Тревельян расправил плечи и поднял повыше свою лютню.

– Не сомневайся, вождь, я настоящий рапсод, похищенный в далекой стране и привезенный сюда против воли. Рапсоды такого не любят… А еще им не нравится, когда продают их самих и их песни, даже по самой высокой цене. – Он коснулся струн, и лютня грозно зарокотала, аккомпанируя далеким крикам фокусника. – Помни, вождь: всякого, кто продает людей, постигнет наказание. Помни и о том, что, осудив Тинитаура, ты был лишь моей карающей рукой.

«Круто ты с ним, – заметил командор. – Теперь не подружитесь».

«Не подружимся, это точно», – согласился Тревельян.

По знаку Кривой Ноги воины окружили его и начали сжимать кольцо.

– Может, ты и вправду рапсод, – молвил вождь, – но проверять, так ли это, я не стану. И знаешь, почему? Потому, что важно не как ты поешь и играешь, а важно, о чем. Сейчас тебя забьют палками за дерзость, а труп бросят в реку, на поживу рыбам. Ты не тот рапсод, который мне нужен.

– И ты не тот вождь, который нужен мне, – отозвался Тревельян. – Я сказал: всякого, кто продает людей, постигнет наказание… Но тех, кто покупает, постигнет тоже.

Прозвенел аккорд, и страшное чудище, огромный тиранозавр рекс, воздвиглось над двором, хижинами и оградой с черепами. Под прикрытием этой жуткой голограммы, под звуки панических криков и топот разбегавшихся, Тревельян шагнул к великому вождю. В его руке подрагивал лазерный хлыст.