Тревельян принял все эти предметы, потом сказал:

– Ты осужден мной, Тинитаур. Но знаешь, что может смягчить твою участь?

– Я слушаю, мой золотой повелитель, слушаю внимательно.

– Будь добр к моему зверьку, иначе я скормлю тебя крокодилам.

По лицу фокусника расплылась издевательская ухмылка.

– Вот как? А кто такие кор… кор-ки-ди… словом, те чудища, которым ты отдашь меня, ничтожного?

– Не обижай зверька, иначе познакомишься с ними поближе, – сказал Тревельян и отвернулся.

Его выпустили на палубу через восемь дней, когда корабль, следуя по течению Рориата, миновал Этланд, Хай-Та и Приморский хребет, вторгавшийся невысокими лесистыми отрогами в южную степь. Река здесь достигала двухкилометровой ширины, но текла довольно быстро, еще не растеряв инерции падения с равнин за хребтом, лежавших выше степного региона. Речные воды и степь были тут безлюдными; люди восточной расы не ездили на юг, а безволосые варвары пробирались на север в центре континента, бассейнами рек Фейн и Кмари, ведущими к Южному валу.

Но безлюдье отнюдь не означало пустоты, ибо животные, рыбы и птицы водились здесь в неисчислимом изобилии. Рыб и сухопутных тварей было трудно разглядеть, но Тревельян увидел забавных созданий, похожих на маленьких юрких дельфинов, на выдр, бобров или котиков, на змей с плавниками и острыми колючками вдоль хребта. В воздухе, то высоко, то над самой водой, вились пернатые сотни пород, а на волнах качались птицы поразительной величины, втрое массивнее страуса, с длинной гибкой шеей и клювом, не уступавшим крокодильей пасти. Что до крокодилов, обещанных Тинитауру, то в южных реках, в зоне джунглей, они тоже водились, но называли их дикари по-разному. Суть же была одинаковой: зубы в три ряда и невероятная прожорливость.

Птиц и зверей Тревельян разглядывал недолго, сосредоточив внимание на корабле. Суденышко было небольшим, метров двенадцати в длину, но с палубным настилом, кормовой надстройкой, высокой мачтой и косыми парусами, которые сейчас раздувал гулявший над саванной свежий ветер. Быстроходная посудина, решил Тревельян, прикинув, что, с учетом скорости течения, они делают километров двадцать в час, а то и больше. Шкипер Сайлава оказался дюжим северянином с рябой рожей и короткими бачками, а в команде у него были двое парней, люди восточной расы, по виду такие же разбойники, как встреченный в Бенгоде Куссах. Будь у него закованы только руки, Тревельян схватился бы с этой троицей и отправил бы их вместе с фокусником за борт. Однако ножные кандалы были тяжелыми, цепь между ними слишком короткой, и это ограничивало подвижность. К тому же Тревельяна мучило любопытство. Почти смирившись с этой южной эскападой, он сел у мачты, рядом с клеткой Грея, и просунул пальцы сквозь решетку. Шерр приник к ним своей кошачьей мордочкой и радостно пискнул.

– Ты похитил рапсода, – сказал Тревельян расположившемуся рядом Тинитауру. – Большой грех, опасное деяние, клянусь благоволением богов! Не боишься, фокусник?

– Боюсь, о мой господин с грозным взглядом, но меня вдохновляет мысль о шестистах золотых. Столько мне обещано, если я доставлю в племя Кривой Ноги настоящего рапсода. Большие деньги для такого бедняка, как я!

– Возможно, ты с ними расстанешься на обратной дороге. Лица твоих компаньонов не внушают мне доверия.

– Мне тоже, но у меня есть хороший страж. – Тинитаур показал взглядом на Тику, сидевшего на крыше надстройки и скалившего клыки. – Ты не поверишь, на что способна эта тварь! Перегрызет горло быстрей, чем я припомню свое имя.

– Ну, дело твое. – Тревельян прищурился на солнце, стоявшее в зените, и зевнул. – Скажи-ка, фокусник, зачем Кривой Ноге рапсод? Да еще за шестьсот золотых?

– Шестьсот мне, а тебя он одарит еще щедрее, – пообещал Тинитаур. – Видишь ли, мой сладкозвучный господин, Кривая Нога – великий вождь, и правит он семью деревнями и лесом на целый день пути от речного берега. Все у него есть в избытке, тысяча воинов, женщины для дня и ночи, ожерелье из костей врагов, горшки с монетой и даже вино, которое я временами вожу ему с севера. Но от мужей, что служили Светлому Дому и возвратились на юг, он узнал про главное сокровище, про славу. И сказали ему те бывшие солдаты, что победа в битве или поединке – четверть славы, а три четверти – песня, которую сложит об этом рапсод, дабы великое свершение не растворилось без следа, а помнилось долгие годы. И потому…

– Хватит, – сказал Тревельян, – это я понял. А не понял того, к чему выкрадывать рапсода и везти его на юг в оковах. Не проще ли нанять?

Тинитаур вздохнул.

– Странные люди в твоем Братстве, мой сиятельный господин. Не соблазняет их ни серебро, ни золото, и потому пришлось мне выслеживать рапсода, точно птицу ках, и даже идти с ним в Манкану, чтобы проверить, в ярком ли он оперении или так, птенец хриплоголосый… Что поделаешь! Не желают даровитые рапсоды воспевать склоки и драки между племенами дикарей ни за какую цену. Да и ты сам такой же! Если бы мы столковались у того сундука с рубинами… – Фокусник хмыкнул и почесал свой длинный нос. – Однако не столковались! И теперь, как сказано тобой, ты плывешь на юг в оковах, и я продам тебя как пленника. Из лесов, где живут дикари, непривычному человеку не выбраться, и вряд ли ты снова увидишь Семь Провинций и другие северные земли. Но не горюй! У Кривой Ноги тебе будет хорошо.

– А я и не горюю.

– Да? – Фокусник подозрительно уставился на Тревельяна. – Можно узнать, почему?

– Потому, что ты ошибся на мой счет. Я человек привычный.

Через четыре-пять дней местность начала меняться, в саванне поднялись пологие, заросшие лесом холмы, среди которых, то слева, то справа, струились притоки Рориата. Затем холмы исчезли, но деревья придвинулись ближе к речным берегам, перебрались на острова, которых попадалось все больше и больше, и, наконец, затопили окрестность до самого горизонта зеленым непроницаемым пологом. Течение стало медленнее, воды потеряли прежнюю чистоту и прозрачность и начали припахивать гнилью, висевшее в знойном безоблачном небе солнце жгло, как раскаленная печь. Тревельян, намучившись в своем душном закутке и в железных оковах, практиковал медитацию, отключаясь на долгие часы. В принципе, с помощью импланта он мог вообще уснуть на несколько дней, но это бы выглядело странным. И опасным! Вдруг Тинитаур решит, что рапсод покончил с собой каким-то хитрым способом, и, посокрушавшись об утраченной награде, выбросит его за борт? В реке уже появились местные крокодилы, да и других зубастых тварей было полно.