Он не успел сойти с коня, как на крыльцо выскочил хозяин, невысокий, смуглый и светловолосый инг, слегка кривоногий, коренастый, с длинными руками, как и положено человеку, чьи предки стояли на зыбкой палубе и тянули канаты. Одет он был по местной моде, в штаны чуть ниже колен и полотняную рубаху; только золотые браслеты на обнаженных руках подсказывали, что это богатый и знатный вельможа.
– Невероятно! – произнес человек, глядя на Тревельяна во все глаза. – Невероятно, клянусь милостью всех Трех Богов! Доводилось мне слышать про умельца, смастерившего такую упряжь, а вижу ее я в первый раз! Да еще на лошади рапсода! А рапсод-то непростой, с шерром на плече…
– Разделяю твое дыхание, благородный Кадмиамун, – сказал Тревельян и спешился.
Справившись с изумлением, человек на крыльце склонил голову, и стало заметно, что волосы у него не просто светлые, а седые. Ему было лет пятьдесят – почтенный возраст для представителя западной расы.
– Раз ты рапсод, приветствуй меня как положено, – произнес он, очертив круг над сердцем. – Твоя кровь – моя кровь!
Пришел черед изумляться Тревельяну:
– Мое имя Тен-Урхи, и я в самом деле рапсод, но ты, ты… Мне говорили, что ты ученый человек и знатный нобиль, брат самого Кадмидауса, и еще говорили, что ты не плаваешь по морю, а торгуешь с восточными странами. Однако…
Кадмиамун прервал его нетерпеливым жестом.
– Все это верно, но еще я магистр Братства – хотя теперь, должно быть, бывший. Магистр, ушедший в тень, и все же ты меня нашел… – Его взгляд внезапно сделался настороженным. – Тебя… тебя отправили ко мне с каким-то посланием?
– Нет, я приехал сам с просьбой о помощи. – Тревельян, придерживая одной рукой Грея, потянул другой из мешка свитки с печатями. – Приехал и привез рекомендательные письма. Вот они… от правителя Тилима и от…
Магистр снова отмахнулся.
– Значит, ларца или шкатулки у тебя нет? Отлично! А письма мне не нужны. Это, – он ткнул пальцем в оседланного Даута, – лучшая рекомендация! Сам придумал? Сам обучил коня?
«Похоже, мы нашли родственную душу, – заметил командор. – Счастливая случайность, а?»
«Нет. Кто ищет, тот всегда найдет», – ответил Тревельян, а вслух сказал: – Упряжь придумана не мной, и я не обучал коня. Это, магистр, подарок друга, чье имя лучше не называть.
– Согласен с тобой, Тен-Урхи. Меньше знаешь лишнего, дольше проживешь… особенно в нашем Братстве. – Кадмиамун подмигнул и стал похож на типичного инга-пирата. – Однако ты с дороги. Голоден? Хочешь умыться?
– Голоден и хочу умыться, – подтвердил Тревельян. – Но прежде надо накормить коня. Посмотри, мой господин, как снимают эту упряжь. Расстегиваешь ремень, потом берешься обеими руками за выступы на сиденье и…
До вечера они поговорили о многом. О мастере Цалпе из Рингвара, делавшем бумагу, о паровых машинах Суванувы и Куммуха, Рдияс-Дага и Таркодауса, что из Островного Королевства, о несчастном изобретателе керосина, о шлифовальщике стекол, собравшем подзорную трубу, о новых способах закалки стали и краске из коры розового дерева. Осведомленность Кадмиамуна впечатляла; об одних изобретениях и причастных к ним людях он слышал чуть ли не из первых рук, о других собрал информацию по крупинкам, но во всех случаях определенно знал, что случилось с мастерами, механиками и кузнецами, придумавшими то и это, а потом оштрафованными, изгнанными или кончившими жизнь на столбе. И, разумеется, как человек предусмотрительный и разумный, он учитывал эти сведения. Зачем иначе он прятался в этой глуши? Зачем распускал повсюду слух, что превратился в торговца?
Но говорить на эти темы опальный магистр не желал. Возможно, вовсе не опальный, а тихо удалившийся из Братства, исчезнувший в диких лесах, ибо нашел какое-то дело, не совместимое с прежним своим занятием и магистерским титулом. Может быть, он задумывался о печальных судьбах изобретателей, но, оставаясь человеком Средневековья, не мог и помыслить об истинной причине их трагедий. Об этом он знал не больше, чем про миры у крохотных далеких звезд и их просвещенных обитателей. Джордано Бруно на Осиере еще не появился.
Так что о Братстве и о Великом Наставнике Аххи-Секе они не говорили, равно как о ларцах и шкатулках, про которые Кадмиамун, должно быть, слышал, раз опасался такого подарка. Когда же небеса померкли и зажглась в них Ближняя звезда, магистр встал, поманил за собой Тревельяна и вышел из дома.
– Ты не спросил меня о многом, Тен-Урхи, хотя вопросы трепетали на твоих губах. – Кадмиамун медленно направился к огромному сараю, но вдруг остановился и втянул носом воздух. – Чувствуешь запах, которым тянет от моих мастерских?
– Да. Прости, мой господин, но это омерзительная вонь. Там гниет рыбья требуха?
Магистр ухмыльнулся:
– Это пахнет клей, тот самый клей, которым люди Архипелага скрепляют китовые пузыри, делая из них одежду. Я немного изменил состав… тут, в Шо-Инге, мы тоже кое-что умеем… Если пропитать этой жидкостью пузыри и сделать из них мешок – большой мешок, понимаешь? – он не пропустит воду, пар и даже то невидимое, чем мы дышим. – Кадмиамун поднял руку и дунул на ладонь. – Я покажу тебе, что можно с этим сделать. Но сначала скажи мне, Тен-Урхи, не хочешь ли остаться тут со мной? Мне нужны люди, надежные, умелые, и я собираю их отовсюду, с Востока, с Запада и из Семи Провинций. Твой разум пытлив… Ты рапсод и воин, а это значит, что ты храбр… Мне нужны храбрецы!
– Благодарю за доверие, но я не могу остаться, – сказал, склонив голову, Тревельян. – Мой путь лежит в Шо-Инг и дальше, через Мерцающее море, к берегам Удзени. Я хотел просить тебя… может, ты замолвишь слово перед своим сиятельным братом, и он даст мне судно? Небольшой корабль с тремя-четырьмя мореходами.
Глаза магистра сверкнули:
– Что ты хочешь делать у берегов Удзени?
– Я найду там остров, некий клочок суши, который скрыт от человеческих глаз. Но я знаю, как и где искать. Я найду его и задам вопросы, которые не задал тебе.
– Остров, скрытый от человеческих глаз… – медленно повторил Кадмиамун. – Ты, Тен-Урхи, еще храбрее, чем я думал! Или безрассуднее… Конечно, я помогу тебе, рапсод, но сначала ты должен узнать, от чего отказываешься. Идем!