Другой прорыв произошел позже, в конце восемнадцатого века. Экономика развивалась, увеличивалось количество создаваемых благ. Потом пришла очередь промышленной революции. Однако даже накануне этого периода продолжительность жизни достигала всего лишь тридцати пяти лет. Смерть была повсюду. И это принимали как данность.

Более восьмидесяти миллиардов человек, живших до нас, строили города, писали книги и музыку. Сейчас нас шесть миллиардов. Умерших почти в четырнадцать раз больше. Они тлеют и разлагаются под нашими ногами — и в наших умах. Они наполняют своим духом нашу землю и наши продукты. Некоторых из этих умерших нам не хватает.

Вскоре, спустя несколько миллиардов лет, Солнце исчерпает запасы водорода, а само увеличится во сто крат. Температура на Земле пересечет отметку 2000 °C, и, возможно, человечество исчезнет.

Что касается Вселенной, она продолжит расширяться и поглотит все галактики. Со временем звезды погаснут, и космос превратится в огромное кладбище.

Сегодня вечером небо низкое и нет ветра. Натан Дель Амико, загипнотизированный картиной, открывающейся из окон его квартиры в «Сан-Ремо», слушает звуки Нью-Йорка: ровный гул автомобилей, сигналы клаксонов, вой сирен — это скорая помощь и полицейские машины.

Он один. Ему страшно, ему не хватает жены. И он знает, что скоро умрет.

15 декабря

Потоки солнечных лучей свободно проникали в просторное помещение сквозь большие стеклянные окна. Стены необыкновенной белизны залиты солнцем — прямо как летом. В тишине заработала автоматическая система, и на окна опустились шторы.

Натан лежал на низком диване, обитом светлой твидовой тканью. Поставил на пол пустую бутылку «Короны» — четвертую. Предметы уже приобрели неясные очертания, его подташнивало. С самого утра он бесцельно слонялся по квартире.

Кандис мертва… Видимо, Гаррет все же обладает чертовой способностью предвидеть смерть. Это значит, что и его конец близок, теперь он в этом не сомневался. Гудрич уже приходил за Кевином, Кандис, и сейчас он пришел за ним. С этим трудно согласиться, но он должен принять это как данность. Как вести себя теперь, когда он знает, что скорая смерть неминуема? Как противостоять удару?

Он жил в мире, где царит дух соревнования. В мире, где нет места слабым. И так старательно играл роль сверхчеловека, что забыл о смерти. Однажды он уже чуть не расстался с жизнью — в Нантакете, но не вынес никакого урока из этого происшествия.

Натан встал, прислонился к стеклу лбом: из окна открывался волшебный вид на парк; от выпитого разболелась голова. Ужасные картины — расставания, скорби, страданий — вновь захлестнули воображение. Вспомнил о Джоше, о том, как работники социальных служб забрали малыша. Джош остался сиротой в годовалом возрасте, какое детство его ожидало? Череда приемных семей, детских домов, где всегда не хватает любви и зашиты.

Он так подавлен… Нет, он вовсе не всемогущ; все зыбко, и его жизнь тоже. А он еще говорил, что любит все предвидеть! Несмотря на раздражение Мэллори, подписывал многочисленные страховые полисы, надеясь уберечься от кражи, пожара, наводнения, молнии, терроризма. Но ни разу не сделал ни малейшего усилия, чтобы подготовиться к этому проклятому концу.

Когда его спрашивали, верит ли он в Бога, отвечал: «Да, конечно». А как иначе — ведь это Америка, черт возьми! В этой стране сам президент принимает присягу, положив руку на Библию! Однако в глубине души он никогда не уповал на кого-то свыше и не верил в вечность души.

Натан огляделся: в его квартире не было ничего вычурного — изысканная простота и современный стиль, много света и свободного пространства. Он любил свое обиталище, сам его обустроил после развода — Мэллори никогда не хотела жить в старой квартире своего отца. Обычно он чувствовал себя здесь в безопасности, как бы под защитой природных материалов, дерева и мрамора — на них время, казалось, не оставляло следа. На одну из стен он повесил карандашные рисунки Мэллори — напоминание о счастливых днях.

