Когда он входил в главные врата и шагал к Великому Залу, дворец полнился гулом. Сердце тяжело застучало в груди. Брюс подошел к ближайшему стражу. — Капрал, что случилось?

Солдат отдал честь. — Не уверен, финед. Кажется, новости из Трейта. Эдур уничтожили каких-то наших моряков. Ужаснейшая магия.

— Король?

— Созывает совет через два звона.

— Благодарю, капрал.

Брюс вошел во дворец. Среди бегающих по главному коридору вестовых и слуг заметил Канцлера Трайбана Гнола, что-то оживленным шепотом обсуждающего с группой своих прихвостней. Черные глаза придворного чина сверкнули на проходящего мимо Брюса, но губы продолжали двигаться. За его спиной финед увидел Консорта Турадала Бризеда: он лениво привалился к стене, на мягких, женственных губах играла притворная улыбочка.

Брюс всегда находил этого человека странно раздражающим, и это не имело ничего общего с его функцией любовника королевы Джанали. Он молча присутствовал на самых важных и тайных совещаниях, изображая равнодушие, но всегда внимательно слушая. Всем известно, что он делит постель не только с королевой, хотя знает ли об этом Джаналь — вечная тема пересудов при дворе. Ходили слухи, что среди его любовников и Канцлер Гнол.

Грязное гнездо, один лучше другого.

Дверь в покои Первого Евнуха была закрыта и охранялась двумя лучшими рулитами, стражами — евнухами Нифадаса, людьми высокого роста, не имевшими привычного для кастратов избытка жира. Темная краска удлиняла углы их глаз, красная помада обводила контуры губ, придавая лицам гримасу вечного недовольства. Их оружием были связки крючковатых ножей, висящих на поясах; если они носили доспехи, их отлично скрывали малиновые шелка рубашек и панталон. Ноги были босы.

Оба кивнули и расступились, пропуская Брюса к двери.

Он потянул за косичку звонка и расслышал слабый звук из внутренних комнат.

Дверь открылась.

Нифадас был один. Он стоял спиной к гостю у стола, заваленного свитками и картами. Казалось, он созерцает стену. — Королевский Поборник. Я ожидал вас.

— Это казалось самым важным, Первый Евнух.

— Правильно. — Мгновение помолчав, Нифадас продолжил: — Есть верования, составляющие официальную религию нации, но эти верования и эта религия на самом деле лишь тонкая позолота на очень старых костях. Ни одна нация не живет одна и независимо от других, да это и к лучшему. Очень опасно провозглашать чистоту, крови ли, происхождения ли. Немногие признают, что Летер обогащается от присутствия поглощаемых им меньшинств, и важно, чтобы переваривание это никогда не завершилось.

Но я должен признаться вам, финед, в некотором невежестве. Дворец изолирует нас, пойманных в его покоях, и наши корни плохо питаются. Я хочу знать о тайных верованиях народа.

Брюс немного подумал. — Вы можете уточнить, Первый Евнух?

Нифадас все еще стоял к нему спиной. — Моря, Брюс. Обитатели глубин. Демоны, старые боги. Тисте Эдур зовут темные воды королевством Галайн, оно принадлежит их живущим во Тьме родичам. Я слышал, Тартеналы видят в море единого зверя со множеством рук — включая те, что простираются в глубь суши, реки и ручьи. Нереки страшатся моря как загробного мира, места вечного утопления, участи предателей и убийц. А летерийцы?

Брюс дернул плечом: — Куру Кан знает больше меня, Первый Евнух. Моряки боятся, но не поклоняются. Они приносят жертвы, надеясь остаться незамеченными. В море смельчак страдает, выживает лишь робкий, хотя говорят — излишняя робость делает глубинный голод раздражительным и злым. Течения и приливы являют рисунок, которому должно следовать. Все это в какой-то мере объясняет предрассудки и ритуалы странствующих по морям.

— Глубинный голод… У него нет места в Оплотах?

— Нет, насколько я знаю.

Нифадас наконец-то повернулся, смотря на Брюса полузакрытыми глазами. — Это не кажется вам странным, финед Беддикт? Летер создан колонистами из Первой Империи. Эту Первую Империю затем уничтожили, обратили рай в сожженную пустыню. Однако именно та Империя впервые отыскала Оплоты. Да, Пустой Оплот явился позднее, по крайней мере в открытой нам форме. Итак, следует ли нам счесть, что самые древние верования выжили и перенеслись сюда в те давние тысячелетия? Или же каждая земля — и прилегающее море — порождают свой собственный набор верований? Если так, это сильный аргумент в пользу существования физически реальных, неоспоримых богов.

