«Пускай съездит, – подумал он, – тогда, может, прямо сегодня и начнем Игру?..» Последнее время их с Йовин стали беспрепятственно выпускать из форта – по одному; что ж, и на том спасибо, система заложников тоже имеет свои плюсы.
– А ты мне сегодня почитаешь?
– Обязательно. Ты опять хочешь про принцессу Элендейл?
– Н-ну… В общем, да!
Вечернее чтение тоже стало для них ежедневным ритуалом, причем у Йовин было несколько любимых историй, которые она, как ребенок, готова была слушать снова и снова. Сама девушка – как, впрочем, и почти вся роханская знать – ни читать, ни писать не умела, так что волшебный мир, раскрытый перед нею Фарамиром, совершенно поразил ее воображение. Собственно говоря, с этого все и началось… Или раньше?
…В день боя за Пеленнорские укрепления принц командовал правым флангом обороны: он сражался в первых рядах, так что было совершенно непонятно, каким образом тяжелая бронебойная стрела могла поразить его со спины – в трапециевидную мышцу, чуть левее основания шеи. Плоскости ее трехгранного жала были снабжены глубокими продольными желобками для яда, так что, когда добрый рыцарь Митрандир довез его до Минас-Тирита, принцу было уже совсем худо. Его зачем-то унесли в отдельное помещение госпиталя, а дальше – удивительным образом позабыли. Он лежал прямо на каменном полу, абсолютно беспомощный – яд вызвал слепоту и паралич, так что он даже не мог позвать на помощь, – чувствуя, как замогильный холод, уже растворивший нацело левую руку и шею, неостановимо разливается по всему телу. Мозг его при этом работал совершенно четко, и он с неумолимой ясностью осознал: его сочли мертвецом.
Прошла вечность, доверху заполненная одиночеством и отчаянием, пока он не ощутил на губах пряный вкус какой-то маслянистой жидкости; отдушка показалась ему знакомой, вызвав из памяти полузабытое название ацелас. Холод отступил – чуть-чуть, как бы нехотя, – и тогда из мрака возник повелительный голос:
– Принц, если вы в памяти – пошевелите пальцами правой руки.
Как же это сделать – пошевелить пальцами, если он их не ощущает? Наверное, надо вспомнить во всех деталях какое-нибудь движение… ну, например, как он извлекает меч из ножен, ощущая под пальцами упругую кожу, которой обшита рукоять…
– Так, отлично.
Неужто получилось? Видимо, так…
– Теперь усложним задачу. Одно движение будет означать «да», два движения – «нет». Попытайтесь сказать «нет».
Он старался представить себе, как дважды подряд сжимает кулак… Для чего?.. Ага! Вот он берет со стола перо, делает запись и откладывает его. Теперь ему нужно взять его снова, чтобы внести исправление…
– Превосходно. Итак, позвольте представиться: Арагорн, сын Арахорна. Я – прямой потомок Исилдура – желаю выразить вам свое монаршее благоволение: династия гондорских Правителей, последним представителем коей являетесь вы, хранила мой престол так, как должно. Однако многотрудное служение окончено – я пришел, чтобы снять это бремя с плеч вашей династии. Отныне и навеки имя ваше будет стоять первым среди славнейших родов Воссоединенного Королевства. Вы понимаете, что я говорю, Фарамир?
Он понимал все превосходно, но пальцами шевельнул дважды – «нет»: иначе выходило бы, будто он косвенно соглашается с этим бредом. Потомок Исилдура, надо же! А почему бы не прямо Илюватара?
– Вы ведь всегда были среди них белой вороной, принц. – Голос Арагорна был тих и участлив, прямо сердечный друг, да и только. – Ну, то что их всех безумно раздражали пяти ученые занятия – понятно: и впрямь, не царское это дело… Но вам ведь ставили в вину даже создание Итилиенского полка и организацию разведывательной сети за Андуином – разве не так?
