– Если поручик Борейко не постеснялся заявить на суде, что отдал в заклад свой мундир, то какие же у него могут быть представления о чести мундира, к которому он так небрежно относится? – ехидно проговорил Страшников, переглянувшись с Чижом.

– Это к разбираемому нами делу не относится! – возразил Мошинский.

– Присоединяюсь к вашему мнению, – проговорил Тахателов. – Суд переходит к опросу подсудимых. Расскажите, при каких обстоятельствах вам было нанесено оскорбление на словах поручиком Борейко, – обратился к Чижу Тахателов.

Чиж подробно и обстоятельно рассказал обо всем, что произошло в комнате у Жуковского после проверки артельных сумм.

– Вы подтверждаете правильность сказанного? – спросил Тахателов у Борейко.

– Целиком и полностью.

– Тогда предлагаю вам, поручик Борейко, принести свои извинения штабс-капитану Чижу.

– Не нахожу возможным. Вор, по-моему, всегда останется вором, как перед ним ни извиняйся.

– Прошу суд оградить меня от повторных оскорблений, – взвизгнул Чиж.

– Прошу вас выбирать ваши выражения, поручик, – остановил Борейко Тахателов.

– В показаниях капитана Жуковского значится, что штабс-капитан Чиж тоже оскорбил вас. Почему вы, поручи, к, об этом ничего не сказали? – задал вопрос Мошинский.

– Собака лает, ветер носит, – отрезал Борейко.

Чиж весь вспыхнул и снова за протестовал. Тахателов еще раз призвал Борейко к порядку. Затем суд допросил Звонарева и зачитал письменные показания Жуковского. Покончив с допросом свидетелей и выслушав объяснения Чижа и Борейко, Тахателов еще раз предложил закончить дело миром, но встретил их решительный отказ. После этого суд удалился для вынесения приговора.

Борейко и Звонарев перешли в одну из соседних комнат. Из окна была видна большая площадка, на которой было установлено несколько хворостяных барьеров и торчали предназначенные для рубки лозы. По этому манежу коротким галопом скакала на своей Кубани Варя Белая. Она по очереди брала барьеры и тут же рубила шашкой лозу. Лицо девушки раскраснелось, шляпка сдвинулась на затылок, волосы распустились, но она ничего не замечала, увлеченная спортивными упражнениями. Скачка с препятствиями сменялась бешеным галопом. Привстав на стременах, пригнувшись к луке, Варя вихрем носилась мимо окон.

– Козырь девка! – восхищенно заметил Борейко. – И мужа ей надо козырного, да чтобы еще королем был.

– Король, пожалуй, староват для нее будет, а валет бы подошел, – ответил прапорщик.

– Отчего тебе, Сережа, не сыграть в такого валета?

– А тебе?

– Какая дура пойдет за такого пьяницу, как я!

– А я побаиваюсь таких амазонок, мигом под башмак попадаешь к такой жинке.

– По-моему, это совсем не плохо сидеть под разумным каблучком. Только для меня едва ли скоро найдется, больно большой да крепкий каблук нужен.

– Может, и под самый маленький попадешь. Мужчина ты видный, а если и пьешь, то пьян не бываешь.

Их разговор был прерван приглашением на суд. Тахателов стоя зачитал постановление, в котором дуэль признавалась единственно возможным исходом конфликта между Чижом и Борейко.

– Оскорбления, нанесенные друг другу вышеозначенными офицерами при отказе принести взаимные извинения, могут быть смыты только кровью, – пояснил Тахателов.

– На чем же я с ним драться буду? На кулаках, что ли? – издевательски проговорил Борейко. – Ведь господин штабс-капитан умрет от страха при виде меня с шашкой или револьвером.

– Не торопись, дюша мой, – остановил его Тахателов и продолжал чтение приговора. – «Принимая во внимание наличие в настоящее время военных действий с Японией, исполнение приговора отложить до конца войны», – торжественно закончил полковник. – Все понятно, господа? Претензий никаких нет?

Претензий не оказалось, и оба «подсудимые» расписались в прочтении приговора. Чиж старательно вывел свою короткую фамилию, а Борейко размашисто, через весь приговор начертал: «Прочел с удовольствием. Поручик Борейко».

