Эгерия немедленно приказала слугам приготовить обед и комнату для гостя.

— Но это только на одну ночь, — заверила она Амброзина, — Завтра мы подберем тебе более удобные, солнечные покои…

Амброзин перебил женщину.

— Я рад и благодарен вам обоим за гостеприимство, но я не могу остаться у вас, хотя и желаю этого всем сердцем. Я приехал не один. Я прибыл в эти края с несколькими друзьями из Италии. Нам пришлось забраться так далеко, чтобы скрыться от неустанно преследующего нас врага.

— Неважно, кто там за тобой гоняется, — возразил Кустенин. — Здесь ты будешь в полной безопасности, никто не посмеет дотронуться до тебя. Все мои слуги вооружены, и если будет нужно — мгновенно превратятся в небольшой, но отлично обученный военный отряд.

— Спасибо, — сказал Амброзин. — Моя история очень длинная, но я ее расскажу вам нынче вечером, если у вас хватить терпения выслушать… но почему ты вооружил слуг? И что случилось с легионом Дракона? Мы с друзьями устроились в старом форте, но ясно, что он давным-давно заброшен. Возможно, легион ушел в другой лагерь?

— Боже мой, Мирдин, — ответил Кустенин, — этого легиона уже много лет не существует, он был распущен давным-давно…

— Распущен? — изумился Амброзин. — Не могу в это поверить. Они ведь поклялись над окровавленным телом святого Германа, что всегда будут сражаться за свободу родной земли, сражаться до последнего вздоха! Я никогда не забывал этой клятвы, Кустенин, и я вернулся именно потому, чтобы выполнить собственное обещание. Но… но даже у тебя нет уже сил, чтобы защищать эту землю от угнетения!

Кустенин вздохнул.

— Много лет я пытался использовать свое звание консула, и пока существовал легион, мы еще могли принимать кое-какие меры… Конечно, противников у меня хватало, из тех, кто старался навесить на меня позорный ярлык узурпатора и объединить в глазах народа с тиранами, подавлявшими эту несчастную страну, — но потом легион распустили, а Вортиген сумел подкупить большинство сенаторов. Он и сейчас властвует над страной, с помощью своих жестоких наемников. Карветии еще повезло, потому что Вортиген нуждается в наших конных заводах и в нашем порте, так что окончательно придушить нас он не может. Сенат все еще собирается, и магистраты выполняют его приказы, хотя бы частично, но это и все, что осталось от той свободы, которую удалось завоевать для нас Герману… хотя мы по-прежнему помним его и гордимся им.

— Да, понимаю… — почти шепотом произнес Амброзин, опуская взгляд, чтобы скрыть разочарование, охватившее его при словах старого друга.

— Расскажи нам о себе, — попросил Кустенин. — Чем ты занимался все эти годы где-то там, вдали? Кто эти друзья, о которых ты упомянул, и почему вы устроились в старых укреплениях легиона?

Эгерия вмешалась в их разговор, чтобы сообщить: обед уже готов и подан.

Мужчины сели за стол. Огромные дубовые поленья пылали в большом очаге, слуги то и дело подливали в кубки пенистое пиво и наполняли тарелки жареным мясом, и друзья не спеша ели, вспоминая старые дни. Когда со стола было убрано, Кустенин подбросил в очаг еще дров, наполнил чаши сладким вином из Галлии и предложил Амброзину устроиться поудобнее перед очагом.

Тепло огня и тепло давней дружбы подтолкнули Амброзина к тому, чтобы раскрыть, наконец, свое сердце, развязали ему язык, — и он рассказал все от начала и до конца, начав с того, как покинул Британию, чтобы просить императора о помощи.

Было уже очень поздно, когда он, наконец, умолк.

Кустенин ошеломленно уставился на него и пробормотал:

— Милостивый Господь… ты привез с собой самого императора?..

— Да, это так, — кивнул Амброзин. — И прямо сейчас он спит в том заброшенном лагере, закутанный в солдатские одеяла, потому что ничего другого у нас нет… его охраняют самые храбрые и самые великодушные люди, какие когда-либо рождались на земле.

