— Звучит солидно.

Шерк Элалле пожала плечами, отчего раздался хлюпающий звук, то ли от одежды, то ли откуда — то изнутри тела.

Снова показался Багг. Он поднимался, держась одной рукой — в другой был поднос, сделанный из крышки ящика. На нем стояли две глиняные чашки. Их содержимое испускало пар. Слуга медленно взошел на крышу, увидел их двоих и вздрогнул от испуга. — Извините. Шерк Элалле, привет тебе. Хочешь чашку чая?

— Не глупи.

— Ах, да. Я не подумал. Прошу прощения. — Багг подошел с подносом. Теол выбрал чашку и осторожно понюхал. И нахмурился на слугу.

Тот пожал плечами: — У нас не осталось трав, хозяин. Пришлось импровизировать.

— Из чего? Мокрой овчины?

Брови Багга взлетели: — Почти что. У меня были очески.

— Серые или желтые?

— Серые.

— Ну, тогда ладно. — Он глотнул. — Мягко.

— Да, наверное.

— Мы травим себя?

— Чуть — чуть, хозяин.

— Бывают дни, — сказала Шерк, — когда я жалею, что мертва. Но не сегодня.

Мужчины задумчиво созерцали ее, попивая чаек.

— В идеале, — продолжала женщина, — мне следовало бы откашляться, чтобы скрыть неловкость. Но в теперешнем состоянии я всегда чувствую себя неловко. К тому же, кашель повлечет неприятные последствия.

— А, ведь Селаш изобрела насосик, — ответил Теол. — Операция… гмм, будет не деликатная. Но вскоре ты станешь источать ароматы роз.

— И как она это устроит?

— Думаю, при помощи роз.

Шерк вздернула тонкую бровь: — Меня набьют сушеными розами?

— Ну, не всю же.

— Практический вопрос, Теол Беддикт. Как я смогу красться, если скриплю при каждом шаге?

— Отличный вопрос. Советую задать его Селаш.

— Кажется, вопросов будет море. Можно продолжить о доме возможной жертвы? Надеюсь, твой лакей достоин доверия.

— Совершенно, — ответил Теол. — Продолжай.

— Финед Герун Эберикт, как ожидается, будет на Особых Топляках до конца, а потом примет участие в приеме у Турадала Бризеда…

— Первого Консорта?

— Да. Я однажды обокрала его.

— Неужели? И как это удалось?

— Его девственность. Мы были очень молоды — ну, он был. Задолго до того, как он станцевал во дворце и вызвал интерес Королевы.

— Это интересная деталь. Он был твоей настоящей любовью, прости за личный вопрос?

— Настоящая любовь Турадала — он сам. Как я сказала, он был юн, я постарше. Теперь он старше меня, что за глупость. Хотя смешно. В любом случае, у него и тогда не было недостатка в женщинах и мужчинах. Воображаю, он думал, что сам завоевал меня. Может, и сейчас думает. Мера совершенства кражи — когда жертва не догадывается, что и как у него украли.

— Я думаю, — вставил Багг, — что Турадал Бризед не сожалел о своей сдаче.

— Наверное. — Она помолчала. — В мире нет ничего, чего нельзя украсть.

— И, с этой мыслью, кружащейся в животах как овечий жир, — сказал, поставив кружку. Теол, — мы с тобой пойдем гулять.

— Как далеко до Селаш?

— Мы растянем удовольствие. Спасибо, дорогой Багг, за необычайное и уникальное взбадривание. Ты тут уберешься?

— Если будет время.

Шерк колебалась. — Мне слезть по стене и следовать за тобой незаметно?

— Если хочешь, — нахмурился Теол. — Можно просто натянуть капюшон, и будешь неузнанной.

— Ладно. Встретимся на улице, чтобы я не вышла из дома, в который не входила.

— Там все еще шпионят?

— Кажется, нет, но нужно поосторожничать.

— Хорошо. Скоро увидимся.

Теол слез с крыши. Единственная комната провоняла сырой шерстью, жар от очага стоял невыносимый. Он поспешил наружу, повернул направо, а не налево, как обычно, и подошел к заброшенным конюшням, сейчас забитым мусором и обрезками досок. Двери были забиты или заложены кирпичом. Шерк Элалле появилась из темноты, натянув на голову капюшон. — Расскажи об этой Селаш.

