Серен онемела при виде того, как быстро все рушится. Она была очень испугана. Несмотря на отвращение к путям родного народа, в душе сохранилась вера в его природную стойкость. Но теперь перед глазами предстали доказательства внезапного и полного коллапса. Алчность породила озверение, страх и паника вызвали жестокость и циничное равнодушие.
Им довелось проходить мимо умирающих — людей просто бросили истекать кровью на обочине дороги.
По широкому проспекту около канала едва ли несколько звонов назад прошла толпа. Можно было догадаться, что солдаты пытались ее остановить, но были обращены в беспорядочное бегство.
Все дома по сторонам проспекта выпотрошены грабителями. Мостовая покрылась липкой кровью, в которой виднелись следы колес: по крайней мере, солдаты гарнизона приходили собирать трупы.
Железный Клин и его гвардейцы мало что говорили по пути к дому Серен. Они и сейчас оставались на конях и не опускали оружия.
Серен спешилась.
Следом за ней слезли с коней Клин и Корло.
— Не похоже, что туда вламывались, — сказал маг.
— Я же говорила, что внутри ничего ценного.
— Мне всё это не нравится, — пробурчал Железный Клин. — Если бы проблемы стучались, прежде чем войти…
— Ничего не будет, — ответила она. — Бунты долго не продлятся. Чем ближе будут Эдур, тем спокойнее станет внутри.
— Не так было в Трейте.
— Да. Но теперь все иначе.
— Не понимаю, почему так, — покачал головой Клин.
— Иди на корабль, Чтящий. — Серен обернулась к его людям. — Благодарю вас всех. Я сочла за честь познакомиться с вами и разделить ваш путь.
— Береги себя, девочка, — отозвался Корло.
Она положила руку ему на плечо. Молча поглядела в глаза.
Он кивнул: — Полегче с этим.
— Ты услышал?
— Да. И у меня голова заболела.
— Извини.
— Всегда помни, Серен Педак: Мокра — садок деликатный.
— Я постараюсь. — Серен повернулась к Железному Клину.
— Найдя нашего нанимателя и разместив отряд, — сказал тот, — я приду к тебе еще раз. Так что сейчас не надо прощаться навек.
— Ладно.
— Аквитор, еще день, не больше, и мы увидимся снова.
Серен кивнула.
Чтящий и маг вставили ноги в стремена. Отряд ускакал.
Серен несколько мгновений смотрела им вслед, потом отвернулась и пошарила по дорожке. Ключ к сложному замку ее дома лежал под второй плитой.
Дверь завизжала на петлях. Ее окутал запах пыли. Аквитор вошла, закрыв дверь за собой.
Полумрак, тишина.
Некоторое время она медлила в коридоре. Дверь в конце его была отворена, и Серен видела часть комнаты, освещенной просочившимся сквозь матерчатую занавеску светом. Там стояло кресло, обтянутое муслиновым чехлом.
Шаг, другой. Вдоль по коридору. У входа в комнату валялось полуразложившееся тельце совы, как будто птица залетела сюда и заснула. Обойдя сову, Серен ступила в комнату. От разбитого окна — наверное, через него проникла птица — дул ветерок.
Кресло влекло ее к себе. Серен села на него, не снимая чехла, утонула в складках муслина и продавленном сиденье.
Часто моргая, Серен осматривалась.
Тени. Тишина. Слабый запах разложения. За порогом тушка мертвой совы.
— Империя Серен Педак, — прошептала она.
Никогда ей не доводилось чувствовать себя такой одинокой.
В городе Летерасе, в тот миг, когда солдаты рот Геруна Эберикта, рубя направо и налево, врезались в толпу верных королю горожан, спешивших к Вечной Резиденции на церемонию и ныне отмечавших этот славный день, пятная мостовую собственной кровью, когда сотни и тысячи скворцов взвились над старой башней, некогда бывшей Домом Азата, а ныне ставшей Оплотом Смерти, когда Теол Беддикт сошел с крыши и держал путь к Селаш, намереваясь просить за Шерк Элалле, когда девочка по имени Чашка, что недавно была мертвой, а сейчас почти ожила, уселась на ступенях башни и замурлыкала под нос, свивая венок, когда солнечные лучи прорезали дым пожаров, зазвонил колокол.
