществующую пылинку с сюртука, он добавил:

— Может быть, мы встретимся днем у моего банкира? Я не ношу с собой таких денег.

Улыбнувшись, Доминик любезно ответил:

— Как тебе удобно. Два часа дня устроит? Сохраняя беззаботный вид, Латимер кивнул:

— Конечно.

Из-за присутствия Даниэля Ройс и Захарий ни о чем не спрашивали Доминика, и, только отъехав на несколько ярдов от дома Нортона, Ройс решился задать вопрос:

— Если можно, объясни, для чего ты все это затеял? Ведь не из-за денег же?

Доминик торжествующе улыбнулся:

— Давайте будем считать так: я просто уладил одно дельце, связанное с долгом. Ройс сощурился:

— Так ты уладил с долгом? Подмигнув, Доминик ухмыльнулся.

— В высшей степени, сэр. Пиками.

Оставив лошадь конюху, Доминик медленно направился к дому. Ему было неловко перед женой возвращаться домой утром, всю ночь проведя за картами. Прошли те времена, когда он ни перед кем не должен был отчитываться, и он понимал, что, как бы ни были благородны его мотивы. Мелисса вряд ли спокойно воспримет его возвращение на рассвете, тем более что между ними еще не все ясно и она может подумать, что ее муж не только распутник, но еще и картежник.

Доминик стал тихо подниматься по лестнице, надеясь пробраться в свою комнату незамеченным. Воровским движением он открыл входную дверь и заглянул внутрь. В прихожей никого не было, и он с облегчением прокрался к внутренней лестнице. Но не успел Доминик занести ногу на ступеньку, как из комнаты для завтраков вышел дворецкий и вздрогнул, увидев хозяина, крадущегося по собственному дому.

— Господин Слэйд! — воскликнул он удивленно. — Я не знал, что вы уже встали. Я испугался.

Улыбнувшись, Доминик небрежно ответил:

— Извини, просто я утром проехался верхом. Если дворецкий и заметил, что его хозяин одет так же, как и накануне вечером, то ничего не сказал и лишь вежливо кивнул:

— Очень хорошее утро. Надеюсь, вы получили удовольствие.

— О да. Мне надо умыться. Однако на этом его злоключения не кончились. К несчастью для Доминика, Мелисса вставала рано, и он не одолел и половины лестницы, как она внезапно появилась на верхней площадке. Сказать, кто из них больше удивился, было бы трудно. Супруга пристально поглядела на блудного мужа. Под его глазами были темные круги, галстук съехал набок, бриджи помяты. Нахмурившись, Мелисса проговорила:

— Не может быть, чтобы ты только сейчас возвращался от Нортона.

Доминик почувствовал, что галстук душит его. Он медленно поднялся наверх, с трудом преодолев несколько ступенек, разделявших их.

— Но вообще-то так оно и есть, — робко признался Доминик, растерянно пытаясь изобразить на своем лице улыбку. — Я не думал, что у нас будет такая игра…

Для Мелиссы это был трудный момент. Вся ее напряженная умственная работа, направленная на то, чтобы реабилитировать мужа в собственных глазах, пошла прахом. Ей было горько сознавать свою наивность и доверчивость. Он вернулся утром, пьяный, и ее сердце заныло. Как это напоминает поведение отца, потерявшего огромное состояние в карточных играх! Мелисса грустно подумала, что ей выпала нелегкая судьба смотреть, как муж делает то же самое. Все восстало в ее душе при этой мысли, но она ровным голосом спросила:

— И часто ты так проводишь время? Доминик заглянул ей в глаза и с горечью увидел, что глаза жены как бы подернулись пеленой, их мягкий свет, тот самый свет, даривший ему столько надежды и радости в последние недели, погас. Доминик испугался, что между ними возник новый барьер. Он схватил Мелиссу за руку и сказал:

— Я клянусь, что такое больше никогда не повторится! И ты должна мне поверить, что не в моих привычках проводить ночи вне дома. Просто было одно дело, которое я должен был сделать. И ты сама убедишься в этом, когда я смогу тебе все объяснить.

Его взгляд был открытым и ясным; он притянул сопротивляющуюся жену к себе и, коснувшись губами ее щеки, нежно сказал:

— Если ты настаиваешь, я расскажу все сейчас же. Но мне бы очень хотелось дождаться доказательств того, что я правильно поступил этой ночью.

Мелисса колебалась, ее сердце готово было поверить всему, что говорил ей муж, но здравый смысл заранее отвергал все его возможные оправдания. С явным недоверием она проговорила:

— Если не сейчас, то когда? Доминик широко улыбнулся:

— В четыре часа дня тебя устроит?

Мелисса холодно кивнула.

Быстро поцеловав ее, Доминик попросил:

— Надень свое самое лучшее платье и жди меня в четыре часа в гамаке.

Не зная, смеяться ей или плакать. Мелисса, пожав плечами, спустилась по лестнице.

Ровно в два Доминик явился в городской банк. За прошедшие часы он выспался; проснувшись, с удовольствием поел у себя в комнате, освежился в ванне, оделся и отправился в город. Он не удивился, встретив на улице Ройса и Захария, поджидавших его. Привязав лошадь к столбу, Доминик спешился и, иронично улыбнувшись, поинтересовался:

— Приехали убедиться, вернет ли он долг, так?

Ройс проворчал:

— И убедиться, что ты не сделаешь глупость, вызвав его на дуэль. Доминик улыбнулся:

— Странное дело, но я понял, что гораздо большее удовольствие уязвить его таким способом, о котором я раньше и не думал.

Ройс скептически взглянул на друга, но ничего не сказал. Они втроем вошли в банк, где им показали, как пройти в офис мистера Смитфилда. Латимер уже сидел в кожаном кресле банкира и выглядел усталым и мрачным.

Мистер Смитфилд, с расплывшимися чертами лица, любезно посмотрел на вошедших и указал на три кожаных кресла: откашлявшись, он осторожно начал:

— Мистер Латимер объяснил мне ситуацию и поручил выплатить большую часть долга.

— Что значит «большую»? — спросил Доминик. — Насколько я помню, мы играли на полную сумму, а не на большую ее часть.