Внезапно Натан почувствовал, что холодеет от ужаса, и в то же время его охватил гнев. Почему именно он?! И почему сейчас? Не хочет он умирать так скоро, у него еще куча дел. У него маленькая дочь, он должен ее вырастить, и женщина, которую ему необходимо заново завоевать. « Есть ведь и другие! Может, я и не сделал ничего важного в жизни, но я не совершил ничего плохого».

Пусть Вестники несчастья существуют — разве нет у них какого-то порядка, определенных предпочтений в смерти? « Да нет, конечно, нет! Дети и невиновные умирают каждую секунду. Смерть не приемлет благородных чувств. Люди тешат себя сказкой, что Господь помнит о них, что Он их любит!»

Не желает он, чтобы его куда-то там призывали, — жить хочет, здесь и сейчас, в окружении тех, кого любит.

Что же ему делать? Не в его характере ждать, пока что-то произойдет само собой. Он должен зацепиться, и сделать это быстро — обратный отсчет всегда набирает обороты.

Натан подошел к полке, на которой стоял гипсовый слепок руки Бонни; положил свою руку на ладонь дочери — и собственное детство стало всплывать перед его мысленным взором. В памяти оно осталось как нечто хаотичное, он не сохранил ни одной игрушки, ни одного альбома со снимками — в их семье не слишком много фотографировали.

Снова огляделся по сторонам: возле лестницы керамический тосканский ангел нес караул под бесстрастным наблюдением каменной пантеры — подарок Джордана, привезенный из Индии.

Что ж, Натану повезло, он стал богат, но ни это, ни что другое уже не сделает иным его полное лишений детство — никому он не пожелал бы такого. И все же Натан знал: именно тогда он воспитал характер.

Позже, во время учебы в университете, все изменилось. Натан научился не упускать возможностей; он хотел добиться успеха и работал не покладая рук, целыми днями просиживая в огромных залах библиотек.

А еще занимался спортом; вовсе не первоклассный атлет, он против всякого ожидания стал любимцем группы поддержки — участники ее не упускали случая подбодрить его на площадке.

Вообще начиная с университетского периода к нему больше не относились как к сыну прислуги из Квинса — его видели знаменитым адвокатом с успешным будущим.

Натан пересек комнату, взялся за перила из кованого железа и почти бегом поднялся по ступеням лестницы. Прошел за перегородку из непрозрачного стекла и металла, скрывавшую небольшой уголок, где он все разместил, поставил, повесил своими руками — получилось что-то вроде салона-библиотеки. Хранил здесь диски. На стенах размещалась коллекция бейсболок и маек с эмблемой команды «Янкиз». На этажерке бейсбольный мяч соседствовал с несколькими спортивными трофеями, добытыми в университете; стояла его фотография на фоне первого автомобиля — «мустанга»: на счетчике уже сотни тысяч километров пробега.

Впервые за долгое время Натан с ностальгическим чувством посмотрел на старые виниловые пластинки начала восьмидесятых. Тот период был наполнен яркими музыкальными событиями: «Пинк Флойд», «Дайер Стрейтс», «Би-Джиз», Мадонна, еще не ставшая идолом… А вот одна совсем старая. « Что-то не помню такой. Наверное, не моя — Мэллори…»

Он вытащил: альбом Джона Леннона «Имэджин». На конверте — фотография бывшего лидера группы «Битлз». Леннон, в маленьких круглых очках, похожий на призрака, парящего в поднебесье.

Натан совсем забыл про эту пластинку. Конечно, знал песню — гимн миру во всем мире — и считал ее несколько слезливой, да и пацифистские идеи певца принадлежали, скорее, предшествующему поколению. Открыл конверт: альбом вышел в сентябре 1971 года; прочел надпись, сделанную ручкой: «Натану. Ты очень смелый, чемпион. Не бойся ничего и береги себя».