— Я первой останусь на карауле, — сказала Ливия, вешая на плечо лук.
— Ты уверена?
— Да. Я не устала, и к тому же я предпочитаю ложиться спать тогда, когда ночь уже окончательно наступила. А ты пока постарайся хорошенько отдохнуть.
Аврелий кивнул, привязал Юбу к рябиновому деревцу и ушел в шалаш, где и растянулся прямо на земле, подстелив под себя плащ и накрывшись одеялом. Некоторое время он смотрел на своего коня, жевавшего сочные красные ягоды, потом перевернулся на бок и попытался заснуть, — однако его одолели мысли о спутнице, нынешнем его товарище по оружию… и Аврелия охватили беспокойство и неуверенность. Конечно, он мог дать волю инстинктам… но страх перед неизбежной разлукой, когда их миссия будет завершена, удерживал его от этого.
Ливия пригасила костер и теперь сидела в темноте, глядя с холма вниз, на огни вражеского лагеря, раскинутого на равнине. Прошло сколько-то времени — хотя Ливия и не могла бы сказать, сколько именно, — когда девушка вдруг заметила нескольких верховых варваров, поскакавших куда-то вдоль болота с зажженными факелами в руках. Конечно же, это была обычная разведка местности, однако при виде скачущих фигур в памяти Ливии всплыла картина, казалось бы, давно похороненная: целое войско варваров мчится галопом к берегу лагуны, а за их спинами — море огня, и они налетают на одинокого человека, ждущего их… Ливия содрогнулась, как от порыва ледяного ветра, и повернулась к шалашу. Аврелий крепко спал, измученный долгим путешествием и истощенный скудным питанием. Ливия внезапно сунула в угли сухую ветку, и когда та вспыхнула и дала немного света, подкралась к Аврелию. Она присела рядом с ним на корточки и протянула руку, чтобы коснуться его груди. Аврелий мгновенно вскочил, держа в руке меч и направив его острие на Ливию.
— Стой! — вскрикнула девушка, отшатываясь. — Это я!
— Какого дьявола ты тут делаешь? Я же мог тебя убить!
— Я не думала, что ты проснешься, я просто хотела…
— Чего?
— Я хотела укрыть тебя. Одеяло соскользнуло.
— Ты отлично знаешь, что это неправда. Говори, в чем дело, или я прямо сейчас уеду.
Ливия поднялась на ноги и отошла к костру.
— Я… я думаю, я знаю, кто ты.
Аврелий тоже вышел к костру и, казалось, полностью сосредоточился на голубых огоньках, пляшущих среди углей. Потом вдруг посмотрел в глаза Ливии. В его взгляде затаилась холодная тень, как будто душа легионера вдруг погрузилась в мутный поток воспоминаний, как будто открылась некая старая рана и начала кровоточить. В следующую минуту Аврелий повернулся к девушке спиной и ровным, лишенным выражения голосом произнес:
— Я не хочу этого слышать.
— Ночь едва началась, — возразила Ливия. — У нас много времени, хватит даже на самую длинную историю. Ты только что сказал, что желаешь услышать от меня правду. Помнишь?
Аврелий снова медленно повернулся лицом к костру и опустил голову. А Ливия продолжала:
— Однажды ночью, очень давно, много лет назад, мой город — тот город, где я родилась и выросла, где жили мои родители, — пал после долгой-долгой осады. Варвары принялись грабить и убивать… Наши мужчины пали от варварских мечей, наши женщины были изнасилованы и уведены в плен, наши дома разграблены и охвачены огнем… Мой отец погиб, пытаясь защитить нас. Его изрубили на куски прямо у нас на глазах, прямо на пороге нашего дома. Моя мать сбежала, таща меня за собой за руку. Мы мчались в темноте, мы хотели добраться до старой караульной тропы за акведуком. Мы просто ничего не соображали от ужаса. Все улицы были освещены огнем пожаров. Со всех сторон слышались крики, стоны, они уносились к небу, словно пламенный призыв о помощи. Город был завален мертвыми телами, кровь лилась рекой. Я задыхалась, я сходила с ума от страха, и моей матери приходилось силой тащить меня. Мы добрались до берега лагуны, где какая-то лодка как раз собиралась выйти в море. В ней было полным-полно людей, пытавшихся, как и мы, сбежать от варваров, и это была последняя лодка: все остальные уже отошли далеко от берега, их почти не было видно, они таяли в темноте, и лишь изредка на них падали отсветы пожара.
