Родионов, побывавший в такелажной, притащил уйму канатов, блоков, кусков парусины, стальных тросов.

– В нашем хозяйстве сгодится, ваше благородие, – деловито доложил он, складывая имущество на палубе.

– Ну и жара внизу, – рассказывали солдаты, – дым, тесно, лестницы все крутые, того и гляди, свалишься.

В это время с «Сильного» явились матросы во глазе с мичманом и начали устанавливать привезенные с собой помпы.

– У нас, к вам просьба, – подошел мичман к Борейко, – нет ли на батарее доктора или фельдшера, а то наш фельдшер не справляется.

– Сейчас же пришлем к вам фельдшера с медикаментами. Родионов, пошли кого-нибудь за Мельниковым, пусть отправится на миноносец, – приказал Борейко.

Матросы приладили помпу и шаг за шагом стали сбивать огонь. Артиллеристы занялись переноской своих трофеев в лодку. На берегу они встретили фельдшера и Шурку Назаренко с бинтами, банками, склянками, спешивших к «Сильному».

У трапа их встретил вахтенный и проводил в каюткомпанию, где была перевязочная.

– Никак, баба приехала! – сердито проговорил боцман. – Вовек теперь нам не сняться отсюдова!

– Не каркай, боцман! – прикрикнул вахтенный офицер.

– От бабы, вашбродь, всегда несчастье на корабле случается.

– Это сестра милосердия, а не баба.

– Все одно, вашбродь, – натура у ей бабская.

– Не разговаривай. Присмотри лучше, как в трюме работы идут.

– Есть, вашбродь!

В кают-компании, где лежали раненые, Мельников и Назаренко приступили к, перевязкам. Матросы с любопытством смотрели на девушку, недоумевая, как она могла сюда попасть.

– Ой, болит! – стонал молодой рыжеватый парень, раненный в живот. – Ой, пособите, братцы!

Мельников деловито осмотрел его и, наскоро перевязав, мрачно отошел в сторону.

– Морфий, – приказал он сестре.

Заголив раненому руку, девушка неумело ткнула в нее иглой.

– Ой, – дернулся раненый, – и так больно, а тут тебя еще иглой ширяют!

Вскоре он успокоился.

– Чем колоть нас перед смертью, сестрица, – проговорил другой матрос, раненный в грудь навылет, – ты бы приголубила нас напоследок. – Он попытался засмеяться.

– Заткни хайло, черт дохлый! – накинулся на матроса сосед.

Сестра продолжала свою работу.

– Рука у вас, сестрица, легкая. Наш фершал как возьмется, свету божьего не взвидишь, а вы чисто ангел ручкой прикасаетесь, – уверял кочегар.

– Не улещай, Микиткин! Сестрица для всех, а не для тебя одного.

– Эх, почему у нас на миноносце нет такой сестрицы. Воевать бы было веселее.

Артиллеристы с Утеса помогали матросам разгружать трюм. На руках осторожно опускали на шлюпки длинные сигарообразные мины, охапками, как поленья, таскали патроны для сорокасемимиллиметровых пушек; выгребали из бункеров уголь.

Моряки хотели выбросить его за борт, но солдаты запротестовали:

– Чем нам его из города возить, так мы лучше его к себе на берег свезем!

Из машинного отделения доносился стук молотков…

После смерти инженер-механика всем орудовал машинный старшина. Под его руководством, обнаженные по пояс, вымазанные в угле и масле, работали механики со слесарями-артиллеристами. Шла смена поврежденной части главной паровой трубы. Снимали изоляцию, развинчивали фланцы[102] и заменяли другими. Несмотря на открытые люки и вентиляторы, было так жарко, что то и дело кто-нибудь выскакивал наружу подышать чистым воздухом.

На рассвете миноносец был почти разгружен. На берегу чернела пирамида угля, тут же лежали сложенные в ряды патроны и мины.

Вскоре на море опять появились силуэты японских кораблей, донесся отдаленный звук выстрела, и невдалеке от «Сильного» взметнулся столб воды.

С миноносца было видно, как на батарее заворочались длинные, тонкие, чуть поблескивающие, вороненые дула пушек, направляя свои жерла в сторону неприятеля. Еще момент, и они со страшным грохотом выбросили пять огромных огненных столбов. От залпа на палубе «Сильного» все вздрогнули.