Ответить «да» не позволяла гордость, «нет» – честность: все было чистой правдой – этот самый Арагорн и впрямь неплохо разбирался в гондорских раскладах… Когда началась война, Фарамир, сам будучи превосходным охотником, сформировал из вольных стрелков (а частью – и просто лихих людей) специальный полк для лесных операций – Итилиенский, и спустя небольшое время знаменитые кирит-унгольские егеря почувствовали, что их монополии на молниеносные рейды по оперативным тылам противника пришел конец. Принц лично командовал итилиенцами во множестве боев (когда, например, попал в засаду и был уничтожен целый караван боевых мумаков) и даже успел написать нечто вроде трактата по той области военного искусства, что несколькими веками спустя назовут «войной коммандос». В результате среди столичных аристократов стала бытовать шуточка, будто он намерен ввести в свой рыцарский герб новые атрибуты – кистень и черную маску… А еще задолго до войны Фарамир, глубоко и искренне любивший Восход и его культуру, усилиями добровольцев-единомышленников организовал в тамошних странах регулярный сбор военной и политической информации – фактически первую в Закатных странах разведслужбу. Именно опираясь на ее доклады, принц отстаивал в Королевском совете линию на сотрудничество с заандуинскими государствами – за что, естественно, заработал ярлык пораженца и едва ли не пособника врага.
– Отец – тот всегда считал вас размазней и, когда Боромир погиб, стал в открытую искать способа аннулировать ваше право на престолонаследование… Вы, впрочем, ничуть этому не огорчались и даже, помнится, пошутили тогда: «Если уж перо набило мне мозольку на сгибе среднего пальца, то скипетр и подавно сотрет ладони до костей», – право же, превосходно сказано, принц, ни прибавить ни убавить! Так что, – голос Арагорна зазвучал вдруг сухо и жестко, – давайте считать, что мы с вами просто вернулись к исходному положению: гондорский престол вам не принадлежит, только взойдет на него не ваш беспутный братец – царство ему небесное, – а я. Вы слушаете меня?
«Да».
– Значит, ситуация такова. Денетор умер… это тяжкий удар, но, думаю, вы его переживете. Война в разгаре, страна в безвластии, и я – Арагорн, потомок Исилдура, разбивший сегодня на Пеленнорских полях рати Восхода, – принимаю, по просьбе войска, корону Воссоединенного Королевства. Это однозначно: варианты есть лишь по части вашей собственной судьбы, принц. Итак, вариант первый: вы добровольно отрекаетесь от престола (не забывайте: ваша династия – не короли, а лишь Правители!) и убываете из Минас-Тирита на княжение в одну из гондорских земель; думаю, Итилиен подойдет в самый раз. Вариант второй: вы отказываетесь, но тогда я и не подумаю вас лечить – с какой стати? – и получу корону после вашей скорой смерти. Кстати говоря, о том, что вы еще живы, не догадывается никто, кроме меня: похоронная церемония назначена на нынешнее утро, и я просто не стану ей препятствовать. По прошествии нескольких часов вы услышите, как над вами стукнет плита, закрывающая отверстие склепа… Ну, остальное дорисует ваше воображение. Вы меня поняли, Фарамир?
Пальцы принца молчали. Ему всегда было присуще спокойное мужество философа, но перспектива быть заживо погребенным способна вселить разрушительный ужас в любую душу.
– О нет, так не пойдет. Если вы через полминуты не дадите ясного ответа, я уйду, а через пару часов – когда действие ацеласа закончится – за вами явятся могильщики. Поверьте, мне более по душе первый вариант, но если вы сами предпочитаете склеп…
«Нет».
– «Нет» – в смысле «да»? Вы согласны стать князем Итилиенским?
«Да».
– Значит, мы пришли к взаимопониманию; вашего слова вполне достаточно – пока. Спустя небольшое время, когда к вам вернется способность говорить, мы посетим вас вместе с князем Имрахилем – он, по смерти Денетора, временно управляет городом и страной. Имрахиль засвидетельствует перед вами мои династические права, с коими он к тому времени ознакомится; вы же, в свой черед, подтвердите, что слагаете с себя обязанности гондорского Правителя и намерены удалиться в Итилиен. Благородство князя и его дружба с вами известны всему Гондору, так что его обращение к народу будет, как я полагаю, воспринято должным образом. Вы согласны? Отвечайте же – да или нет?!
«Да».
– Кстати, отвечаю на ваш невысказанный вопрос – отчего бы мне не убрать вас по второму варианту, что вроде бы проще и надежнее. Соображения тут вполне прагматические: живой и отрекшийся Фарамир в Итилиене безопасен, а вот его прах, хранимый под полом усыпальницы гондорских правителей, наверняка породит целые сонмы самозванцев – Лжефарамиров… Да, и еще одно. Я уверен, что у вас и в мыслях нет изменить данному вами слову, но на всякий случай имейте в виду: вылечить вас не сможет никто в Средиземье, кроме меня, а лечение это будет еще долгим, и обернуться может по-всякому… Вы меня поняли?