А потом началась плотная учеба, обмен опытом и преподавательство. Это было еще хуже рейдов по тылам. Уставали все, как последние сволочи… Спать получалось по четыре-пять часов, не больше. Правда, кормежка была от пуза. Только тренировки все калории сжигали напрочь. И так неделя за неделей. Через полтора месяца я сбросил килограммов шесть, но зато по резвости стал превосходить борзую. Как-то раз, заметив в высокой траве молодого зайца, мы на пару с Пучковым его загнали! То есть ушастый устал быстрее, чем мы!
Гусев от большей части тренировок на выносливость отлынивал, отмазываясь возрастом, но зато, обучая инструкторов рукопашке и тактике, превосходил всех. Из меня, например, учитель получался так себе. Сталкиваясь с тупостью, я моментально зверел, и люди пугались, замыкались, теряли речь, и добиться прогресса было уже невозможно. Серега же мог терпеливо раз за разом объяснять то, что непонятно.
Потом отметили майские праздники. То есть, конечно, не 1 и 9 мая, а пока только первое. По случаю праздника было полдня выходных. Да еще Пучкову дали звание сержанта ГУГБ НКВД, что соответствовало армейскому лейтенанту. Так что отпраздновали и день солидарности, и новые кубики одновременно.
Правда, меня все время сильно напрягал факт советского безудержного наступления. А именно обстановка на Юго-Западном фронте. Во всяком случае, Барвенковский выступ уже существовал. А вот на Южном фронте обстановка складывалась совершенно другая, чем в мое время. Крым оставался полностью наш невзирая на все попытки немцев захватить его обратно. Еще и более пятидесяти тысяч пленных после весеннего разгрома немцев под Симферополем и Джанкоем грели душу. И то, что все свои соображения по поводу наступления на Харьков и последующих за этим наступлением событиях я уже давно высказал верховному. Не тупой же он, чтобы наступать на ясно обозначенные грабли. Да и в войсках все сильно изменилось. Например, специальным приказом был введен категорический запрет на ношение командирской формы на передовой. Теперь что взводный, что ротный совершенно не отличались от рядового. Та же форма, та же пилотка, и только количество геометрических знаков в петлицах отличало их друг от друга. Отошли в прошлое все эти нарукавные шевроны и шитые звезды. Немецкие снайперы, наверное, фигели от полного отсутствия советского командного состава, который расшитыми петухами до этого периодически мелькал в их прицелах. И вообще, как до нас довел Колычев, — сейчас выходит масса дополнений к боевому уставу. Раньше-то в нем говорилось, что командир должен был личным примером воодушевлять бойцов в атаке. Ага! Такой подарок врагу… Лови на мушку того, кто первым выскочит из окопа и начнет размахивать пистолетом, а потом вали его. Особенно когда на нем фуражка и он весь в нарукавных нашивках, хоть и полевых. Так и выбивали взводных в первые же секунды. Теперь с этим будет покончено. Сейчас бойцов будут подгонять сержанты, а командир сзади, за общей цепью, будет следить за развитием боя. Да еще много нововведений было. На гражданке такие революционные изменения не прокатили бы. А армия — более гибкая, получается, структура — не можешь, научим, не хочешь — заставим. Тем более что в новом уставе были и такие вещи, как наказание за уклонение от принятия решения. Тогда бы тот же комдив Дробенко, не поддержавший без приказа своего соседа, автоматически заполучил на всю катушку, не дожидаясь, пока его действия не дойдут аж до Сталина. А комполка Иволгин, который вовремя среагировал и своим полком задержал продвижение мехкорпуса немцев, дав возможность развернуться дивизии, не попал бы под трибунал (который после вмешательства Горбатова его полностью оправдал), а получил бы орден за своевременно принятое правильное решение. Тем самым поощрялась здоровая инициатива. Хочется какому-нибудь командарму взять к седьмому ноября городок и получить очередное звание с орденом за это — да ради бога! Но вот если в результате плохой продуманности и необеспеченности будут огромные потери и этот городок даже в тактическом плане никому не нужен, да и удержать его сил не останется, тогда загудит этот командарм в лучшем случае в свежесозданные штрафные батальоны. Этим наказывалось не только бездействие, но и дурная инициатива. А то взяли моду — в армии насаждать гражданские порядки. Бывшим председателям горкомов и обкомов, которые во время войны стали комиссарами и членами военных советов, очень грели душу повышенные социалистические обязательства и лозунги типа — пятилетка за три дня. Вот они и клали людей тысячами к какой-нибудь дате или чтобы лишний раз выслужиться. Теперь-то хвосты прижмут.