Они пошли не спеша, друг за другом пробираясь по узкой улочке. — Давняя приятельница Багга. Бальзамировщики и прочие «служители» мертвых, кажется, все между собой в родстве. Они обмениваются технологиями и частями тел. Похоже, это целое искусство. Можно развернуть историю тела, словно свиток, исследуя ряд деталей.

— Что за смысл собирать список пороков, когда их носитель уже помер?

— Болезненное пристрастие. Или страстная болезнь.

— Ты пытаешься шутить?

— Что ты, Шерк Элалле. Я принял твои предостережения близко к сердцу.

— Теол Беддикт, ты для меня очень опасен. Но меня к тебе тянет, словно к белому нектару интеллекта. Я жажду этого сражения, борьбы с опасностью рассмеяться.

— Ну, если Селаш преуспеет в своих замыслах, риск смеха исчезнет. Сможешь хохотать без страха.

— И жива была, никогда не ХОХОТАЛА. Не жди этого и от мертвой. Но твои намеки… пугают. Избавление от борьбы — исчезновение искры. Меня охватывает уныние.

— Это риск достижения любой мечты, — ответил Теол, кивнув на Траншейный канал. Они свернули на его вонючую набережную. — Я преувеличиваю, Шерк. Но таковы горькие следствия успеха.

— Скажи, что ты знаешь о старой башне на запретной земле у дворца?

— Немного, разве что там проживает твоя немертвая подруга. Девочка.

— Да, она там. Я назвала ее Чашка.

— Мы перейдем здесь. — Теол показал на пешеходный мостик. — Она что-то значит для тебя?

— Трудно ответить. Может быть. Возможно, она будет что-то значить для всех нас, Теол Беддикт.

— Ага. И я могу чем — то помочь?

— Твое предложение удивляет.

— Стараюсь всегда удивлять, Шерк Элалле.

— Я пыталась установить ее… историю. Думаю, это важно. Кажется, старая башня населена духами, и это связано с Чашкой. Она испытывает отчаянную нужду.

— В чем?

— В человеческой плоти.

— Ух ты!

— Ведь именно поэтому Герун потерял шпиона, следившего за тобой.

Теол остановился. — Извини?

— Чашка его убила.

Вверх, к свету, уходили уступы черной каменной стены. Течения с неослабевающей яростью проносились по рифленой поверхности, и все твари, умевшие прикрепляться и находить на ней пропитание, были приземистыми, упрямыми и покрытыми жесткими панцирями. От основания утесов расходились выскобленные до скального основания равнины. Громадные острова мусора, поломанного и спрессованного невообразимым давлением, ползли по равнине — словно левиафаны мигрировали в потоках черной воды.

Брюс стоял на равнине, смотря на ползущую мимо массу. Он понимал, что стал свидетелем картин, недоступных прежде ни одному смертному. Здесь обыкновенные глаза узрели бы только тьму, здесь давление давно расплющило бы смертную плоть, спустившуюся с поверхности моря в его тайную глубь. Он был в одежде, в доспехах, рука сжимала меч. Холодные воды, быстрые течения ощущались смутно, не мешая сохранять равновесие, не сбивая с ног. Ледяная стужа не крала тепло из ног и рук.

Финед перевел дыхание — вдохнул сырой, холодный воздух. Понял, что это все тот же воздух подземной комнаты, Цедансии.

Понимание успокоило сердце, уменьшило тревогу. «В этом месте живет бог». Оно казалось вполне соответствующим. Первобытное, полное крайностей царство дикого насилия и столкновения безмерных сил стихии.

Еще одна масса детрита проплыла мимо него; Брюс увидел среди бледных, скелетированных сучьев и чего-то, казавшегося бухтами троса, расплющенные куски металла. С краев этих пластин поднимались тонкие белые щупальца. «Клянусь Странником, это же латы, а щупальца…»

Куча мусора проползла мимо. За ней Брюс увидел… нечто. Неподвижное, прямоугольное, торчащее из дна.

Он пошел к нему.

Дольмен.

Непостижимое открытие. Казалось невозможным, что лежащая перед ним равнина когда-то знала солнце, свежий воздух и сухой ветер.

Затем он увидел, что торчащая башня сделана из того же материала, что и вся плоская равнина, что она является ее выростом. Подойдя поближе, различил на поверхности резные глифы, хорошо сохранившиеся письмена.

Шесть дольменов, стоящие в ряд, уходящие линией от края обрыва. Он остановился у ближайшего.