Но Малеванный в'Ьегда отличался хитростью и изворотливостью. Он решил не переть буром, а подождать развития событий.

Вор очень сомневался в способностях Люсика найти в джунглях алкаша и бомжа. Мало того, где-то в глубине души Малеванного начало произрастать какое-то странное чувство. Он вдруг понял, что ни Гараня, ни Самусь никакие ему не враги.

Это понимание пришло не сразу и не вдруг. Что-то ему подсказывало, что Гараня не мог украсть мясо, а тем более – плот. Его появление у хижины Малеванный истолковал верно; он сообразил, что Гараня хотел забрать мачете, ведь без оружия в джунглях прожить очень трудно.

Конечно, вор не питал каких-либо иллюзий в отношении Гарани. При всем том алкаш был личностью, в отличие от Люсика. А значит, прочный мир между ними вряд ли был возможен.

И все же перемирие могло устроить обе стороны. Договорившись, они сумели бы построить за короткое время плот и бежать с острова. Уж в чем, в чем, но в том, что у Гарани руки пришиты туда, куда нужно, вор не сомневался.

Теперь Малеванный понимал, что совершил большую глупость, объединившись с Люсиком. Он уже почти уверился, что его компаньон – ненормальный, псих или что-то в этом роде. А это было очень опасно, потому как кто знает, что взбредет Люсику в голову. Тем более, что в руках у него пистолет…

Ругая себя последними словами за излишнюю доверчивость, которая привела к потере оружия, Малеванный хмуро жевал мясо оленька, время от времени бросая косые взгляды на невозмутимую физиономию Люсика.

Оба играли в молчанку, что сильно бесило вора. Но он стоически выдерживал характер и делал вид, что все идет как надо.

По окончании трапезы Люсик буднично сказал:

– Я пошел. Вы остаетесь?

– Ни пуха… – буркнул вор. – Остаюсь. Не забудь принести скальпы.

– Не забуду, – ровным голосом ответил Люсик;

Прихватив с собой рогатину, он споро пошагал

по уже протоптанной ими тропинке, которая вела к водопаду. Люсик решил начать свои поиски именно оттуда.

– Чтоб тебя леопард сожрал, – мстительно прошептал ему вслед Малеванный. – Падло…

Словно в ответ на его слова издалека донесся приглушенный расстоянием рык зверя. Вор вздрогнул и выдал в ответ несколько слов, среди которых лишь несколько предлогов и слово «мать» можно было отнести к нормативной лексике.

Самусь шел по знакомой тропе и улыбался. Впервые за дни, проведенные на острове, улыбка почти не покидала его.лица. Ему было приятно общаться с Гараней и Фиалкой. Он чувствовал в них родственные души, а потому его собственная душа, обшорканная жизнью, как камень булыжной мостовой, оттаяла и начала наполняться новым смыслом.

У него появились друзья. Это было удивительное событие. Самусь даже готов был позволить им остаться на СВОЕМ острове по истечении намеченного боссом срока.

Как-то так вышло, что Самусь остался ночевать в пещере. И следующий день до вечера он тоже провел в обществе своих новых друзей. Правда, большей частью потому, что Гаране нужно было мачете, с помощью которого он успел за это время сделать много нужных в хозяйстве вещей.

Во-первых, Гараня нарезал много лиан разной толщины и нарубил кольев, затем надрал лыка с того дерева, на которое указал бомж, что с мачете сделать было довольно просто, а потом он изготовил из бамбука несколько больших и малых емкостей для воды, а также еще две «кастрюли» и три ковшика.

Пока Гараня занимался хозяйскими делами, Фиалка готовила обед – варила уху и пекла рисовые хлебцы – и болтала с Самусем. Обычно малоразговорчивый бомж наслаждался звуками мелодичной девичьей речи и «выходным» днем – так он про себя назвал свой поход в гости к новым друзьям.

– Эх, хорошо… – приговаривал Самусь, обжигаясь и дуя на горячую – с пылу с жару – уху. – Давно не едал супца…

– Слушай, а как ты добыл огонь? – спросила Фиалка.

– Хе-хе… – рассмеялся бомж. – Чего проще. Поначалу мне пришлось… – Он немного замялся. – Ну, в общем, того… Я подстерег, когда вор уйдет на охоту, и…

– Понятно, – улыбнулась девушка. – Ты взял угли из их костра. Стибрил.

