— Так Литвинов — это же бывший министр иностранных дел! Выходит, островитяне про Союз знали все, причем информация шла с самого верха?!
— Вот именно… А ты говоришь — враги народа, репрессии, уничтожение генералитета, Сталин — людоед… Эх!
Колычев только рукой махнул, а я ощетинился:
— Вот и надо было не по доносам работать, а нормально, как все контрразведки работают, и не простых людей к стенке ставить да на лесоповалы гнать, а настоящих шпионов ловить! А то пересажали туеву хучу народа, и теперь выясняется, что не тех!
— Фу-у-у-х! — Командир устало выдохнул. — Илья, ты не знаешь — не говори. Под репрессии попадали и невинные люди, но дела их или уже пересмотрены, или пересматриваются. А шпионов, причем самых разных мастей, действительно была отловлена, как ты говоришь — туева хуча… Но, как выясняется — не всех вычислили… И эта недоработка теперь будет стоить нам сотни тысяч жизней людей на фронте…
Иван Петрович замолчал, устало потерев щеку, а я только сейчас увидел, как он осунулся. Да уж… На фронте Колычев даже в самые тяжелые моменты бодрячком бегал, а сейчас что-то вымотался. С другой стороны, он ведь является не только начальником УСИ. Ко всему прочему, генерал-полковник — первый зам Берии, да еще и в Политбюро ЦК входит. Нагрузили человека, как лошадь, вот и стал сдавать…
C командиром просидели почти до обеда, а потом он, когда уже хотел меня отпустить, вдруг хлопнул рукой по лбу и, протянув какой-то конверт, сказал:
— Ты меня совсем заморочил. Вот ведь чуть не забыл — держи и займись этим делом!
— Что это?
Колычев ехидно ухмыльнулся и ответил:
— Ты ведь с покупкой квартиры так и не угомонишься, знаю я тебя. А нам криминал не нужен, поэтому, рассмотрев этот вопрос, решено предоставить Алексею Пучкову его прежнюю квартиру, благо сейчас там никто не живет, и восстановить Ирину Михайловну Пучкову в институте. Ее ведь со второго курса отчислили? Вот на второй и восстановят. У тебя до отъезда неделя, как раз за это время и перевезешь девчонок в Москву. Поможешь обустроиться, покажешь где что, да и вообще… Машину возьми нашу — полуторку с будкой. Там и вещи, и людей можно перевозить. Начгар в курсе, я ему уже дал распоряжение. На заводе, где Ирина работает, тоже извещены, так что с завтрашнего дня она уволена.
От этого известия я чуть со стула не свалился, а потом, влюбленно глядя на собеседника, прижал руки к груди и искренне произнес:
— Спасибо, Иван Петрович! Век не забуду!
— Не забуду, не забуду, — пробурчал командир, скрывая улыбку, а потом, наставив на меня палец, добавил: — Но перед отъездом свой долг в бухгалтерию чтобы внес. Тысяча восемьсот пятьдесят марок — по курсу это семьсот восемьдесят четыре рубля. Или ты думаешь, что я все забыл?
— Никак нет, товарищ генерал-полковник! Сегодня же внесу! А полуторку когда забрать можно?
— С пятнадцати ноль-ноль она в твоем распоряжении.
— Разрешите идти?
— Иди уж…
И я двинул — сначала домой за «бабками», а потом, разобравшись с этим делом, рванул в гараж. Летучка была готова, бак заправлен, водила накормлен, так что в начале четвертого мы уже выдвинулись в сторону Тулы. Правда, расстояние в двести километров на грузовике преодолевали больше пяти часов. Этот рыдван разгонялся только до сорока, да еще и дорога не ахти, так что я не особенно гундел на Рыбина — водителя этого пепелаца.
В Туле сначала зарулили в облотдел НКВД. Там себе вытребовал провожатого, чтобы не искать по темноте улицу Железняка. Я здесь всего один раз был и то больше года назад, так что проводник не помешает. Пропетляв по частному сектору, остановились около нужного мне дома. Именно тут жили Лехина тетка и его сестренки. Сказав Рыбину, чтобы он отвез провожатого и сам возвращался обратно, я постучал в калитку. За заборчиком забухала здоровенная дворняга, а через минуту дверь открылась, и на крыльце появилась бесформенная фигура, держащая свечку. Фигура оказалась бабкой в накинутом полушубке, которая, не подходя к калитке, надтреснутым голосом вякнула:
— Да когда же ты угомонишься, ирод? Нет Иринки дома! В ночную работает! И не приходи сюда больше! Моду взял — девке прохода не давать, до слез доводить!
М-да… Шекспировские страсти прямо… Только интересно, кто это Лехину сестренку до слез доводит? Ничего, сейчас все узнаем.
