— Да сколько же у него бойцов в бригаде было?!

— В начале боевых действий — сто пятьдесят человек, а перед прорывом около двух с половиной тысяч[38].

— М-да. — Шах вздохнул. — Все бы так воевали — мы бы фрицев уже в сорок первом уделали… А почему о нем в газетах не писали? Ведь какой пример!

— Так отряд же секретный был. Это ведь не просто партизаны, а диверсанты. Ты, к примеру, про группировку Медведева что-нибудь слышал? Вот видишь… А ребята там тоже лихо орудовали. И таких отрядов у нас — не один десяток. Ничего, война закончится, обо всех напишут. — И, подумав, я добавил: — О ком разрешат говорить и с кого гриф снимут…

Шарафутдинов кивнул:

— Это точно. — А потом протянул руку и добавил: — Подъезжаем. Вон, смотри, — указатель!

На дороге действительно стоял знак, оповещающий, что мы въезжаем в Нанси. А чуть дальше виднелся контрольно-пропускной пункт. Подрулив к КПП, мы узнали, куда ехать дальше, и еще через двадцать минут я встретился с капитаном Дерябиным — начальником СМЕРШ дивизии. Капитан — среднего роста шустрик, с внушительным рядом наград, пожал мне руку и, предложив следовать за ним, двинул сначала в глубь здания штаба, а потом шагнул на лестницу, ведущую куда-то вниз. Глядя на слегка облупившиеся стены, выкрашенные в темно-серый цвет и навевающие смутные ассоциации, я поинтересовался:

— Надеюсь, моего человека вы не в подвале все это время держали?

Дерябин, улыбнувшись, ответил:

— Что вы! У нас все как положено: лишних вопросов не задавали, отдельную комнату отвели рядом с нашим расположением и на довольствие поставили! А здесь мы пошли, чтобы здание не обходить. Сейчас напрямую через коридор во внутренний двор попадем.

Так и оказалось: пройдя небольшим коридором и поднявшись по лестничному маршу, мы вышли во двор, огражденный забором. Тут же стояло приземистое одноэтажное здание, в котором располагались контрразведчики и где мне наконец предоставили Кравцова-младшего. Тот, увидев целого подполковника, несколько обалдел, но, когда я полез обниматься, оттаял и лишь, скосив глаза на мой погон, удивленно отметил:

— Вот теперь даже не знаю, как обращаться — на ты или на вы…

— Я тебе дам «на вы»! Когда во время экспроприации средств у марсельских апашей матом меня крыл и голову лечить советовал вежливостью и не пахло. А теперь, гляди ты, — смущение его взяло!

Мишка рассмеялся:

— Надо же, как сказал… Мне до сих пор казалось, будто мы занимались банальным грабежом! И учти, что матом я крыл одного самонадеянного и весьма наглого субъекта в куртке с чужого плеча и с огромным синячищем в половину лица. А сейчас предо мной стоит солидный подполковник. Чувствуешь разницу?

Я хмыкнул:

— Чувствую, но пусть она тебя не смущает. — Потом, повернувшись к Дерябину, попросил: — Извините, товарищ капитан, вы можете нас ненадолго оставить?

Смершевец кивнул и, прежде чем закрыть дверь, оповестил:

— Я буду в соседнем кабинете. Когда понадоблюсь — позовите.

А я, повернувшись к Михаилу, предложил:

— Ну что, давай рассказывай, как дела. Как Аристарх Викторович, мать, Шурочка, Петька? Игнат Киреевич так с вами и живет?

— Все живы-здоровы. Сейчас временно находятся в Линсоне — ждут моего возвращения.

Поняв, что Кравцов не сильно расположен предаваться воспоминаниям, я тоже свернул предусмотренные вежливостью церемонии.

— Значит, ждут… Угу, ясненько. А теперь давай четко, коротко и по делу: что там у вас произошло, и почему вы из своего дома вынуждены были сорваться?

Мишка, обрадованный тем, что я правильно истолковал его переживания, начал докладывать:

— После твоего отъезда пару месяцев было тихо. Но в конце марта один мой старинный знакомый, который был вхож в руководство маки, сказал, что нами, точнее, моей семьей, заинтересовались англичане. Оказывается, «лайми» все это время пытались разобраться, куда пропала одна из боевых групп, да еще и под руководством офицера из МИ-6. И надо же было такому случиться, что они вышли на мадам Пуалю.

