Новый голос. Троица оглянулась.

Синие очи, металлического оттенка волосы — этого она знала. Может быть. Она не была уверена. Никогда не видела подобного доспеха, а ведь кольчуга пурпурного цвета запомнилась бы любому. У бедра незнакомца висел широкий меч. Он не спешил его вытаскивать из ножен.

— Это тот иноземный ублюдок, — сказал тип с дубинкой. — Найди себе другую.

— Уже нашел. Два дня ее ищу…

— Она наша, — крикнул носящий серп.

— Не подходи, — прорычал третий, поднимая тело ребенка над головой, словно собирался сражаться им.

Серен поняла, что он уже использовал его подобным образом. «О дитя, лучше тебе быть мертвой. Лучше бы тебе умереть сразу…»

— Ты нас знаешь, чужак, — сказал человек с дубинкой.

— О да! Вы ужас этого городишки. Я многое слышал о ваших подвигах. Это дает мне преимущество.

— Как так?

Иноземец медленно подходил ближе. Что — то блеснуло в его глазах, когда он ответил: — Потому что ВЫ ни черта обо мне не знаете.

Взметнулась дубина. Блеснул серп. Тело вспороло воздух.

И было поймано рукой иноземца. Одновременно он поднял другую руку, ладонью кверху, и вроде бы слегка коснулся подбородка первого бандита.

Она не поняла.

Человек с дубинкой валялся на земле. Второй смотрел на торчащий из груди собственный серп. Медленно оседал.

Треск. Фонтан кровавых брызг.

Чужеземец отступил, неся тело девочки под мышкой. Левая рука держала нижнюю челюсть третьего бандита — будто кожаную ручку ведра.

Справа от нее слышались отвратительные хлюпающие звуки. Мужчина выпучил глаза и хрипел.

Незнакомец отбросил челюсть с висевшими на ней нёбом и куском языка. Положив девочку на землю, шагнул к противнику. — Мне не нравится, что вы делали. Ничего мне не понравилось, а меньше всего сделанное с этой женщиной и этой девочкой. Так что я решил тебя изуродовать. Очень сильно.

Бандит повернулся, как будто собирался бежать. Затем ноги ему отказали, и он шлепнулся на брюхо, распластался по мостовой.

Незнакомец торжественно и медленно склонился над ним. Два коротких тычка пальцами в основание шеи, справа и слева — и она услышала треск позвонков. Вокруг головы собиралась лужица крови.

Мужчина переместил внимание на промежность врага.

— Хватит.

Он оглянулся, поднимая брови.

— Хватит. Убей его. Просто убей, Железный Клин.

— Уверена?

Из окна здания напротив выглядывали горожане. Не отрывали от них взоров.

— Достаточно, — прохрипела она.

— Хорошо.

Он слегка распрямил спину. Тычок в затылок. Кость проломилась. Тело замерло.

Железный Клин выпрямился. — Так лучше?

«Да уж. Все лучше и лучше…»

Багряный гвардеец подошел к ней. — Моя вина. Я заснул, думал, что ты в безопасности. Ошибка. Извини.

— Девочка?

Взгляд наполнился болью: — Думаю, затоптана лошадью. Уже довольно давно.

— Что случилось?

— Трейт пал. Эдурский флот отошел. Когда с Некил Барой и Арахафаном было покончено, корабли вернулись. Защитников смяли темные духи. Воины сошли на берег. Плохо дело, аквитор. — Он оглянулся через плечо. — Тем временем подошла армия с суши. Взяла плохо охраняемые стены. Десять ударов сердца — и северные ворота достались им. Эдур убивали каждого встреченного солдата. Не грабили. Кстати, безоружных они пока не трогают. Но никаких гарантий, ты же понимаешь?

Он помог ей встать. Она вздрогнула, когда ее коснулись руки — орудия кровавого убийства.

Если он и заметил, то не подал вида. — Мой Клинок ждет. Корло удалось найти садок в этой Худом клятой дыре. Первый раз за наши два года здесь. Его принесли Эдур, сказал он. Вот почему.

Она поняла, что движется. Они шли, избирая кривые переулки, не показываясь на больших улицах. Со всех сторон слышались звуки резни. Внезапно Клин покачал головой: — Проклятие, нас отрезали.

Они оказалась втянутыми в резню — озадаченные свидетели убийства несчастных дезорганизованных солдат. Они гадали, не станут ли следующими ростовщики.

