Подошедшему к ним лейтенанту командир представляется гауптманом Олафом Брауном, командиром разведроты из 167-й пехотной дивизии. Гоняется за диверсантами от самого Вильнюса. Коллега, ш-шайсе! Хитрая азиатская змея!

— Говорите, его зовут Олаф Браун? — на мой вопрос лейтенант кивает. Яволь! Того парня, практически уничтожившего тот гарнизончик, тоже так звали.

— Это русские диверсанты, — повторяю снова.

— Конечно. Я ж и говорю…

— И Олаф Браун их командир, — у лейтенанта от изумления отвисает челюсть. — Они обвели вас вокруг пальца, лейтенант. Так что снимайте свой пост и передислоцируйтесь дальше на север. Нам нужно их перехватить.

И просто так их не отловишь. И один я со своей ротой не справлюсь. Масштаб операции придётся расширять и первым делом закрыть для них лес. Если войдут туда, то растворятся бесследно.

22 августа, пятница, время 18:20.

У истока речки Нявежис, на противоположном берегу местечко Трошкунай.

Старший лейтенант Никоненко.

В лес нам войти не дали. Несколько минут не успели, к краю леса подошло несколько машин, броневиков и даже пара лёгких танков. Из машин спешно выпрыгивает пехота и всасывается в лес. Всё. И мимо не проедешь. Остановят и тщательно проверят. Дойчи взялись за нас всерьёз. Эх-ма! А я только собрался эшелон-другой под откос пустить. Собрался, да не добрался.

Мы уже на виду были, чуть меньше километра. Удачное расстояние, чтобы особо не торопясь, улизнуть. На развилке останавливаюсь, выхожу из машины, зову Диму, карту на капот, тычу пальцем туда, — в сторону дойчей, — потом в другую сторону.

Надо же для наблюдателей, которые наверняка на нас в бинокль любуются, кино показать. Обсудили направление и повернули. Уехали. А что они сделают? Предупредительный выстрел по курсу? Могут. Теоретически. А вот, всё, уже не могут: поворот, въезд на пологий холм, спуск, и мы вне поля зрения.

Не нравится мне всё это. Кажется, на нас открыли большую охоту. Хорошо Нефёдов успел в лес нырнуть. Если не дурак, отсидится и потихоньку выберется. Нам дали приказ выбираться на север, через Даугаву в расположение Севзапфронта. В районе села Айзкраукле.

— Командир, горючка скоро кончится, — докладывает Стёпа Махонин. Он у меня сегодня за водителя. Я и сам могу, но надо и подчинённых натаскивать.

— На сколько хватит?

— Километров на пять, не больше, — отвечает неуверенно, да и как тут будешь уверенным?

Хватает на два. Выливаем в бак остатки, литра полтора там плескалось. Во второй машине больше бензина осталось.

Выбираю рощу, где остановимся, и загоняем машины. Не простое это дело, на самом деле. Колёса оставят следы, по которым нас найдут без всяких следопытских навыков. Поэтому неширокй, метров пятнадцать-двадцать, промежуток травы оставляем нетронутым. На ширину колеса срезаются две полосы дёрна сантиметров на пятнадцать. Вместе с травой. Откладываем в сторону, загоняем машины в лес, слегка рыхлим утрамбованную колёсами почву и возвращаем дёрн на место. Если искать целенаправленно, то обнаружить опытным глазом можно. Первые сутки. Мы ещё водичкой аккуратно польём, чтобы травка не заскучала.

До большого леса ещё добраться надо, но вот таких небольших рощ и рощиц полно.

Из кустов выныривает Дима.

— Герр гауптман, — он не ехидничает, за линией фронта мы не часто общаемся по-русски, — тут овражек небольшой.

— Овраг это хорошо, овраги я люблю…

Овраги — наше всё. Если небольшой, то это почти готовое укрытие с маскировкой. Иногда мы перекрываем его жердями, ветками, подпираем снизу брёвнами и земляными насыпями-стенами, сверху грунт и дёрн. Пройдёшь и не почувствуешь, что под тобой что-то есть. Взрыв гранаты выдержит легко, лёгкую мину тоже. Снаряд или 81-мм мину, как повезёт. Есть под рукой брёвнышки, настил сдюжит. Нет, тогда отсеки-отнорки нужны, чтобы всех одним снарядом не накрыло.

