Темный эльф не знал прежде, что человек может так играть. Не знал, что можно с помощью одной лишь мелодии выразить свои чувства. И сделать это так красиво, что просто дух захватывало даже у перворожденных. Недаром раздражительный и взыскательный Элиар лишь пораженно застыл на месте, всем существом внимая тому, что ему вдруг открылось.
А открылось сейчас многое. Это была и боль. И тяжесть потери. Горечь утраты, что ложится на плечи невидимым грузом. Глухое отчаяние, от которого ноет сердце и могильным камнем сдавливает на грудь. Грызущая тоска, заставляющая сожалеть о случившемся. И печаль, от которой слезы наворачиваются на глаза.
«Зачем ты ушел, Сар’ра?..»
Вопрос… начертанный в небе молчаливый ответ… Новый вопрос. И новая боль, вынуждающая признать очевидное.
«Так надо, малыш. Прости».
Затем — толика сочувствия… тихая грусть… смирение с неизбежным. Прощение за этот тяжкий обман. Неожиданное понимание его причины… тихий вздох… неохотное согласие. Последний взгляд на темнеющее небо, с которого беззвучно падают звезды… и наконец покой. Облегчение. Принятие истины, а затем — умиротворение. Вера в лучшее. И долгожданная свобода.
«Мир тебе, Сар’ра — Отшельник, — словно говорил Белик. — Я верю, что когда-нибудь мы снова встретимся…»
Таррэн тоже вздохнул и неожиданно понял, что это был не гимн смерти, а песнь прощания. Затем так же неожиданно признал, что никогда прежде не слышал ничего более искреннего и прекрасного. Что Белик еще ни разу не открывался перед ним так полно. Таррэн снова не понимал этого необычного человечка и со странной горечью осознал, что все-таки не удостоился от него настоящего доверия. И неожиданно понял, что был бы очень рад, если бы кто-нибудь, где-нибудь, когда-то сыграл по нему такую же долгую и невыразимо прекрасную песнь. Открыл бы для него душу так же, как сделала сегодня маленькая Гончая для своего погибшего товарища. И стал бы скорбеть так же чисто и открыто, не боясь показаться слабым, наивным, глупым или смешным.
Когда последняя нота отзвучала в ночи, Белик открыл глаза и опустил наконец уставшие руки. Некоторое время он сидел так, отложив флейту и рассеянно гладя жесткие пластинки на загривке Карраша. Молча смотрел в звездное небо, задумчиво изучал причудливые очертания созвездия Дикого пса, в котором, как говорят, после гибели каждого Стража загорается новая звездочка, и словно чего-то ждал. А затем все-таки посмотрел на окружающих и наткнулся на полные сочувствия глаза.
Таррэн непроизвольно вздрогнул, разглядев в голубых радужках Гончей стремительно гаснущие изумрудные огоньки, которых там просто не могло быть, и в очередной раз принялся успокаивать суматошно заколотившееся сердце. А приметив неуловимо сдвинувшихся вокруг мальчишки Гончих, неожиданно понял, что эти суровые, битые жизнью и не раз получавшие жестокие удары воины почему-то тревожатся за него. И трепетно пекутся как о самом дорогом. Берегут от остальных, защищают от ненужного внимания, незаметно охраняют и неустанно заботятся. Так, как только может заботиться о драгоценном детеныше стая Диких псов.
Белик, почувствовав, что ребята перегибают палку, слегка поморщился, но вслух ничего не сказал: просто обменялся выразительным взглядом со Шранком, вопросительно выгнул тонкую бровь, и стая, слегка смутившись, подалась в стороны. Кажется, они умели понимать друг друга с полуслова?
— Ты в порядке? — все-таки спросил огненно-рыжий ланниец, неловко отводя глаза.
— Да, Брок. Теперь — да.
Мужчины посветлели лицами и заметно расслабились. Впрочем, не настолько, чтобы упустить из виду чужаков, и в особенности наблюдательного темного, от которого эта игра в гляделки и молчаливый, но насыщенный диалог ничуть не ускользнули.
Шранк снова нахмурился и нехорошо сузил глаза.
— Его обязательно было тащить с собой? — вполголоса спросил он.
— К сожалению, — кивнул Белик. — Не трогайте его, он гость.
— Всего лишь гость?
— Пока — да.