– Ишь как громко, черти, бьют, почище двенадцатидюймовок наших, – проворчал вылезший подышать чистым воздухом кочегар.

– Куда им супротив наших, – не согласился сигнальщик.

Как бы в ответ ему тотчас грохнул следующий залп, а за ним еще и еще.

– Как из пулемета бьют, черти! Смотри, да у японцев, никак, пожар на двух кораблях. Ай да молодцы! – восторженно проговорил артиллерийский унтер-офицер с перевязанной головой.

В ответ на стрельбу с Утеса японцы тоже дали несколько залпов по берегу, но снаряды раскинулись далеко во все стороны, не причинив никакого вреда.

На рейде загрохотали орудия выходящих из гавани броненосцев. Вскоре вся эскадра вытянулась вдоль Тигрового полуострова и открыла сосредоточенный огонь. Японцы поспешили уйти в море.

Как только Электрический Утес смолк, артиллеристы опять появились на берегу. От эскадры, начавшей втягиваться в проход, отделился катер под флагом командующего флотом и направился к «Сильному».

Вскоре адмирал в сопровождении Дукельского был уже на миноносце. Приняв рапорт старшего лейтенанта, Макаров поздоровался с бывшими на палубе матросами и поблагодарил их за службу. Затем он спустился вниз к раненым. Неожиданное появление начальства переполошило всех. Легко раненные вскочили и вытянулись. Тяжело раненные открывали глаза и оживлялись при виде знакомой фигуры Макарова. Шурка Назаренко замерла на месте и с полуоткрытым ртом смотрела на адмирала. Макаров стал расспрашивать каждого раненого о самочувствии, о том, при каких обстоятельствах получено ранение. Матросы охотно отвечали и сами задавали вопросы о ночном бое.

– Проход-то все же японцам не удалось загородить? – допытывался обожженный кочегар.

– Не удалось. Зря только они пять пароходов потеряли. Да разве при таких молодцах, как вы, это может удаться японцам? – мягко проговорил адмирал.

Лица раненых просветлели.

– Так точно, ваше превосходительство, – прохрипел раненный в грудь матрос. – Супротив нас тонка кишка у японцев.

– С такими молодцами, как вы, мы непременно побьем японцев. Спасибо вам, братцы, за службу, спасибо за геройское поведение! – благодарил адмирал.

– Рады стараться! – растроганно отвечали раненые.

– Лейтенант Дукельский, запишите их фамилии. Награждаю вас всех крестами.

– Покорнейше благодарим, – радостно отвечала матросы.

Затем Макаров обернулся к продолжавшей восторженно смотреть на него Шурке Назаренко.

– Вы, сестрица, откуда? – спросил девушку адмирал.

– С Электрического Утеса.

– По нашей просьбе с Утеса прибыли к нам на помощь сестра и фельдшер, – поспешил доложить офицер.

– Как ваша фамилия? – осведомился Макаров.

– Назаренко.

Адмирал взглянул на Мельникова, который вытянулся во фронт.

– А твоя? – повернулся он к фельдшеру.

– Мельников, фельдшер седьмой роты Квантунской крепостной артиллерии.

– Они нас, можно сказать, выручили, ваше превосходительство, – вмешался фельдшер, – без них я бы не управился, а катер с «Отважного» подошел совсем недавно, взял раненых и ушел.

– От лица всех моряков позвольте вас поблагодарить, сестрица, – протянул руку Макаров. – Георгий Владимирович, запишите ее фамилию. Я награждаю вас, сестрица, Георгиевской медалью.

Шурка, красная, как пион, что-то невнятно пробормотала и смущенно подала руку адмиралу.

Адмирал поднялся на палубу и столкнулся с только что вылезшим из машинного отделения Звонаревым.

– Вы что здесь делаете, прапорщик? – удивился Макаров.

– Помогаю починять паровую машину, ваше превосходительство, – весело ответил Звонарев, вытирая паклей грязные руки. – Через час будет исправна.

– К этому времени должны также подойти портовые катеры и помочь «Сильному» сняться с мели. Я вижу, что весь Электрический Утес принял участие в спасении нашего миноносца.

– При случае моряки также придут нам на помощь, – ответил Звонарев.