— Глафира Архиповна, это я, Лисов, Лешкин сослуживец. Я к вам в гости в позапрошлом году приходил, помните?
— Ох, господи! Сейчас я открою…
Загнав собаку в будку, меня провели в дом. А там с двух сторон на гостя набросились и Ирка, которая, как оказалось, была вовсе не на заводе, и младшая — Ольга. Они испугались, что с их братцем что-то случилось, но я девчонок успокоил, а потом сообщил, для чего вообще сюда приехал. Все тут же заохали, заахали, потом начали шмыгать носами. Пришлось это мокрое царство успокоить, заодно поинтересовавшись, от кого Иринка прячется. Оказывается, есть тут один местный гопник — Дубно Макар. Живет недалеко, где работает — никто не знает, зато ходят слухи, что он якшается с блатными. Появился чуть больше полугода назад и сразу положил глаз на Лешкину сестру. Сначала вел себя более-менее корректно, но потом вообще распоясался. А прознав, что она дочка врага народа, окончательно оборзел. Архиповна пожаловалась на него местному участковому, и после беседы с ним Макар было притих, но неделю назад попытался затащить к себе домой Ирку, возвращавшуюся со смены. Народу на улице не было, и только вмешательство Ольги помешало Дубно. Мелкая, гордо вздернув нос, рассказывала, как она, услышав шум, выскочила и успела огреть ухажера по спине дровиной, валявшейся тут же.
— Он заругался и Ирку отпустил, а мы сразу к нам во двор убежали и Полкана с цепи отпустили. А этот дурак матерился и грозился, что Ирку все равно поймает.
М-да… Вот черт, а ведь я практически рядом все время жил. Кто мне мешал раньше сюда приехать, просто проведать девчонок? Все, блин, времени не было… Ну да ничего, еще не поздно разобраться с этим Макаром. И пусть завтра Пучковых тут уже не будет, только скотство один хрен надо наказывать. Поэтому поинтересовался:
— А где этот Дубно живет?
Ответить мне не успели. За окном послышался голос:
— Эй, Ирка, шалава драная, все прячешься?
Девахи при этом вопле сжались, а бабка, всплеснув руками, проговорила:
— Ой господи, я же Полкана в будке оставила!
Пришедший, видно, тоже понял, что собаки нет, поэтому, пройдя через калитку, подошел к крыльцу и там начал куражиться:
— Архиповна, зови Ирку, поговорить надо! Зови, б…ь!
Я встал и сказал:
— Глафира Архиповна, впустите его. Видите — человек очень хочет…
Та немного поупиралась, но я ее подтолкнул к дверям, а сам встал возле печки, чтобы вошедший меня сразу не увидел. Через несколько секунд в дом ввалился парень в полушубке. Увидев Пучкову, довольно хихикнул и сказал:
— Что, падла белогвардейская, дошло, что от меня не спрячешься? А то ишь ты — дочь врага народа, а ведет себя как фифочка-целочка. Да я тебе вообще одолжение делаю, когда с тобой говорю, а ты тут кобениться будешь? Да…
Тут он заткнулся, так как увидел меня. Я молча подошел ближе и, приветливо улыбаясь, врезал между ног позднему гостю. Девчата ойкнули, бабка быстро перекрестилась, а Макар всхлипнул и мешком осел на пол.
— Архиповна, у вас сарай есть?
— Есть, Илья Иванович, как не быть? А ты его не убил часом, а то так по хозяйству пнул, что он аж побелел весь… И даже не стонет… Господи…
— Пока не убил. Мне еще с ним поговорить надо. Так что покажите, где сарай.
После осмотра помещения я удовлетворенно кивнул и, перетащив в него Дубно, выгнал женский пол, после чего зажег свечку. Потом подвязал слабо шевелящуюся тушу к потолочной балке и стал ждать, когда он более-менее очухается. Ждать пришлось долго. За это время приехал мой водитель, потом мы попили чай, и только через час я снова вернулся в сараюшку. Пленник к тому времени уже пришел в себя и встретил обидчика угрозами, подвываниями и неизобретательным матом. Некоторое время послушав этого урода, вздохнув, заткнул ему рот его же шапкой и, зафиксировав ее шарфом, начал месить висящее тело руками и ногами. Через пару минут прекратил. Вот теперь этот гаврик точно соответствует своему липовому «белому билету». Даже немного больше. Почкам практически амбец, ливеру тоже. На девчонок ему смотреть нынче тоже без надобности. Во всяком случае, детей у этого козла гарантированно не будет. Да и твердую пищу, пока раскрошенная челюсть не срастется, ему еще не скоро жевать получится.