Через полминуты Знобин выдыхает, а сержант усмехается. Не зря они накануне тут коров выгуливали. Попросили ближайший колхоз пригнать попастись десяток коров. Приходилось смотреть, чтобы они в «гнёзда» не провалились, зато наследили они знатно. Вот немецкие сапёры только начали луг обследовать, как самый сообразительный из них, смеясь, показывает что-то сослуживцам, тычет пальцем в землю. Наверняка следы обнаружил и коровьи лепёшки. Свежие, что прямо указывает на то, что мин нет. По крайней мере, противопехотных. Следы от машины, огибающие луг и пригорок с рощей, тоже есть. Командир батареи озаботился. Чуть ли не с хлебом-солью фрицам встречу организовали. Если бы на лугу крупными буквами выложили бы «Добро пожаловать!», лучше не было бы.

Немцы, однако, не расслабились. Совсем уж. Пара отделений, рассыпается в цепь и продвигается уже не к роще, а к её жалким остаткам. Она и так-то не особо густая была, а после обстрела только на дрова пригодная. Несколько танков повернули башни в ту же сторону.

— Пулемётчик, — негромко окликает сержант и больше ничего не говорит. Всё и так ясно.

— Митька, подкалиберный, — командует Знобин.

— Осколочный, — поправляет сержант и с лёгким разочарованием, — снова потерял маршальский жезл? — объясняет:

— Про пушки на том берегу забыл?

— У, бл… — бурчит наводчик. Клацает приёмный лоток, принимая обойму снарядов.

Проходит минута, другая. Немцы всё ближе, уже можно разобрать, как они переговариваются между собой.

— Берёшь на себя правую. Та, что слева, в секторе первого расчёта, — шёпотом даёт последние инструкции сержант. — Потом подкалиберными по танкам. Тимофей, на тебе пехота…

Знобин медленно, очень медленно доворачивает зенитку в сторону немецкой пушки, спрятанной в кустах. Буквально на несколько сантиметров перемещается хобот зенитки. Водитель и прицельный берутся за автоматы, сержант за винтовку. При стрельбе прямой наводкой по наземным целям работы для них нет.

Как ни напряжённо ждёшь начала боя, всё равно от первого выстрела вздрагиваешь. Как шилом в задницу, — думает про себя Знобин. Всё правильно сделал первый расчёт — ударил по пушке почти напротив себя, затем хлестнул длинной очередью по скоплению техники. Начинают дымиться несколько машин и бронетранспортёров, танки одновременно, как стая птиц, поворачивают клювы стволов в сторону неожиданной угрозы. Но не все. Со стороны первого расчёта танковые клювики поникли. Видимые повреждения только на одном, танку досталось три снаряда. Дырки в башнях остальных на таком расстоянии не видны…

— Давай, — негромко командует сержант и Знобин давит педаль. Больше ждать нельзя. Немецкий расчёт должен уже заканчивать прицеливание в сторону зловредной огневой точки.

— Ду-ду-ду-ду-тум! — послушно отзывается пушка и в месте расположения немецкой пушки расцветает гроздь разрывов.

Начинает стучать пулемёт Дегрятёва. Немецкая цепь, начавшая загибать фланг, чтобы атаковать первую зенитку, шарахается в сторону. Двое далеко не уходят, слишком близко подошли, теперь пришлось прилечь. Не по своей воле.

Знобин всаживает в танки обойму за обоймой. Первый расчёт немцам тоже подавить не удалось, и он переходит на осколочные, выкашивая пехоту близь своих соседей.

— Ковалёв! — кричит сержант. — Задний ход! Всем приготовится к движению! Тимофей, остаёшься на месте прикроешь нас!

Рискованное решение, — думает Знобин, — но деваться некуда. Несколько бронемашин и танков осталось целыми, выходить под губительный огонь с двух сторон не спешат. Их можно достать, но надо сменить позицию.

Рокот завёдшегося мотора совпал с новой пулемётной очередью Тимофея. Сержант подстраховывал его огнём из СВТ-шки, придерживая особо шустрых. Ландшафт для пехотной атаки не самый удобный, удобных буераков на лугах не бывает. Не сильно густая трава даже до колен не доходит.

Знобин испытывает ещё один неприятный момент, когда ЗСУ выползает из «гнезда», с натугой урча мотором. Ствол пушки смотрит в землю, и поднимать его бессмысленно. Пару секунд Знобин чувствует себя, как приговорённый у расстрельной стены.

