А вообще, исходя из направлений ударов, складывается такое впечатление, что в Польше хотят взять в котел большую часть группы армий «Центр» вместе с частью группы армий «Северная Украина» и поэтому остановились, подтягивая тылы и накапливая силы. А немцы, понимая это, занимаются ударным истреблением потенциально враждебного мирного населения. Интересно, после всего этого от Польши что-нибудь останется?
Хотя помня то, что гордые сыны Речи Посполитой творили перед войной да и во время войны, меня они совершенно не колышут. Особенно когда узнал от летунов, что поляки творили еще в начале войны с экипажами сбитых над территорией Польши самолетов. Нет, некоторым летчикам везло и им нормальные люди помогали, а вот другим… Если они попадали в руки «Союза вооруженной борьбы», как тогда назывались АКовцы, то живыми наших парней обычно не отпускали. Эти хмыри ненавидели русских ничуть не меньше, чем немцев, и относились, соответственно, крайне отрицательно и к тем, и к другим.
А второй польский корпус чего отчебучил? Я про эту так называемую армию Андерса раньше и не знал, а то бы обязательно рассказал про этих «помощников» в борьбе с немцами. В самое тяжелое время, еще летом сорок первого, когда фрицы перли, как по бульвару, Англия и польское правительство в изгнании надавили на СССР с требованием отпустить всех военнопленных и арестованных поляков, создав из них воинское подразделение. Каждый солдат был на счету, поэтому Сталин пошел на это. Их кормили, обмундировывали, вооружали, отрывая от русских бойцов последнее, только армия получилась, как бы помягче сказать, — херовая. Настроения в ней были категорически антисоветские, и, что характерно, поляки, куражась, отказывались идти на фронт до тех пор, пока армия не будет доведена до списочного стотысячного состава. То есть сформированные и готовые к бою дивизии просто сидели в тылу, подхихикивая над тупорылыми «Иванами», тысячами гибнущими на фронтах. А в конце концов, заявив, что их, дескать, плохо кормят, опять-таки при помощи Англии добились разрешения и умотали из Союза в полном составе. Cначала в Иран; а потом в Палестине, добрав людей, мирно влились в английскую армию. Там их, наверное, кормили лучше… Так что спрашивается — на фиг нам тот геморрой вообще нужен был? А зная, как они в мое время к нам относятся, то на Польшу и ее будущее мне вообще чихать с высокой башни, тем более что сейчас у моей группы и так забот полон рот.
Я еще в прошлой жизни и в Калининграде, и в одноименной области бывал, поэтому насмотрелся на всякие там остатки укрепрайонов, которые сейчас пребывали в полном здравии и ждали наши наступающие части всеми фибрами своей железобетонной души. Тогда, глядя на руины, очень удивлялся, как их вообще можно было взять? А сейчас, похоже, на своей шкуре придется испытать, как именно…
Нет, нас в переднюю линию атаки, конечно, не сунут, но вот обычного пехотного Ваню жалко до невозможности. Ведь именно ему придется своим телом затыкать плюющиеся огнем амбразуры… Хотя генерал армии Черняховский — мужик очень толковый, и если в прошлый раз сумел этот орех расколоть, причем с достаточно небольшими потерями, то и в этот раз, думаю, не подкачает. Только вот с англичан я теперь за каждого нашего убитого парня спрошу. До икоты спрошу и кровавых слюней. Ведь если бы не эти сволочи, глядишь, и войне уже конец бы настал…
Хотя все эти разборки, я так думаю, будут потом, а сейчас наша личная головная боль заключалась даже не в укрепрайонах, а в просеках. Да-да, в самых обычных лесных вырубках. Оказывается, аккуратисты немцы уже в это время очень тщательно следили за природой, и все леса у них были расчерчены ровной линейкой проселочных дорог, проходящих по этим просекам. Квадратики такие — километр на километр. То есть прочесывать такие квадраты — одно удовольствие. Перебрасывай солдат на машинах по хорошим дорогам, оцепляй понравившийся участок и вперед… Ну не козлы?! Как в таких условиях работать — не представляю.
