«Теперь можно и поспать. Скоро, дед, мы все узнаем».

«Хочешь прогуляться в океан?»

«Обязательно. Отчего не прогуляться? Найдем кораблик, доплывем до острова, вступим в контакт… Я ведь тебе говорил, какие почести ждут первооткрывателя новой расы. А я человек тщеславный!»

«В такой вояж я бы прихватил что-нибудь помощнее твоего хлыста. Сообщи на Базу, пусть пришлют тебе десяток боевых роботов».

«Таких роботов здесь нет».

«Ну, тогда хотя бы метатель плазмы! Желательно широкофокусный, с мощностью в импульсе до мегатонны».

«Тут нет оружия такой мо…» – начал Тревельян и смолк с раскрытым ртом. Что-то темное закрыло звезды, и он решил было, что возвращается Грей, но тут же догадался, что это не его зверек – объект летел медленно, плавно и довольно высоко. Темнота не позволяла разглядеть его форму, но, судя по звездам, исчезавшим с одной стороны таинственного летуна и затем появлявшимся с другой, он был велик – достаточно велик, чтобы не спутать его с живой тварью, парящей над лесом на тридцатиметровых крыльях. Впрочем, крыльев у него как будто не было, но поручиться в этом Тревельян не мог – света Ближней звезды не хватало.

– Что за дьявольщина… – пробормотал он. На его плечо беззвучно опустился Грей. – Как ты думаешь, чьи это шутки, малыш? Нашего приятеля с острова? Мы решили его засечь, а он сам появился, так?

Грей потерся мягким бочком о Тревельяново ухо, излучая волны дружелюбия и преданности, а командор пробурчал:

«Здоровая дура… А чья? Вот был бы у тебя метатель, тут же и разобрались бы, прямо не сходя с этого места!»

– Разберемся без метателя, – сказал Тревельян, дождался, когда странный объект исчезнет за деревьями, лег на спину и закрыл глаза. И снилась ему в эту ночь прекрасная Арьена, танцующая среди синих шелков, на синем, как море, ковре.

Наутро он первым делом связался с Базой. Голос компьютера казался бесстрастным, без всяких признаков вины, зато представленный им доклад был полон.

– Объект: остров. Форма: неправильный эллипс, ориентированный с юго-запада на северо-восток. Размеры: один километр двести сорок метров по большой оси, восемьсот тридцать пять метров по малой. Береговой ориентир: маяк в гавани Петассы, курс сорок три градуса от северного меридиана, дистанция восемьдесят девять и три десятых километра. Остров плоский, без заметных возвышенностей, максимальная высота над уровнем моря двадцать два метра. Покрыт растительностью, предположительно пальмами, по берегам – песчаные пляжи. Рифов нет. С восточной стороны – отмели, с западной – бухта, доступная для судов с малой осадкой. Рядом с бухтой – искусственное сооружение. Дом, предположительно деревянный. Небольшой, спрятанный под деревьями, заметен только участок кровли из пальмовых листьев.

– Хижина? – переспросил Тревельян.

– Скорее бунгало.

– Что еще?

После недолгой паузы голокомп сообщил:

– Объект в оптике не фиксируется, наблюдатель Тревельян. Установлен путем сканирования в тепловом и ультрафиолетовом диапазонах.

О причинах этой невидимости Тревельян догадывался, однако мнением компьютера не пренебрег:

– Твои выводы?

– Силовой щит или поля, отклоняющие световые потоки, не обнаружены. Самое вероятное объяснение феномена – голографическая завеса. Оптика показывает на месте острова водную поверхность.

– Принято. – Подумав, он спросил: – Есть какие-то транспортные средства? Расчищенные площадки для летательных аппаратов? Причал для судов? Коммуникации любого типа? Защитные системы?

– Не обнаружено, наблюдатель Тревельян.

– Тогда конец связи.

Минут десять он сидел, глядя на собственные колени и пытаясь представить этот остров, так похожий формой и величиной на Ньорк, райскую обитель Хьюго Тасмана. Клочок суши в океане, пальмы, пески, маленькая бухта, и на ее берегу – домик, крытый листьями… Бунгало. Лачуга. И из нее управляют здешним миром. Ну, не совсем управляют – скорее, оказывают влияние. И очень успешно! Намного успешнее, чем Фонд развития инопланетных культур.

Покачав головой, Тревельян поднялся, бросил взгляд на небо, затем посмотрел на Даута и свой возок. Небо было чистым и невинным, будто не летали в нем по ночам всякие странные объекты, а Даут выглядел бодрым и сытым. Решив, что не стоит мучиться в повозке, Тревельян заседлал коня, бросил колесницу и отправился дальше верхом. Никто не увидит его в этих диких дебрях, кроме, возможно, Кадмиамуна, а он, надо думать, переживет такое потрясение. Странный тип, размышлял Тревельян, покачиваясь в седле; богатый нобиль и ученый, по словам Сейлада, но живет не в городе, а в дремучем лесу, да еще таком неприветливом и мрачном. Быть может, имелись для этого какие-то причины, не менее веские, чем у горцев-разбойников из Онинда-Ро? Человек – существо общественное, и просто так в отшельники не идет…

Рытвины и колеи на дороге были глубокими – очевидно, тут прошел не один обоз, и ходили они десятилетиями. Корявые деревья стали мельче, зато появились заросли высокого тростника, напоминающего бамбук, но не с коленчатыми, а с прямыми, ровными стволами. Над лесом мельтешили птицы, мелькали какие-то мелкие зверьки, но крупные животные не показывались. Правда, несколько раз Тревельян различал далекий рев клыкачей и верещание пацев, однако следов и кучек помета на дороге не попадалось – похоже, лесные твари тут были пугаными.

Он ехал до середины времени Полдня, пока деревья и тростник не разошлись, открыв обширное пространство с утоптанной землей, тянувшееся по обе стороны дороги. Очевидно, здесь, на отвоеванной у леса вырубке, жил благородный Кадмиамун, но представшее взгляду Тревельяна не очень походило на усадьбу знатного вельможи. Слева виднелись навесы и сараи и слышались разнообразные промышленные шумы: удары молотков по металлу, визгливая мелодия пил, что вгрызаются в дерево, трески и скрипы, лязги и грохоты. Там дымили горны, работали мастера, и ветер доносил запахи свежей древесины, горевших угольев и еще чего-то мерзкого, тухлого, как несвежая рыба. Вид справа казался благообразнее: тут был поселок, рассчитанный, судя по количеству хижин, сотни на две народа, а дальше стоял просторный бревенчатый дом о двух этажах и чуть поодаль – огромный сарай, метров на десять выше дома. В поселке суетились у открытых очагов старые и молодые женщины, играли в пыли ребятишки, а те, что постарше, пасли на опушке коз и домашнюю птицу. Перед домом – вероятно, господским – рос цветущий куст, единственное украшение территории, и рядом с ним была коновязь. К ней Тревельян и направился.