Он возвещал рождение империи.
Конец Седьмого Завершения.
Но ученые допустили ошибку. Седьмое Завершение еще не наступило.
Еще два дня.
Прислонившийся со скрещенными на груди руками к стене старого дворца Первый Консорт Турадал Бризед, он же бог по прозвищу Странник, поглядел на тучи скворцов. Вдели звенел колокол, гулко и тревожно.
— Неприятные птицы, — пробормотал он себе под нос, — эти скворцы…
Еще два дня.
«Боюсь, это самая трагическая ошибка в подсчетах.
Самая трагическая».
Глава 23
Под этой водной гладью скрыта обширная подземная пещера. Свод ее хрупок и порист. Если бы нам удалось оказаться в древней пещере, сверху непрерывно лилась бы вода. Процесс разрушения свода длился долго, однако наконец он проломился, что повлекло катастрофическое обмеление одиннадцати речек и множества болот, находившихся на том месте, где ныне стоит Летерас. Так что хотя Обжитое Озеро и невелико, следует помнить о его невероятной глубине. Оно — как бы люк, ведущий в громадную каверну внизу. Так что истории о рыбаке Бурдосе — единственном на Обжитом Озере — что закидывал самую большую сеть, но не достал дна, не должны нас удивлять. Как и то, что по кончине рыбака желающих продолжать его дело не нашлось. Я часто представляю себе внезапное слияние одиннадцати рек и вод всех болот, хотя оно явно произошло задолго до появления наших колонистов. Мои ученые собратья, что за драматическое зрелище это было!
Отрывок из «Геологической истории Летераса», лекции, прочитанной королевским географом Тулой Красным Песком в Академии Скульптуры по случаю девятнадцатой годовщины ее основания (и за несколько мгновений до Великого Обрушения потолка Академии). Восстановлено по памяти единственным уцелевшим слушателем, Ибелом Дартом.
Облако неестественной пыли чудищем вздулось над армией Тисте Эдур, сошедшей с северных холмов и выдвигавшейся на позиции около Отрубной Крепости. Охряное облако бурно волновалось, яростные ветра беспорядочно неслись на юг, поражая стоящие там летерийские войска темными, зловещими тучами пепла и содранной с полей почвы.
Император Эдур снова обрел славу воскресения. Каждая смерть — ступень в его восхождении к неоспоримому господству. Возрождение не будет тихим и безболезненным, понимал Удинаас. Оно приходит с воплями, что разрывают воздух. Оно приходит ураганом страдания, рвет на части душевное здоровье Рулада — но разве не то же происходит со всяким, подвергшимся проклятию? Для раба не было сомнений в том, что меч проклят, и что стоящий за ним бог — если он действительно бог — является безумной тварью.
На этот раз возвращение Рулада видели его братья. Удинаас не удивился появившемуся на их лицах выражению ужаса, когда император издал первый сдавленный стон, когда судороги сотрясли тело Рулада, когда холодный нездешний свет снова загорелся в его глазах — провалах среди золотых монет и засохшей крови. Он видел их — замерших на месте, не способных ни подойти поближе, ни бежать. Молчаливых свидетелей ужасающего откровения.
Может быть, потом — когда они оттаяли, когда их сердца снова забились — родилось сочувствие. Рулад откровенно рыдал, и раб обнимал его рукой, стараясь утешить. А Тралл и Фир смотрели, и К'риснан сидел за ними, безмолвно скорчившись на земле, пока император снова не пришел в себя — юнец, брат, недавно омытый кровью воин — и найденный им меч жил в его руках, не ослабляя своей хватки.
Они мало говорили между собой во время возвращения. Подхлестывали коней, и Удинаасу эта скачка напоминала бегство — не от Форкрул Ассейла, восторженного почитателя покоя остывших трупов, но от смерти и воскресения императора Тисте Эдур.
Присоединившись к армии в пяти лигах от Отрубной, они выслушали доклад Ханнана Мосага: к'риснан ы двух других армий сообщают, что их силы приближаются к роковому полю, на котором, по данным духов — разведчиков, ожидают войска Летера.
