— Не учи учёных, — лениво заканчивает разговор сержант. Мы подъезжаем. Начинаются хлопоты с уводом Тимофея, который машет нам на прощание здоровой рукой. И грустные, надо хоронить заряжающего.

15 августа, пятница, время 10:45.

Минск, штаб Западного фронта.

Генерал Павлов

— Таким образом, мы отбили попытку прорыва Гудериана в этом месте, — Анисимов показывает место на карте (примерно 5 км к западу от оз. Свирь), — но как выяснилось в дальнейшем, это было либо вспомогательным, либо отвлекающим манёвром. А той же ночью в пяти километрах западнее немецкие диверсанты сумели бесшумно уничтожить передовые посты одной из рот 108-ой дивизии…

— Методички для Устава караульной службы обновили этим случаем? — спрашиваю вроде Анисимова, а смотрю на Климовских. Начштаба кивает.

— К сожалению, также почти полностью погибла захваченная врасплох рота. Этой же ночью на наш берег переправились полсотни танков и до полка пехоты. Третий полк дивизии был вынужден отойти на шесть километров за два дня…

Три километра в день это не быстроходство, это я Анисимову запросто прощу. Тем более его не до конца укомплектованная армия сильно растянута. Более могучий Никитин держит в два раза менее протяжённый фронт. Правда и плотность войск противника у него намного выше. Прёт на него фон Бок тяжёлым катком.

Скоро два часа будет, как выслушиваю доклады своих генералов о событиях за время моего отсутствия. Здесь нет Болдина Ивана Васильевича, и когда с ним встречусь, не знаю.

Докладывает Никитин.

— Мы не сразу догадались, что надо делать, Дмытрий Григорыч…

8 августа, пятница, время 09:15.

КНП 13-ой армии,

Ашмянская возвышенность, близ границы Литвы и Белоруссии. Пока ещё на литовской стороне.

Батальон всё-таки отвели. Уцелело не больше сорока процентов. И пришлось посылать курьера с приказом об отходе. Смежные части тоже предупредили, но уже по телефону. Связи с попавшим под удар батальоном не было. Никакой. Одно это вызывало мысли нехорошие, что и оправдались. Комбат погиб и тем же снарядом разбита радиостанция.

— Зараз поглядимо, шо они будут робить…

Когда немцы идут в атаку, мы делаем то же самое по тому же месту. Устраиваем хоть и пожиже, стволов у нас раза в два меньше, но такую же завесу. Сначала по ним и сопровождая до самых позиций.

Беспокоящий огонь вели по немчуре даже ночью. Тем днём они уже атак не устраивали.

Утром в штаб армии прибывает Болдин.

9 августа, суббота, время 10:20.

Штаб 13-ой армии, за 10 км от линии фронта.

Генерал Никитин

— Какая примерно была полоса поражения? — Иван Васильевич меня не ругает, не костерит, душа-человек.

— Не более ста метров.

— То есть, линия окопов туда-сюда полсотни метров? — уточняет ио комфронта.

Шоб у них чирьи на жопе выросли! Не удерживаюсь от хотя бы мысленных ругательств и вспоминаю Павлова, который заставляет учиться у немцев. За десять километров их артиллеристы кладут снаряды с убийственной точностью. Потому и морщусь, когда приходится признавать мастерство артиллерийской немчуры.

— Делайте так, — Болдин даёт мне схему, которая заставляет меня уважать его ещё больше…

— Иван Васильич! Почему мы не догадались?! Це ж так просто!

У немчуры изрядный перевес сил. Раза в два, а то и больше. Болдин напомнил мне приказ Павлова. Передо мной не стоит задача стоять насмерть. Ещё чего! Дмитрий Григорич поставил задачу предельного обескровливания немчуры. Медленно отступать имею право. Но только медленно!

При таком раскладе мне надо беречь не территорию, а бойцов. Понимать надо. Вот Болдин и предлагает красивую тактику. Артиллерии у нас хватает, вместо роты держим на позициях взвод, который подпускает немцев поближе и расстреливает их. Танки можно бить с более дальних позиций. Да и пехотинцы им спуску не дадут. Гранат и бутылок с бензином у нас на всех хватит.