Удинаас брел в хвосте охраны Императора — двенадцати разъяренных воинов, режущих плоть, рубящих врагов напропалую, словно они пробивались через тростники.

Рулад показывал не ему принадлежащее мастерство. Его руки были размытыми пятнами, однако каждое движение казалось выверенным и безошибочным. Он что-то бормотал — маниакальный бред, раз за разом прерываемый взвизгами, в которых было страха не меньше, чем гнева. Это не торжествующий воин. Не берсерк, не боец в ореоле самоубийственной храбрости. Убийца… Мясник.

Стоявший рядом воин упал под отчаянным ударом летерийца. Император завизжал, бросаясь к врагу. Пестрый меч поднялся, кровь брызнула будто вода. Он чуть не задохнулся от смеха. Телохранители украдкой косились на одичавшего правителя.

Далее по улице, через некое подобие заслона. Удинаас спотыкался о трупы, об извивающиеся, стонущие тела. Обезумевшие перед смертью люди звали матерей. Таким раб клал ладонь на лоб или касался плеча, бормоча: — Я здесь, мальчик мой. Все хорошо. Можешь идти.

Милосердный жрец волочится на цепи, шаг за шагом, шепчет пустые утешения, смиренную ложь, прощает и сам взывает к кому-то — чему-то — умоляя простить себя. Но никто не касается его, ничьей ладони не ощущает он на своем лбу.

«Расплата за сожженные села. Где тут ростовщики? Война ведь выгодна им».

Еще сотня шагов. Еще трое павших Эдур. Рулад и восемь братьев. «Сражаются. Где вся армия?

Где-то в другом месте».

Если уметь выбирать верные вопросы, ответы станут очевидными. Ясное откровение: он здесь ради чего-то…

Еще один воин завопил, взмахнул руками и упал, ударившись лицом о мостовую.

Рулад убил еще двоих солдат, и вдруг противников не осталось.

Он застыл в странной нерешительности посреди перекрестка, среди полос дыма.

Справа возник еще кто-то.

Двое Эдур отпрянули и упали, смертельно раненые.

Нападающий выбросил перед собой левую руку: голова воина Эдур треснула с громким щелчком.

Лязг мечей, еще кровь, еще один падающий воин. Нападающий прорвал строй и развернулся.

Рулад шагнул ему навстречу. Мечи — один тяжелый и пестрый, другой самый обычный на вид — столкнулись и при помощи странного приема незнакомца, проворота руки, будто склеились. Другая его рука метнулась над клинками, основание ладони врезалось в лоб Рулада.

С громким треском сломалась шея императора.

Пестрый меч соскользнул с меча незнакомца. Тот уже отступил, кончик его клинка уже выходил из груди очередного Эдур.

Еще удар сердца — и пали двое последних телохранителей, щедро разбрызгивая кровь по мостовой. Словно плата.

Чужак огляделся, заметил Удинааса и кивнул. Махнул рукой в сторону улочки, и оттуда вышла женщина.

Успела пройти полдюжины шагов, прежде чем Удинаас ее узнал.

«Ее жестоко осквернили.

Но такого больше не будет. Пока жив этот человек…»

Серен Педак не обратила внимания ни на него, ни на умирающих Эдур. Чужак взял ее за руку.

Удинаас смотрел вслед им двоим, идущим вниз по улице, сворачивающим за угол.

Где-то позади послышались крики Эдур, шум топающих ног.

Раб обнаружил себя стоящим у трупа Рулада. Смотрящим на свернутую под нелепым углом голову, на руки, крепко держащие меч.

Он ждал, когда рот распахнется и снова раздастся безумный смех.

— Самое странное оружие, мною виденное. Проклятие!

Серен мигнула. — Что?

— Но он был хорош, с таким-то мечом. Еще пять лет — и приобрел бы умение, делающее его ходячей смертью. Достаточно, чтобы смутить любого. Искру, Синяка, даже самого Шкуродера. А доспехи! Скажу — мне чертовски повезло. Будь у нас время…

— Что?

— Тисте Эдур.

— Эдур?

— Ладно. Вот и они.

В дальнем конце аллеи прятались шестеро. Две женщины, четверо мужчин. Все в багряных кольчугах. С обнаженными клинками. С кровью на клинках. Один, в более легких, чем у других, доспехах и с какой-то диадемой в левой руке, выступил вперед.