– Теперь руками, – тихо говорит Герман. – Без мочалки.

Сглатываю ком в горле. Кладу мочалку на полку. Провожу ладонями по горячему торсу. Чувствую каждый мускул, каждый кубик пресса. Это так интимно. Ужасно интимно!

И так возбуждающе. Для моей неопытной девственной психики это перегруз. Мои соски предательски набухают, и я молюсь, чтобы бандюк этого не увидел.

Наконец я решаюсь. Обхватываю его член ладонью. Он гладкий, как бархат, и твердый, как сталь. Горячий. Большой.

Герман издает тихий одобрительный стон, и от этого звука у меня подкашиваются ноги. Осторожно вожу вверх-вниз, намыливая его, чувствуя его тяжесть в своей руке. Мне страшно, стыдно и… дико интересно.

Смываю гель, и тут слова сами срываются с губ помимо воли.

– Я девственница.

– Это заметно, Нина, – усмехается Герман, он явно не удивлен.

Выключаю воду и выскальзываю из кабины, как ошпаренная. Ноги подкашиваются, я поскальзываюсь на мокром полу и падаю… Прямо в сильные руки.

Герман ловко ловит меня, прижимает к своему мокрому горячему телу. А член, который я только что мыла, теперь упирается мне в ягодицу. Впадаю в панику.

– Отпусти!

Герман выпускает меня, и я, сорвав с вешалки большое банное полотенце, пулей вылетаю из ванной. Добегаю до двери в спальню, хватаюсь за ручку, а она не поворачивается!

– Тут магнитный ключ, золотце, – раздается сзади спокойный голос Германа. Он выходит из ванной, обернув полотенце вокруг талии, и смотрит на меня с хищной усмешкой. – И я тебя этой ночью не выпущу. Кровать большая, нам обоим хватит места.

Меня сковывает ужас. Я в ловушке. В спальне у бандита. Но… раз уж в душе ничего не случилось, может, и в постели все обойдется? Он же дал слово.

С опаской подхожу к огромной кровати и забираюсь на самый ее край, спиной к Герману. Сейчас ляжет рядом, начнет что-то делать…

Но слышу только его шаги, скрип шкафа. Через несколько минут свет гаснет, и я чувствую, как матрас прогибается под весом мужчины с другой стороны. Герман сохраняет дистанцию.

– Спокойной ночи, золотце.

Постепенно адреналин отступает, сменяясь дикой усталостью. Веки тяжелеют. Сон накатывает волной, смывая все страхи и сомнения.

А просыпаюсь я от того, что нечем дышать. Что-то тяжелое и теплое сдавило грудь.

Распахиваю глаза и понимаю, что это рука Германа. Он перевернулся во сне и обнял меня, ладонью нагло стискивая мою грудь. Полотенце, в котором я заснула, валяется у кровати.

Мужчина что-то бормочет во сне. Затем нагло хватает меня за вторую грудь. МАМОЧКИ! И я не нахожу ничего лучше, чем…

– А-А-А! – вырывается из груди пронзительный визг. Возмущение, жгучее и острое, заливает меня с головой. Как он посмел?! Своей грубой лапой сжимает мою грудь, будто я вещь! Свинья!

– Тихо, – хриплый сонный рык обжигает кожу шеи, и огромная ладонь ложится на мои губы.

– Ммм! – пытаюсь возмутиться, широко распахнув глаза. Злобно молочу кулаками по мощному телу бандита. Бьюсь, но Герман словно скала.

– Ммм! Ммм!

– Не верещи, золотце, – его голос ленивый и бархатистый, но в нем проскальзывает стальной приказ. – А то я рот тебе заткну. Угадай чем?

Я замираю. Испуганно хлопаю ресницами. Он же обещал! Но технически Герман сдержал слово. Вчера он не тронул меня. А сейчас утро, и о ласках наутро договоренностей не было. Упс!

Лежу, не двигаясь, как мышь под гипнотизирующим взглядом удава. Герман опасен. Очень, очень… ооочень!

– Умница, – он хищно улыбается. Взгляд ясный и острый, будто бандюк и не спал. Как так? Я после пробуждения еще час прихожу в себя. Господи, хватит думать о ерунде! Это от страха, я всегда начинаю тараторить про себя, когда мне страшно. – Ммм…

– Нет, не отпущу, – его взгляд, тяжелый и похотливый, медленно скользит по моему телу, заставляя кожу гореть. – Думаю, как же наказать тебя за то, что прервала мой сладкий сон.

