Нифадас сонно моргнул и закивал головою: — Семья — странная штука, верно. Конечно, мой личный опыт исключает понимание многих тонкостей этого вопроса. Но, если позволите сказать, он же позволяет мне некоторую объективность. Я часто созерцаю механизмы семейных взаимоотношений незамутненным взором. — Он снова поймал Брюса в прицел внимательных глаз. — Можно добавить пару комментариев?

— Первый Евнух, я…

Нифадас махнул пухлой рукой, призывая его к молчанию. — Не нужно. Я был дерзок. И мне не удалось понятно объясниться. Как вы знаете, приготовления начаты уже давно. Большая Встреча надвигается. Мне известно, что Халл Беддикт присоединился к Бураку и Серен Педак на пути в землю хиротов. Далее. Я заключаю, что Бурак обременен множеством инструкций — не от меня, хочу особо заметить. Иными словами, эти инструкции не только не отражают интересы короля, но фактически противоречат желаниям Его Величества. — Он снова заморгал, медленно и размеренно. — Согласен, все это неустойчиво. И нежелательно. Вот моя забота. Халл может… неправильно понять…

— Подумав, что Бурак Преграда действует от имени Короля.

— Точно так.

— И тогда захочет помешать торговцу.

Нифанас вздохнул, оглашаясь.

— Что, — продолжал Брюс, — не обязательно будет плохо.

— Этот точно. Не обязательно будет плохо.

— Если только вы не намерены, в качестве официального главы нашей делегации, помешать планам купца своим способом. Изменить направление действий Бурака в стране Эдур.

Лицо Первого Евнуха выразило намек на улыбку.

Не более того. Но Брюс понял. Он поглядел в окно за спиной Нифадаса. Смутные облака проплывали за волнистым, нечистым стеклом. — Это не конек Халла.

— Ну, тут мы согласны. Скажите, финед, что вы знаете об аквиторе, этой Серен Педак?

— Только репутацию. Также слышал, что у нее есть резиденция в столице. Хотя ни разу не слышал, чтобы она приезжала.

— Редко. Последний раз шесть лет назад.

— Ее имя не запятнано.

— Точно. Стоит подивиться… ведь она же не слепая. Думаю, и не глупая.

— Полагаю, Первый Евнух, что это не свойственно аквиторам.

— Правильно. Ну, благодарю, что уделили мне время. Скажите, — добавил он, медленно поднимаясь и всем видом показывая, что аудиенция окончена, — вы освоились с ролью Королевского Поборника?

— Гм… достаточно хорошо, Первый Евнух.

— Это бремя легче переносить молодым, как вы?

— Не легче. Но я не жалуюсь.

— Не очень удобно, но терпимо.

— Весьма правильное определение.

— Вы достойный человек, Брюс. Как один из королевских советников, я доволен выбором.

«И чувствуешь, что нужно напомнить. К чему бы?» — Я весьма польщен выбором Короля, и вашим тоже, Первый Евнух.

— Больше вас не задерживаю, финед.

Брюс кивнул, развернулся кругом и вышел из кабинета.

Часть его души печалилась по старым временам, когда он был простым офицером в Гвардии. Нес мало политических забот, а король присутствовал в отдалении, пока Брюс и его сослуживцы стояли вдоль стен на торжественных приемах и пирах. Опять — таки, понял он, едва выйдя от Первого Евнуха, тот вызывал его по причине кровного родства, не как королевского Поборника.

Халл Беддикт. Словно беспокойный призрак, чье присутствие отравляет ему жизнь, куда бы ни пошел он и что бы ни делал. Брюс помнил старшего брата в форме Блюстителя, с Королевской Тростью за поясом. Последнее впечатление юного, чувствительного подростка, каким он был много лет назад. Этот миг остался с ним — блуждал ли он в воспоминаниях или задумывался о прошлом — словно замерзшая во льду картина. Картина. Братья — мужчина и ребенок — потрескавшиеся краски под слоем пыли. Он мог словно со стороны видеть восторженные, широко распахнутые очи подростка, мог проследить его взор и ощутить свои нынешние сомнения и подозрения к этому солдату в чистом мундире.

Невинность. Лезвие славы, слепяще-яркое с обеих сторон.

Он сказал Нифадасу, что не понимает Халла. Но он понимал. Очень хорошо.