Одно хорошо — Макс говорит, что тамошние леса труднопроходимы. Наличествуют буераки, кусты и прочие прелести, в отличие от довольно просторных белорусских лесов, так что возможность спрятаться даже в таком маленьком «квартале» леса у разведгруппы будет. Кстати, попутно выяснилась еще одна штука — хищников в Восточной Пруссии нет вообще. Уничтожили, чтобы не было конкуренции охотникам, а потом даже памятник поставили последнему убитому волку. Вот балбесы…
Еще ко всем прочим неудобствам можно добавить крайне недружелюбное местное население. Хотя когда мы первый раз мотались в Тракенен — мелкий городишко к востоку от Гумбиннена, это самое население было дружелюбным до оскомины. Правда, жители города в основном состояли из детей и баб со стариками. Мужиков призывного возраста я там практически не видел. Небось, все сейчас на фронте. Тотальная мобилизация она потому и тотальная, что гребли и косых, и хромых, и кривых, невзирая на возраст, лишь бы оружие держать могли…
А я, пока ехал в джипе по узенькой брусчатой мостовой, с интересом оглядывался. Тракенен наши взяли с ходу, и уличных боев здесь не было, поэтому разрушенных зданий практически не видел. Зато физиономии всех встречных немцев были сильно похожи друг на друга.
Я сначала даже не понял, почему мне это так кажется, и только потом дошло — их всех объединяло выражение удивления и страха. Любимый фюрер ведь зуб давал, что на территорию рейха ни один вражеский солдат не ступит, вот ему сдуру и поверили. А теперь, глядя на наших бойцов, не верят своим глазам и ждут, когда же русские Иваны их резать начнут. Город уже неделю как наш, и фронт ушел чуть дальше на запад, а они все в ожидании резни пребывают…
Мы-то в этот Тракенен следом за квартирьерами приехали, посмотреть, что нам подобрали в качестве жилья. Поэтому возле центральной площади я вышел из машины и спросил у первого попавшегося старикана, который вместе с двумя молодухами тащил куда-то сетку от панцирной кровати, где здесь находится Линден-аллее? Так эта троица сетку моментально бросила, девки спрятались за старика, а тот, сдернув с головы суконную кепку, поклонился и дрожащим голосом пустился в объяснения. При этом все тряслись настолько, как будто по окончании объяснения я им голову откушу. Зрелище было довольно неприятное, поэтому, плюнув на заикающегося фрица, прошел чуть вперед по улице и узнал о местонахождении Липовой аллеи у нашего регулировщика. Дядька довольно толково объяснил, как туда добраться, и мы двинули дальше, в сторону усадьбы, которую нам определили под постой. В общем, в тот раз так и не вышло пообщаться с настоящими гражданскими немцами гитлеровского розлива.
Зато потом, когда мы переехали, наобщался — по самое «не могу». Пока мы ждали сведений от «тихонь», в свободное от изучения обстановки время прогуливались по городу. Так вот что хочу сказать — немцы откровенно лебезили. Вывесив из каждого окна по простыне, типа — сдаюсь, сдаюсь, они и на улице лишний раз старались не появляться. А те, кто осмеливался высунуть нос, старались прошмыгнуть как можно быстрее и незаметнее, а если к ним обратишься с каким-нибудь вопросом, обязательно снимали свои прикольные шапки с длинными козырьками, кланялись и только тогда отвечали.
В самой же усадьбе произошла неожиданная встреча. Этот здоровый дом стоял на окраине, в окружении каких-то хозяйственных построек. Мы подрулили к крыльцу и вместе с Пучковым вошли в наше будущее жилище. По сохранившейся обстановке было видно, что здесь жили люди далеко не бедные. Там даже настоящий рояль «Беккер» присутствовал и масса картин, развешанных по стенам. Картины были как на холстах, так и нарисованные внутри больших фарфоровых тарелок. Леха снял одну из них и, удивленно покрутив в руках, спросил:
— Слушай, Илья, а зачем они в тарелках рисуют? Или у фрицев посуды слишком много и девать ее просто некуда? Ведь уже в который раз вижу — висит суповая тарелка, а в ней картинка…
— Хрен его знает — традиция, наверное, а может, просто мода такая… Ладно, пойдем второй этаж проверим.