Гончие снова обменялись выразительными взглядами, озадаченно потерли переносицы и, казалось, откровенно задумались. Заниец потеребил воротник своей черной куртки, молодой парнишка вопросительно приподнял брови, оба блондина непримиримо сложили руки на груди, темноволосый крепыш скептически хмыкнул, интариссцы просто пожали плечами и непринужденно сменили позы, Шранк незаметно скривился, на что Белик слабо покачал головой и коснулся указательным пальцем правого виска. Но только когда воины наконец неохотно кивнули, мальчишка украдкой покосился на эльфа, а сам Таррэн едва не свалился от удивления, потому что впервые в жизни увидел манеру общения настоящих Гончих.
Потрясающе! Они не произнесли ни слова, но за каких-то пару секунд успели его изучить, обсудить и явно отпустить немало комментариев, поспорить насчет предложенного статуса «гостя», взвесить все «за» и «против» и наконец прийти к единому мнению. И все это — по-прежнему молча.
Эльф мысленно присвистнул и сперва не понял, почему Гончие, вместо того чтобы разойтись по делам, вдруг навострили уши и повернули головы в сторону наружной стены, а Белик вовсе застыл соляным столбиком. Но тут Карраш глухо заворчал и тоже поднялся, после чего в стае наметилось странное волнение.
— Траш! — неожиданно выдохнул пацан и, внезапно переменившись в лице, со всех ног сорвался с места.
Таррэн озадаченно пошарил глазами по округе, но причин для беспокойства не нашел: никто не кричал, не вопил дурным голосом, не швырялся факелами и не орал что есть мочи: «Пожар! Конец света! Спасайся, кто может!» Просто среди Сторожей, бдительно следящих за Проклятым лесом, возникла некоторая заминка, а затем над одним из зубцов промелькнула смазанная тень, но настолько мимолетная, что могла показаться просто игрой воображения. Остальные Стражи слегка напряглись и вопросительно переглянулись, пара человек бесшумно исчезла в подземных переходах, но большинство не стало расходиться: чуть нахмурившись и посерьезнев, воины остались стоять, где стояли. Только исчезнувшего мальчишку проводили долгими непонятными взорами. Да Гончие отчего-то насторожились, разом ощетинились и буквально прыгнули вслед за пацаном.
— Траш! — вскрикнул Белик, вдруг на полном ходу падая на колени и раскидывая руки.
Навстречу ему прямо из пустоты скакнула свирепо оскалившаяся хмера, просто сиганула в гигантском прыжке с одного из уступов, на котором была совершенно незаметна, и буквально рухнула всем телом на ровные плиты двора. Затем припала к земле, ощерившись и страшновато встопорщив игольчатый гребень, несколько шагов по инерции проехалась на нежном брюхе, царапая когтями неподатливый камень, не успела полностью затормозить и со всего маху ткнулась шипастой мордой в мягкий живот хозяина. Однако каким-то чудом не отшвырнула его прочь, не раздавила своей массой и даже почти не сдвинула с места. Просто тесно прижалась, непрерывно урча и тихонько ревя, уткнулась носом в грудь, а затем уставилась глаза в глаза.
Белик немедленно прильнул к хмере всем телом и, ухватившись за выросты на костяном затылке, властно притянул к себе громадную костяную морду.
— Что ты видела? Девочка моя, что ты увидела?
Хмера глухо заворчала, но с места не сдвинулась. Только посмотрела широко раскрытыми глазами в изменившееся лицо хозяина, на котором появились странные зеленоватые отсветы, а в глазах снова, как и несколько минут назад, вспыхнули отчетливые изумрудные огоньки. У мальчишки отчего-то дрогнули ладони, пальцы буквально впились в прочную костяную броню на загривке и побелели, мелко подрагивая, словно от напряжения. Или же… от боли?
Они надолго застыли, не видя никого и ничего, — гигантская хищная хмера, вернувшаяся из леса с тревожными для заставы новостями, и маленькая Гончая, показавшаяся рядом с ней совсем уж хрупкой, какой-то беззащитной и ужасно ранимой. Кровные родичи, маленькая стая, две равные половинки единого целого… они стояли и молчали, общаясь совершенно беззвучно. Было похоже, что Белик стремительно считывает в мыслях встревоженной подруги то, что ей довелось увидеть во время охоты, а Траш, в свою очередь, позволяет ему это проделать. Она охотно подчинялась, смирялась, покорно предоставляла хозяину свои воспоминания, хотя происходящее приносило ей немало неприятных ощущений. Но хмера стойко терпела, потому что это было очень важно для всей заставы. И для ее стаи важно тоже. А поодаль, на почтительном расстоянии, застыли напряженные, как натянутая тетива, и ощетинившиеся Гончие, с тревогой следящие за этой странной парой.