Он понимал Теола, хотя и не так четко. Награда за безмерное богатство оказалась холодной; только жадное желание палит огнем. Такова истина мира летерийцев, хрупкий излом в сердцевине золотого меча. Теол насадил себя на золотое лезвие и был рад истечь кровью, медленно и с веселой уверенностью. Какого бы последнего дара не ждал он от смерти, это было напрасно: никто не поглядит на него, когда придет тот день. Никто не осмелится. «Вот почему, думаю я, он и смеется».

Его братья взошли на свои вершины, уж давно — и слишком легко, как оказалось — и ныне скользили вниз, к забвению и смерти. Каждый своей дорогой. «А я? Меня назвали Королевским Поборником. Что означает — лучшим фехтовальщиком королевства. Думаю, сейчас я стою на верхнем своем пределе». Дальше думать не хотелось.

Он свернул направо, в другой коридор. В десятка шагов впереди открытая дверь испускала сноп света. Когда он поравнялся с дверью, голос воззвал: — Финед! Быстрее сюда.

Брюс незаметно усмехнулся и вошел в дверь. Комната с низким потолком полнилась ароматами благовоний. Бесчисленные источники света спорили за право ярче озарить стол, загроможденный аппаратами, склянками и свитками.

— Цеда?

— Вверх. Подойди, посмотри, что я сделал.

Брюс обошел книжный шкаф, стоящий боком к стене, и обнаружил за ним Королевского Волшебника. Он сидел на стуле, наклонный стол с ровной нижней полкой рядом с ним был заставлен дисками из полированного стекла.

— Твоя походка изменилась, финед, — сказал Куру Кан, — едва ты стал Поборником.

— Я и не заметил, Цеда.

Куру Кан дернулся на стуле и поднес к лицу странный предмет. Две стеклянные линзы, связанные между собой проволокой. Увеличивающий эффект линз подчеркивал его резкие черты. Куру Кан приблизил устройство к глазам, подкрутил проволоку и замигал казавшимися огромными глазами на Брюса.

— Таким я тебя и представлял. Превосходно. Муть уменьшала твою импозантность. Восходит ясность, занимая первое место среди прочих значимых вещей. Теперь важнее, что я вижу, а не что слышу. Перспективы меняются. Мир меняется. Важно, финед, очень важно.

— Эти линзы подарили вам зрение? Чудо, о Цеда!

— Ключ был в отыскании решения, противоположного магии. Наблюдение за Пустым Оплотом украло мое зрение. Я не мог совершать изменения, используя прежние пути. Теперь это не так важно. Молюсь, чтобы никогда и не стало.

Цеда Куру Кан вечно вел сразу несколько разговоров. По крайней мере, так он объяснял. Многих это раздражало. А вот Брюс был очарован.

— Вы мне первому показываете свое открытие, Цеда?

— Ты лучше других сможешь оценить его значение. Мечник, танцующий с местом, расстоянием и рассчитывающий время, и все одинаково важно. Нужно кое-что исправить. — Он стащил устройство с носа, склонился над ним, взяв в руки миниатюрные инструменты. — Ты был в приемной Первого Евнуха. Не очень приятный разговор. Но сейчас это неважно.

— Меня вызывают в тронный зал, Цеда.

— Верно. Но не очень срочно. Преда представит тебя, и времени это займет… немного. Первый Евнух спрашивал о брате?

Брюс вздохнул.

— Я так и догадался, — сказал Куру Кан, вскидывая глаза и широко улыбаясь. — Примесь беспокойства в запахе пота. Нифадас очень, очень озабочен. — Он снова приблизил линзы к глазам. Сфокусировал взгляд на финеде — непривычно, раньше такого не случалось. — К чему шпионы, если истина достигается кончиком носа?

— Я надеюсь, Цеда, что с этим изобретением вы не потеряете свой талант.

— А, вижу! Действительно фехтовальщик. Тебе понятна важность всякого чувства! Какой ощутимый восторг — сюда, позволь тебе показать. — Он соскользнул со стула и подошел к столу. Налил чистой жидкости в прозрачный сосуд. Прищурился, отмеряя уровень, и кивнул: — Ощутимо и измеримо, как я и подозревал. — Он снял сосуд со штатива и выпил содержимое. Облизал губы. — Так тебя беспокоят оба брата.

— Я не защищен от сомнений.