После того, как атака отбита, взвод быстро под прикрытием миномётного огня и постановкой дымовой завесы уходит. Немцы снова утюжат пустые окопы, опять идут в атаку под огнём всех доступных видов артиллерии. И пусть захватывают позиции, которые нами тоже пристреляны. И на следующую атаку их уже не хватит в этот день…

15 августа, пятница, время 11:30.

Минск, штаб Западного фронта.

Генерал Павлов

Внимательно выслушиваю своих генералов. Всё очень неплохо. Немцы давят? Да пусть! В самые для себя удачные дни фон Бок, — или кто там, Гот? — продвигается не больше, чем на километр. Такими темпами он до Минска будет добираться до морковкиного заговенья. До Минска ещё шестьдесят километров! Никакой попутный ветер не поможет.

С Севзапфронтом всё решил. Не знаю пока, насколько удачно, но решил. Обучение войск в условиях военного времени имеет свои преимущества. Во-первых, мотивация намного выше. Во-вторых, ни на какие полигоны отвлекаться не надо. Враг за рекой, значит, всё, что за рекой — полигон. Дали координаты артиллеристу, отследили с самолёта, — причём даже залетать за линию фронта не надо, — довели результат. Аналогично штурмовикам и бомбардировщикам. Дали безопасную цель, — ту же железку или колонну на дороге, — оценили результат. В-третьих, очень на Ватутина надеюсь. Особенно в деле организации надёжной радиосвязи и сети ВНОС, которая будет, как у нас, составной частью системы авиаразведки и оповещения. Совместно с РЛС «Редутами», когда их поставят на фронт.

С разведывательными диверсантами вопрос тоже обдумал. Сначала хотел снять целиком какую-нибудь роту, но передумал. Достаточно одного командира из лучших, нечего обижать своих, лишая их сильнейших бойцов. А командир и соберёт людей и обучит всех. Кстати, во время обучения и выберет себе самых-самых. Наверное, Никоненко пошлю. Чуть позже. Пока самому нужен, да он и бродит где-то по тылам.

Подозреваю, что Никоненко не любит возвращаться в свой полк. Оно, конечно, отдых и всё такое, но срабатывает известный солдатский принцип: поближе к кухне, подальше от начальства. А немецкая кухня, ему видать понравилась, гы-гы-гы…

Кстати, парню пора следующее звание присваивать. И орден какой-нибудь подобрать. Давно пора и есть за что.

15 августа, пятница, время 18:30.

Минск, квартира генерала Павлова.

Облепленный своими женщинами кое-как преодолеваю сразу ставшую тесной, хотя объективно просторную, прихожую. Сапоги пытается с меня снять Адочка, но куда ей. Так что сам, всё сам. Хотя и трудно, когда дочка висит на шее.

— Почему тебя так долго не было?! — одним этим воплем детской души можно выразить все эмоции, и её и Шуры.

— Все претензии, Адочка, Ставке Верховного Главнокомандования и Советскому правительству. В письменном виде.

Меня конвоируют на кухню кормить. Передо мной возникает широкая мелкая тарелка с горкой обжаренной картошки с двумя котлетами. Адочка сидит у меня на коленях. Немного неудобно, но отстёгиваться Ада отказывается, и у меня нет ни малейшего желания её сгонять.

— Дим, а правда, чего так долго-то? — Шура глядит на меня безотрывно, подперев щеку рукой.

— Страна в сложном положении, Шур. Северный фронт хотят на меня повесить…

— Опять переезжать? — вздыхает жена.

— Нет, — принимаюсь за котлету, Адочка тоже поклёвывает. — Хотя как сказать… эвакуироваться из Минска придётся. А не съездить ли тебе к родителям в Сибирь? Родители на внучку хоть посмотрят?

— Настолько всё плохо? — Шура грустнеет.

— Нет. Только Минск может оказаться под бомбёжками. Немец рвётся сюда, как голодный пёс к свежей косточке. Можем и не удержать…

Отвлекаюсь на ужин, немного молчим. Шура начинает разливать компот.

— Мне ягодок побольше, — требует Ада.

По Северному фронту потом жене расскажу. При дочке не буду. Не доросла пока до серьёзных разговоров.

С повышенным благодаря вкусному ужину настроением иду в гостиную. Ада тут же расставляет шашки, играть в свои любимые уголки. Шура со слабой улыбкой наблюдает за нами. Очень устал, поэтому проигрываю дочке без напряжения.