Господи, это какой-то сюрреалистический кошмар! Помогите! Что же делать? Ища спасения, взглядом натыкаюсь на лампу на прикроватной тумбочке. Ну, как лампу… нелепый тяжелый предмет в стиле… эээ… современного непойми-какого-искусства.

Сглатываю ком, подступивший к горлу.

– Ну что, наш юный сексолог, – Герман облизывается, – есть предложения? Потому что у меня лишь один вариант…

Он убирает руку с моих губ. Боже, это полный дурдом! Я ведь хотела взять ситуацию под контроль, а теперь лежу обнаженная в неприлично роскошной квартире с невероятно опасным мужчиной… который, к слову, тоже абсолютно голый!

– Я… эмм… – шестеренки в голове вращаются с бешеной скоростью, но не цепляются ни за одну здравую мысль. Я спринтер, а не марафонец. Вчерашний героизм испарился, оставив лишь панику и вопрос: что делать дальше?

Притворно потягиваюсь, ища опору, и рукой нащупываю холодную металлическую ногу той самой лампы. Не думая, на автомате хватаю ее и с размаху заношу над головой!

Но удар не достигает цели. Герман с легкостью перехватывает мою руку, вырывает лампу и отшвыривает ее. Затем ручищей фиксирует оба мои запястья, прижимая их к подушке над головой.

– Ну что ж, золотце, я понял. Хочешь по-плохому? Будет тебе по-плохому, – его голос низкий и спокойный, но в нем слышится угроза. Герман жестко фиксирует мои руки, лишая малейшей возможности вырваться.

Свободной рукой тянется к тумбочке, и я замираю, следя за его движениями. Бандюк достаёт…

– Не надо… Я не буду… Я больше не буду, – лепечу, таращась на блестящие отполированные стальные наручники.

– Надо, Нина, – невозмутимо заявляет Герман. – Иначе ты так и не поймешь, кто здесь главный.

Он всем телом наваливается на меня сверху. Тяжелый, горячий. Не оставляет мне ни шанса. Раздается сухой зловещий щелчок. Поздравляю, Орешкина, вот ты и «перехватила инициативу»!

– Я не хочу… – голос предательски срывается, превращаясь в шепот. Пора признать: мне по-настоящему страшно.

– Захочешь, – его рычание обжигает кожу. Бандюк снова и снова оглядывает меня с ног до головы. Медленно, оценивающе. – Я умею быть очень убедительным.

– Вы обещали, – смотрю прямо в серо-голубые глаза. Бездонные, полные хитрости и наглости. Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что от этого взгляда мои соски предательски набухают и твердеют.

– Ты сама легла в мою постель… сама сняла с себя полотенце… – Герман ухмыляется, и в его улыбке читается торжество. – И сама разведешь ноги, как я и говорил.

– Не дождетесь! – возвращаю себе крупицу самообладания, инстинктивно сжимая бедра. Но тело реагирует с точностью до наоборот. Внутри все сжимается от страха, но кожа под ладонями Германа начинает мелко дрожать от странного щекочущего возбуждения, а между ног рождается предательская стыдная влага.

Нет! Нет, я не такая!

– Посмотрим, Нина. А сейчас, – Герман прикрывает глаза и медленно, глубоко втягивает носом воздух, – прекрати сжимать ноги.

– Вот еще! – фыркаю, стискивая бедра еще сильнее, но волна возбуждения от этого только нарастает. Я же сексолог, елки-палки! Я должна все контролировать! Но в голове назойливо звучит голос Ефимовой: «Пышка о сексе только на парах слышала». И это горькая правда.

Герман вздыхает и резким точным движением проскальзывает ладонью между моих сжатых бедер. С губ срывается короткий писк, и мои ноги предательски разъезжаются в стороны.

– Вот видишь, а ты боялась, – бандюк сползает ниже по кровати, его дыхание опаляет кожу моего живота, а затем и внутренней поверхности бедер. – Божественный аромат. Хочу услышать, как ты закричишь во время своей маленькой капитуляции. Ну же, золотце… начинай ругать меня. И умолять…

И тут он… боже мой! Он…

– Ммм! – выгибаюсь дугой, ощутив между ног влажный напористый язык.

И это Герман называет наказанием? Мамочки… о-о-о! Я и представить не могла, что это может быть так… ох!

Но я молчу.

Мои губы плотно сомкнуты. Я знаю, чего он ждет. Чтобы я закричала, взмолилась, признала его власть.