А у нас в школе пятого мая были выпускные экзамены. Учебно-практические… Инструкторы в сжатом виде и быстром темпе показывали то, чему научились. Настоящие экзамены, правда, у них не мы, а немцы принимать будут. Тем более что далеко не все останутся преподавателями в Балашихе. В основном наши бойцы убудут на фронт, чтобы действовать там. Часть будет работать самостоятельно, подбирая себе в группы и обучая новых бойцов, часть вольется в состав конных корпусов, которые планируется использовать для глубоких рейдов. А что — лошади бензин не требуется, а мобильность у нее, особенно по нашим дорогам, выше всяких похвал. Хрен поймаешь, что называется. И регулярная часть Красной Армии в немецком тылу — это гораздо круче того же Ковпака, который со своим отрядом так давал фрицам прикурить, что был объявлен личным врагом Гитлера…
Но и на экзаменах порезвились вволю. В поимке курсантов участвовал полк НКВД и молодежь из контрразведки. Это они своих салабонов на наших обучали. Пять дней все активно гонялись друг за другом. Правда, будущие диверсанты из террор-групп, как стали называть наши маленькие отряды, оказались на высоте. Выполнили все задания и, что характерно, никого из них поймать так и не смогли. НКВД и контрики получили великую дыню, а нашим зачли экзамен и после небольшого банкета отправили по местам.
Но перед этим опять имел беседу с верховным. На этот раз даже без Лаврентия Павловича. Меня привезли на знакомую дачу и на этот раз без процедуры разоружения провели в кабинет. Вообще-то я сам на эту встречу напросился. Пора уже было рассказать о том, что американцы готовят. Сразу, правда, докладывать об очередных озарениях не получилось. Сталин долго расспрашивал о способах применения террор-групп, о возможности их взаимодействия с родами войск, о настроениях личного состава. Я сначала даже потерялся. Ведь уже все было говорено-переговорено. Но потом понял, что Виссарионыч или еще не принял окончательного решения, или наоборот, уже принял и теперь просто собирает побольше информации для его подтверждения. Выслушав очередной раз все доводы, он покивал головой и неожиданно, как это у него всегда получалось, сменил тему:
— Скажите, Илья Иванович, мы вам дали широчайшие полномочия карательного и надзорного органа на фронте, а вы своей властью сняли только двух полковых комиссаров и одного командира дивизии. Хотя на прошлой встрече говорили о негативном положении дел с командным составом. Как это вышло? Вы плохо работаете или проявляете излишний либерализм?
Сталин начал прикуривать трубку и при этом хитро поглядывал на меня. Во блин, вопросики подкидывает — сразу и не ответишь. Слишком уж много чего я понял за последнее время, поэтому и не решал такие серьезные дела кавалеристскими наскоками. Постаравшись как-то упорядочить доводы, начал отвечать:
— Никак нет Иосиф Виссарионович! Излишнего либерализма за мной никогда не было. Просто получив такое право, начинаешь задумываться о том, почему этот человек так поступил. Из-за тупости или неопытности. Кто он — дурак, желающий выслужиться любыми путями, или вдумчивый командир, который просто совершил ошибку. А самое главное — кем его можно заменить. И в девяноста пяти процентах из ста понимаешь, что или человеку просто опыта не хватает, или что любая замена будет только хуже. И только пять процентов командиров совершенно не соответствуют своей должности. Ему максимум взводом командовать, а не дивизией, и то под присмотром хорошего ротного.