Ливия ненадолго замолчала, вглядываясь в глаза Аврелия, с трудом сдерживая слезы. Нет. Ничего. Сострадание — да, жалость — да… но никаких признаков узнавания. Или воспоминания.
— Продолжай, — только и сказал он. Ливия прикрыла глаза ладонью, словно пытаясь отгородиться от кошмарных картин и образов, вновь вырвавшихся из ее сердца, от воспоминаний, которые так долго лежали на самом дне ее ума… И заставила себя заговорить снова:
— Лодка уже почти отошла от берега, когда моя мать закричала, прося, чтобы те люди подождали нас, она вошла в воду по колено…
Во взгляде Аврелия вдруг вспыхнула боль, и Ливия шагнула к нему ближе… так близко, что он ощутил солоноватый аромат, исходивших от ее тела, похожего на тело сирены. Легионера охватило жаром, как будто он очутился в центре костра, и панический страх ударил его по сердцу, словно тяжелый камень.
Ливия говорила ровным голосом:
— Там был какой-то мужчина. Он стоял на корме, это был молодой офицер-римлянин. Его латы покрывали пятна крови. Когда он увидел нас, он выпрыгнул из лодки прямо в воду и помог моей матери взобраться на борт, а меня держал на руках, пока мать устраивалась на единственном оставшемся в лодке месте. Потом он передал меня в руки матери, но я увидела темную воду под собой и ухватилась за его шею. И нечаянно сорвала с нее вот это. — Ливия прикоснулась к медальону с серебряным орлом, висевшему на ее груди. — Мать все-таки сумела втащить меня в лодку и держала изо всех сил, пока мы отплывали от берега. И вот последнее, что я помню: римлянин стоит у берега, его темная фигура вырисовывается на фоне огня, а на него несется целая орда варваров, похожих на демонов, машущих горящими факелами… Этим римлянином был ты. Я уверена. — Ливия осторожно погладила медальон. — С тех пор я всегда ношу его, с той самой ночи, и я никогда не теряла надежды отыскать героя, спасшего наши жизни ценой своей собственной.
Ливия умолкла, стоя перед своим товарищем, ожидая его ответа, ожидая знака того, что ей удалось пробудить в нем память о прошлом… но Аврелий ничего не сказал. Он крепко зажмурил глаза, чтобы не дать выхода слезам, чтобы хоть как-то совладать с пустотой, наполнившей его…
— Вот почему тебя так привлекает этот медальон. Ты знаешь, что он принадлежит тебе. Это знак твоего дивизиона, восьмого Vexillatio Pannonica, героически оборонявшего Аквелию!
Аврелий содрогнулся при этих словах, но сохранил самообладание.
Открыв глаза, он нежно посмотрел на девушку и положил руки ей на плечи.
— Тот юный солдат умер, Ливия. Он мертв, понимаешь?
Ливия покачала головой, по ее щекам покатились слезы.
— Он умер, — настойчиво повторил легионер. — Как и все остальные. Из того дивизиона никого не осталось в живых. Всем это известно. Все это просто приснилось тебе, когда ты была маленькой девочкой. Подумай-ка: в той ситуации, которую ты только что описала, разве мог у солдата остаться хоть один шанс на то, чтобы выжить? И возможно ли, чтобы ты встретилась с ним через столько лет?..
Но когда Аврелий говорил это, перед ним вдруг снова возникло лицо Вульфилы, искаженное яростью, и легионер услышал хриплый злобный голос «Я тебя знаю, римлянин! Я видел тебя раньше!» И, тем не менее, он добавил:
— Такое случается лишь в сказках и баснях. Забудь все это.
— Вот как? Ну, тогда скажи мне вот что. Где ты был в ту ночь, когда пала Аквелия?
— Я не знаю, поверь. Это случилось так давно, я вообще ничего не помню о тех временах.
— Ну, может, я и сумею тебе доказать… Слушай внимательно. Сейчас, когда ты спал, я хотела посмотреть, есть ли…
— Что?
— Есть ли у тебя на груди шрам. Я… мне кажется, я помню, что тот солдат истекал кровью, у него была рана в груди…
— Множество воинов имеет шрамы на груди. Во всяком случае, храбрых воинов.