Но вот он снова видит перед собой противника и может выбирать цели. По бортовой броне, отзываясь на автоматный стрекот, будто сухим горохом сыпануло.

— Осколочный! — кричит Знобин заряжающему. Лёгкому танку он и осколочным броню пробьёт, а тут своих поддержать надо. На помощь к атакующим уже перебегает подкрепление.

Никто обойму в лоток не ставит.

— Заснул, что ли?! — Знобин толкает в плечо заряжающего, и тот вдруг валится на платформу безвольной куклой, роняя из дырки в голове тяжёлые тёмные капли. — Блять!

— Всё сам, всё сам… — сварливо бормочет наводчик, заряжая пушку и кладя на колени ещё пару обойм. На несколько секунд стрельбы. Знобин уже не так нервничает, как первый раз, когда рядом кого-то убивают.

ЗСУ уже отъехала метров на сорок, Знобин замечает Т-3, осторожно выглядывающий из-за неподвижного «чеха». Зря он осколочными зарядил, да ладно, и так сойдёт. Лоб корпуса и башни Т-3 украшается дымными вспышками. Спустя секунду танк медленно отъезжает назад.

— Останови! — командует Знобин Ковалёву и велит ему подменить заряжающего. Водитель реагирует настолько быстро, что у Знобина мурашки по спине бегут. Чересчур непривычно видеть таким неестественно проворным их вечно будто полусонного водителя. Знобин не успевал за ним, поливая огнём всё пространство перед «гнездом» и вокруг него.

— Привет вам, фашисты, — цедит сквозь зубы Знобин, вспоминая ужас, пережитый ими совсем недавно, — горячий и осколочный…

Обстрел из автоматической зенитной пушки тоже надо отнести к адовым испытаниям. И, пожалуй, на ступеньку выше, чем обычный артобстрел из среднего калибра по укреплённым позициям. Психика Знобина могла бы и пошатнуться, если бы немцы продолжали переть вперёд. Могла появиться неуверенность, как воевать с такими, которые не боятся вообще ничего? Но нет. Вражеские солдаты наступательных поползновений не предпринимают, потихоньку отползают. Те, кто в состоянии.

В один краткий момент Ковалёву не надо метаться молнией. К ним бегут сержант с пулемётчиком, видимо, раненым. Одна рука на шее командира. Знобин переходит на стрельбу одиночными. Только чтобы прикрыть своих. Паше Ковалёву в бою иногда и команды не нужны, вставив очередную обойму, он выскакивает наружу с автоматом. И до тех пор пока ЗСУ не заезжает в рощу, передвигается рядом перебежками, прижимая остатки немецкой пехоты к земле.

Знобин уже выцеливает уцелевший немецкий танк. У него появляется идея, как до него добраться. Даже отсюда он может только задеть верхушку башни. Но вот если…

— Дай-ка мне подкалиберные, Паша… — Знобин тщательно целится и выпускает две очереди, десять снарядов в одну точку, башню «чеха».

И всё-таки пробивает её насквозь, достаёт последний немецкий танк. Куда он денется, когда башня «чеха» напоминает крупное и страшненькое решето. Вкупе с предыдущим подарком танк можно списывать со счёта.

— Всё! Хватит! — командует сержант. — Уходим отсюда. Дальше без нас разберутся.

Теперь работать только Паше, — думает Знобин, устало опуская руки и убирая ногу с педали. И ещё немного сержанту, который забинтовывает руку пулемётчика.

Все молчат, когда ЗСУ-шки уже относительно спокойно отъезжают от разгромленной рощи и разгромленных немцев. Над головами очумеших от боя зенитчиков вдруг раздаётся до ужаса неприятный вой.

— Пиздец, — равнодушно роняет сержант, — полковые миномёты заработали…

8 августа, пятница, время 07:40.

КНП 13-ой армии,

Ашмянская возвышенность, близ границы Литвы и Белоруссии. Пока ещё на литовской стороне.

Генерал Никитин.

Передовая линия фронта не менее чем в двух километрах. Генералы и старшие командиры наблюдают за происходящим.

Происходящее никого не радует. Страшненькое зрелище напоминает сильнейший ливень с резким ветром. Бывают такие ливни, когда кажется будто сильный ветер дует сверху вниз, придавая струям воды убойную силу. Гигант циклопических размеров мог бы такое сделать с водяным шлангом с хорошим давлением. Струи не падают на землю, а бьют по ней, взмётывая вверх пыль, брызги, водяную взвесь.