Страшников только ахнул, прочитав написанное, и поспешил показать Тахателову.

– Это прямое издевательство над священной особой государя императора, – возмущался он.

Но Мошинский и Тахателов не придали значения выходке Борейко и громко расхохотались.

– Ты, дюша мой, не можешь без шуток! Будет тебе от генерала за то, что кладешь императорские резолюции на бумагах, – предупредил полковник.

На этом и закончилась судебная процедура. Когда Звонарев вернулся в мастерские, то Гобято поручил ему побывать на Стрелковой батарее.

– Командует ею капитан Мошинский. Я его сейчас видел в Управлении артиллерии. Он и подвезет вас к себе, а обратно и пешком доберетесь. Туда всего дветри версты, – предложил Гобято.

Мошинский охотно согласился подвезти Звонарева к себе на батарею. По дороге они разговорились. Капитан рассказал, как он шесть лет тому назад прибыл в Порт-Артур с батальоном Владивостокской крепостной артиллерии, как участвовал в Китайском походе, который он назвал позорной страницей в истории русской армии.

– Мы воевали с безоружными людьми и считали победами, когда обращали их в бегство. В утешение себе скажу, что русские войска притесняли китайцев гораздо меньше, чем иностранцы, особенно англо-американцы.

Стрелковая батарея была расположена на так называемой Двурогой сопке на самом хребте, отделяющем Порт-Артур от моря. Влево внизу виднелась Двадцать вторая батарея, которой командовал Вамензон, справа на полгоре были расположены батареи номер шестнадцать и семнадцать, сзади к батарее подходила дорога в Старый город. Со Стрелковой батареи открывался вид во все стороны – впереди, насколько мог видеть глаз, расстилалось безбрежное море. Сзади хорошо были видны Западный бассейн, доки, торговый порт и весь Старый город. Из-за Перепелиной горы частично проступал Новый город, а левее – массив Ляотешаня.

– Моя батарея расположена на самом лучшем месте в Артуре, до города всего три версты, до моря – две. Всегда дует ветер, поэтому воздух чист и насыщен морскими испарениями, сухо, масса солнца. Санитарная станция, а не батарея. Легочников отправлять сюда на излечение. Живем мы с женой тихо и мирно, в городе редко бываем, дома коротаем вечера с ребятами. Думал прожить здесь спокойно еще лет с пяток, пока детишки подрастут, а тут началась война. Гоню жену с детьми из Артура, а она уезжать не хочет, – повествовал Мошинский.

– Пожалуй, она и права. Война может скоро кончиться, и все пойдет по-прежнему, – возразил Звонарев.

– Вы глубоко ошибаетесь! Раз японцы рискнули на войну с нами, то не из-за пустяков. Пока не отвоюют у нас Корею и Южную Маньчжурию с Артуром, мира не заключат. Скоро этого они не добьются, и война, несомненно, затянется.

– Вы считаете, что война нами будет проиграна? – удивился Звонарев.

– Зная японцев и стоящих за ними англо-американцев, трудно предположить, чтобы война кончилась вничью с сохранением теперешнего положения. Слишком далеко отсюда до России. Да и не нужна нам эта Маньчжурия. Мы еще и Сибири не сумели освоить, а тянемся к Маньчжурии.

Разговаривая таким образом, Звонарев незаметно доехал до Стрелковой батареи. Она еще не совсем была закончена сооружением, и с полсотни солдат и китайцев в тачках возили землю и насыпали бруствер батареи.

Солдаты и китайцы работали вперемежку. Ими руководил саперный унтер-офицер, указывая, куда еще надо подсыпать земли, проверял по шнуру правильность насыпи, замерял общий объем работы.

– Как у вас работают китайцы? – поинтересовался Звонарев.

– Пожаловаться не можем. Работают добросовестно, но и мы их не обижаем. Я сам слежу, чтобы при расчете их не обманывали, кормим из ротного котла. В других местах этого не делают, а я думаю, что два десятка человек всегда можно накормить там, где довольствуются три сотни. Сначала я китайцев не кормил, так сами солдаты с ними делились хлебом и другим продовольствием. Наш русский человек всегда готов поделиться с другим тружеником, особенно с тем, который ему помогает в работе, – словоохотливо сообщил Мошинский.