– Ага… – Бомж смутился.

– А мы тут упирались… – Она лукаво посмотрела на Гараню. – Изобретали древнюю зажигалку.

Гараня прокашлялся, хотел что-то сказать, но лишь улыбнулся и снова приналег на уху.

– Потом я высушил спички, которые выбросили, – продолжил Самусь. – Правда, не все они могли гореть, но на первых порах мне удавалось разжечь костер… – Он пошарил в рюкзаке и достал кремень странной формы. Он напоминал наконечник копья листовидной формы. – Ну а когда я отыскал этот камушек, то мне и спички стали не нужны. – Самусь взял мачете и резко ударил кремнем по его тупой части; посыпался сноп искр.

– Класс! – восхитилась Фиалка.

Самусь порозовел от удовольствия, хотя румянцу было сложно пробиться сквозь его дубленую загорелую кожу, а потому он проявился лишь двумя пятнышками на щеках.

– Дай посмотрю… – Гараня протянул руку и взял кремень. – Это не простой камень. Видите следы обработки? Похоже, на этом острове когда-то жили люди.

– Жили, – охотно откликнулся на предположение Гарани бомж. – Я тут в одном месте нашел целую кучу черепов.

– Да ну! – в один голос воскликнули Гараня и Фиалка.

– Точно. Только одно мне непонятно – черепа есть, а других костей я не заметил.

– Странно… – задумчиво сказал Гараня. – Может, древние люди тела умерших сжигали или закапывали в землю, а головы сохраняли?

– Дак, это, черепа не древние.

– А ты откуда знаешь? – с удивлением спросил Гараня.

– Когда-то я нанимался рабочим к археологам на раскопки. Ну и видел там скелеты… и черепа. Они совсем не такие. Те, что на острове, белые, а в старых могилах – пожелтевшие.

– И то верно… Загадка. – Тараня покачал головой. – Этот остров напичкан опасными тайнами. Мне хотелось бы побыстрее отсюда убраться.

Самусь промолчал, оставив свои мысли при себе…

Он засобирался в свое жилище, когда солнце начало быстро опускаться к горизонту. На предложение Гарани объединиться бомж дал весьма уклончивый ответ. Он и хотел этого, и не хотел. В таком состоянии раздвоенности чувств Самусь шагал по звериной тропе, мысленно взвешивая все плюсы и минусы будущего союза.

Выстрел грянул настолько неожиданно, что бомж поначалу не понял, какая сила бросила его на землю. И лишь взглянув на левое плечо, он наконец сообразил, что ранен, хотя в первые мгновения боли Самусь не ощущал.

Бомж попытался встать, но тут появилась резкая боль, которая буквально пригвоздила его к земле. Он застонал, а из глаз неожиданно полились слезы.

Самусь понял, что сейчас умрет. Тот, кто стрелял (скорее всего, это был вор; так предположил бомж), не преминет воспользоваться беспомощным состоянием жертвы и добьет его. Уж от кого-кого, а от вора пощады ждать не приходилось.

Но плакал он не от боли. Самусь к ней давно привык и всегда стоически терпел все, что выпадало на его долю. Не боялся он и смерти. Просто ему стало обидно, что он так и не смог до конца насладиться полной свободой, которая свалилась на него как дар небес, что так и не сбылись его мечты…

Люсик едва сдержал радостный вопль, когда бомж грохнулся на землю. Это был сладостный миг ЕГО победы, и в первую очередь над собой и Малеванным, а затем уже – над бомжем. Он доказал, что тоже кое-чего стоит.

Люсик бродил по джунглям целый день. Это были удивительные блуждания. Он шел и ничего не боялся. Его душа пела от какой-то дикой, безумной радости.

Наверное, звери и даже гады чувствовали настроение Люсика, потому что на всем пути он увидел лишь одну змею, да и та поспешила уползти в заросли, освобождая ему дорогу. Он рассмеялся ей вслед безумным смехом, в исступленном порыве подняв вверх мачете – как римский гладиатор на арене, стоя над поверженным противником.

Люсик и воображал себя воином-берсерком, которому сам черт не брат. В его бедной голове смешались вымысел и действительность, явив миру дьявольский коктейль бытовой шизофрении и фантастических литературных представлений…