У нас два ненужных грузовика, так что ставим их на дно, кузов засыпаем и утрамбовываем грунтом. Откинутые борта упираются в стенки оврага, на них тоже грунт с ветками. Получается чуть не метровый слой. Сверху дёрн и всё, нет оврага, и только тяжёлый гаубичный снаряд это укрытие пробьёт. В полный рост в траншее под машинами не встанешь, но пригнувшись, пройдёшь. Машины наискосок, прямая траншея это для водопровода, для защиты от снарядов не годится.

Естественно, грузовички раскулачили. Остатки бензина, аккумуляторы, мелкие запчасти, всё в дело пойдёт.

Ещё в сторонке вырыли временный схрон. С тщательно замаскированным лазом и только чтобы ползком пролезть. Как устраивать такие схроны, целая наука. Лучше всего, в каких-нибудь буреломах, но в этой Литве, как назло, леса чересчур ухоженные. Густые кусты, впрочем, найти можно. Самые главные проблемы: вентиляция и противодействие миноискателям. Против сапёров спасёт глубина и помехи, например, гильзы можно густо раскидать или какие-нибудь гвозди. Поэтому каски в схроны никогда не тащим, оружие и металлическую амуницию укладываем ещё глубже. Роется глубокая щель на дне, подальше от поверхности.

— Ни хрена себе, ты бомбоубежище вырыл, — стою рядом с веселого вида бойцом. Захаров почти всегда весёлый. Откопал щель почти в полный рост под деревом. Это правильно, ствол дополнительную защиту даёт.

— Мы — вятские, мужики хватские. Семеро одного не боимся… — дальше он не продолжает, дальше похвальба превращается в самопосрамление.

— А чем сверху закроешься?

— Так вот же! — Захаров пинает рюкзак с грунтом. Тоже правильно. Залез, мешок сверху и только прямое попадание туда-сюда полметра его похоронит. Метр и дальше только напугает.

Наблюдательные посты, три штуки, на деревьях повыше. Как их устраивать, тоже целая наука. Главное — возможность быстрого спуска, ну, и незаметность.

Мы всегда так делаем, если останавливаемся хотя бы на ночь. И сейчас у меня нехорошие предчувствия. Которые усиливает пролетевший чуть в стороне от нашего леса самолёт странной конструкции. Летающая рама какая-то. Только второй раз такой вижу.

Там же, время 21:20.

Предчувствия меня не обманули. Только что закончился доклад двух групп разведки. По обе стороны на той стороне реки, которая здесь в истоках, скорее, ручей, непрерывная цепь сторожевых постов.

— Что с другой стороны?

— Замечено движение грузовиков, — докладывает Дима. Он не только снайпер, как раз ему сподручнее наблюдение с деревьев вести, где он частенько устраивается. Снайперу удобно работать верхоглядом.

— В разрывах между деревьями, — уточняет он, — в самих перелесках накапливается пехота, я так думаю.

— Думаешь или что-то видел?

— Что-то видел, — вздыхает Дима, — где куст шевельнётся, где блеснёт что-то…

И ещё одно мне не понравилось. Чрезвычайно не понравилось. Вокруг постоянно летал самолёт, скорее всего, наблюдатель. Не только я его заметил. То есть, и сверху над нами присматривают.

Нас обкладывают. Напряжённо думаю минут десять, изучаю карту. Затем встаю, отгибаю нависшую еловую ветку, всех отпускаю. Меня радист ждёт, хотя и не знает об этом.

Там же.

23 августа, суббота, время 05:10.

Старший лейтенант Никоненко.

Лежим в ста метрах от лесополосы наискосок к нашей берлоге. Меня переполняет злое нетерпение и бешеный кураж. Люблю это ощущение, когда чувствуешь, что можешь всё и можно всё. Раны не замечаются. Все правила нахер! Ударить ножом в глаз — замечательно! Полоснуть по живому очередью и добить штыком или просто свернуть шею ударом каблука — здорово! Это враг и с ним можно делать ВСЁ! Вжимаюсь в землю, но в теле ощущение яростного полёта.

Злорадно наблюдаю за дымящейся полосой леса. Только что по ней ударили пешки, целая эскадрилья, теперь бомбят чуть дальше, а перед нами продолжают обработку пулемётами. Стволы у них серьёзные, отсюда вижу, как режутся пулями толстые ветки.

Неприятный вой летящих на землю бомб сейчас веселит несказанно. Что, гансы, не сладко? Не только у вас авиация есть.

Если нас блокировали со всех сторон, значит, знают, где мы. Так я вчера рассудил и составил радисту длиннейшую радиограмму.