— Но даже если так, — ответил Брюс, — нет доказательств, что эти боги заинтересованы мирскими делами. Не думаю, что моряки видят в описанном мной голоде бога. Скорее демона.

— Ответить на то, на что ответить невозможно, вот всеобщая нужда, — вздохнул Нифадас. — Финед, все свободные промысловики убиты. Три их судна пережили путь к Трейту, доведенные до самих причалов командами духов. Но их несло не простое море. Демон, как раз такой, о каких судачат моряки… да, и еще нечто большее, как считает Цеда. Вы знакомы с суевериями фараэдов? У них есть устная традиция и если прилагаемый к ней список передачи не просто поэтический вымысел — это воистину древняя традиция. Мифы фараэдов сосредоточены вокруг Старших Богов. Каждый наделен именем и свойствами — целый пантеон весьма неприятных персон. Во всяком случае среди них есть Старший Повелитель морей, Обитающий Внизу. Его зовут Маэл. Более того, фараэды особо выделяют Маэла в самых старых сказаниях. Финед, он однажды прошел по нашей земле в физическом воплощении, и последовал конец Эпохи.

— Эпохи? Какой именно?

— Думаю, времени до фараэдов. Там есть… противоречия и темные места.

— Цеда Куру Кан считает, что принесший корабли демон и есть Маэл?

— Если так, этот Маэл сильно деградировал. Почти неразумный, вздувшийся водоворот неуправляемых эмоций. Хотя сильный.

— Но ведь Тисте Эдур сковали его?

Тонкие брови Нифадаса взлетели: — Расчистите просеку через лес, и все звери побегут по ней. Нечто вроде этого.

— Ханнан Мосаг старался произвести впечатление.

— Да, финед, и ему удалось. Интересно, это утверждение силы или фальшивая бравада?

Брюс покачал головой. Он не знал ответа.

Нифадас вновь отвернулся. — Король придает этому важное значение. Цеда уже готовит… меры. Тем не менее, вы заслужили право выслушивать просьбы, а не приказы.

— И о чем меня просят, Первый Евнух?

Легкое движение плечами. — Пробудить Старшего Бога.

— В этом составе сильное бурление. Важно? Не думаю. — Цеда Куру Кан насадил связанные проволокой линзы на нос и уставился на Брюса. — Это странствие ума, Королевский Поборник, но ты рискуешь по настоящему проследовать в загробный мир. Если сражен разум, возврата нет. Увы, крайняя необходимость. Нужно исполнить волю короля.

— Я не воображаю, что там нет опасностей, Цеда. Скажите, пригодятся ли воинские умения?

— Непонятно. Но ты молод, умен и стоек. — Волшебник повернулся и осмотрел рабочий стол. — Великое бурление. Увы, остается только одно. — Он взял кубок рукой. Помедлил, подозрительно рассмотрел на свет, осторожно попробовал. — Ах, как я и думал. Все бурление связано со свернувшимся молоком. Брюс Беддикт, ты готов?

Поборник пожал плечами. Куру Кан кивнул: — Ты должен это выпить.

— Свернувшееся молоко мне не повредит, — сказал Брюс, принимая кубок. Быстро выпил и поставил серебро на стол. — Долго?

— Что долго?

— Когда наступит эффект.

— От питья? Идем со мной. Для странствия нежна Цедансия.

Брюс пошел за старым магом. У двери оглянулся на кубок: пахнущая лимоном и кислым молоком микстура, кажется, зловеще бурлила в животе. — Я так понимаю, в питье особого смысла не было.

— Новый напиток. Один из моих экспериментов. Я надеялся, что тебе понравится… но судя по бледному лбу, произошло обратное.

— Боюсь, вы правы.

— Ах, ладно, если питье окажется враждебным, ты от него избавишься.

— Какое утешительное знание, Цеда.

Остаток путешествия в глубины дворца оказался милосердно бедным на события. Цеда ввел Брюса в просторную комнату, где ждали плитки Оплотов. — Мы попытаемся использовать плитку Фулькра. Дольмен.