Михаил на секунду замолк, а я, закусив губу, попытался вспомнить, что это за мадам. Но, так и не вспомнив, поинтересовался:

— Какую такую Пуалю? Что, эта мадам ночами в полях гуляла и бой видела?

Кравцов усмехнулся.

— Никто ничего не слышал. Здесь мы все правильно рассчитали. Но помнишь, перед тем как попасть к нам, ты заходил к одной старушке? Сам ведь рассказывал, что это именно она тебя направила к живущим неподалеку русским.

— А, — я неопределенно пошевелил руками возле лица, — очень сильно на бабу-ягу похожая? Честно говоря, не знал, как ее зовут, но такую, пожалуй, забудешь… И что там с этой бабкой произошло?

— С ней — ничего. Просто она рассказала о встрече с тобой своей сестре. Сестра — мужу. А племянник этого мужа помогал макизарам. И не просто помогал, а входил в число тех, кого островитяне задействовали для поиска своих людей…

— М-да… действительно — случайность. Но ведь это еще ни о чем не говорит.

Мишка кивнул:

— Не говорит. Только англичане, сопоставив даты, заинтересовались этой встречей. Идей у них не было никаких, вот и стали цепляться за соломинку, решив на всякий случай поближе присмотреться к живущей в этих местах русской семье. А после того как десятого апреля Пашка прогнал с нашего поля какого-то клошара, который резво укатил на велосипеде, эта соломинка превратилась в полноценное бревно.

— Объясни?

— Да что там объяснять? Человек, выглядевший как бродяга, сначала шарился возле заброшенной мельницы, а потом ползал недалеко от теплиц…

— Гильзы?

— Они самые. И свежие отметины от пуль на мельнице. Бой ведь был хоть и короткий, но интенсивный. Потом, когда тебя отправили, мы, конечно, окопчики зарыли и, как снег растаял, гильзы подсобрали, но, видимо, не все…

— Поня-я-тно…

Теперь действительно все стало понятно. Свежие гильзы — это, разумеется, не доказательство, но эти самые доказательства в контрразведке добудут на раз, дай лишь до подозреваемых добраться. Только подозреваемые оказались легки на подъем и, как сказал Михаил, после известия о развале фронта и быстром продвижении союзнических войск к Сент-Антуану они не стали искушать судьбу и уехали на север, в Линсон — город, находящийся на границе с Эльзасом. Их приезд практически совпал с уходом немцев, и два дня Кравцовы жили спокойно, рассчитывая дождаться окончания активных боевых действий на востоке и перебраться в русскую зону оккупации. А позавчера в Линсоне, который совсем недолго пребывал в полном безвластии, появился первый мобильный патруль союзнических войск. Несколько джипов и бронетранспортеров просто проскочили по главной улице и уехали, но это стало для Мишки сигналом, что ждать больше нельзя. Как по заказу наши войска в этот день вышли к Маасу и остановились, поэтому Михаилу надо было только перебраться через реку и у первого же советского офицера потребовать, чтобы его передали в СМЕРШ.

Контрразведчики, которые в последнее время приняли не один десяток наших разведчиков, заявлению Кравцова, что он человек какого-то «Колдуна», вовсе не удивились и, послав запрос, просто передали его по цепочке. Подобные запросы отрабатывались очень оперативно, и вот не прошло и суток, как я с ним встретился.

А теперь, выслушав Михаила, поинтересовался:

— Действовал ты правильно. Только непонятно, чего ты своих оставил в этом Линсоне? Ехали бы все сразу.

— Куда? Я ведь, считай, в неизвестность шел. Да и встретить тут именно тебя никак не рассчитывал. В самом лучшем случае, сославшись на «Колдуна», думал получить пропуск для семьи в советскую зону, обойдя бюрократические проволочки, а дальше действовать согласно закону о реэмигрантах. Но после совсем короткого допроса меня накормили и отвели в эту комнату, а через несколько часов пришел капитан и сказал, что завтра приедет мой куратор. Я даже сначала не понял, про кого мне говорят, пока контрразведчик не объяснил, что он имеет в виду. Честно говоря, на такую удачу я и не рассчитывал… Но эти часы, как на иголках, провел…