Вульфила со своим отрядом высадился на берег Британии через день после Аврелия, в сумерки. Варвары прибыли вместе с лошадьми и оружием; с корабля они сошли без малейшей задержки. И кормчего они забрали с собой, несмотря на то, что он был подданным Сиагрия, — просто потому, что родом этот человек был из Британии и мог оказаться весьма ценным советчиком для варваров. Вульфила дал кормчему денег, чтобы поощрить его дезертирство, и пообещал еще.

— Но что вы хотите знать? — спросил кормчий.

— Как догнать тех людей.

— Это будет не так-то легко. Я видел человека, который их ведет: он друид, или был воспитан друидами. А это значит, что он может двигаться в здешних краях, как рыба в воде. Это значит, что ему известны все тайны, все уголки этой земли. Да еще учтите, что он обогнал нас, по меньшей мере, на целый день… будет трудно найти его след. Если бы мы знали, куда именно они направляются, тогда другое дело, а так… Британия очень большая. Это самый большой остров в мире

— Но вряд ли здесь так уж много дорог, — возразил Вульфила. — Основных путей сообщения наверняка всего несколько.

— Разумеется, но кто сказал, что они поедут по дороге? Они могут двинуться прямиком через лес, по какой-нибудь пастушьей тропе или даже по одной из тех троп, что протоптали лесные звери.

— Ну, надолго им от меня не спрятаться. Я всегда их находил, найду и в этот раз.

Вульфила прошелся взад-вперед по берегу и остановился у края прибоя, задумавшись. Потом внезапно махнул рукой кормчему, подзывая его поближе.

— Кто тут главный, в Британии?

— В каком смысле?

— Тут есть какой-нибудь царь, или король, или кто-то еще, у кого самая большая власть?

— Нет, остров поделили между собой несколько вождей, совершенно диких, и они постоянно воюют между собой. Но вообще-то есть один человек, которого все они боятся. Он властвует над большей частью территории, от Великой стены до Карлеона, и его поддерживают бешеные наемники. Его зовут Вортиген.

— И где он живет?

— На севере. Причем в недоступной крепости, он построил ее на месте старого римского укрепления Кастра Ветера. Когда-то он и сам был доблестным воином, сражался с набегами дикарей из Горной страны, они ведь то и дело добирались до Великой стены. Он защищал наши города — но власть его развратила, он превратился в кровавого тирана. Он решил, что у него много прав, потому что он защищает северные границы Британии. Но на самом деле это превратилось в простую видимость: он платил вождям горцев, а для этого обескровил собственную страну невыносимыми налогами. А потом и вовсе пригласил наемников-саксонцев и позволил им безнаказанно грабить население.

— А ты много знаешь, — заметил Вульфила.

— Я долго жил в этой стране. А потом, просто от отчаяния, отправился искать убежища в Галлии, и вступил в армию Сиагрия.

— Если ты отведешь меня к этому Вортигену, ты об этом не пожалеешь. Я дарую тебе земли, слуг, стада, все, что ты пожелаешь.

— Я могу только довести вас до Кастра Ветера. А уж встречи с ним вам придется добиваться самостоятельно. Говорят, Вортиген ужасно подозрителен, никому не доверяет, — потому что ему хорошо известно, насколько его ненавидят вокруг, сколько людей хотели бы видеть его мертвым. Он теперь стар и слаб, и отлично осознает, насколько стал уязвимым.

— Ну, тогда вперед. Незачем понапрасну терять время, — решил Вульфила.

Они оставили корабль стоять на якоре и двинулись вдоль берега; вскоре они дошли до старой римской консульской дороги, которая представляла собой кратчайший путь к их цели.

— Как он выглядит? — спросил Вульфила своего проводника.

— Никто не знает. Его лица никто не видел уже много-много лет. Некоторые говорят, что он страдает какой-то отвратительной болезнью, и все его лицо — сплошной гнойник. Другие утверждают, что он не показывается на люди просто потому, что не хочет, чтобы его подданные видели признаки увядания: пустые стеклянные глаза, обвисший беззубый рот и дряблые морщинистые щеки. Он желает, чтобы его боялись, так что прячется за золотой маской, а маска эта изображает его собственное лицо, но молодое, в расцвете сил. Ее изготовил некий великий художник, расплавив золотой церковный потир. И говорят, что это святотатство наложило на Вортигена печать Сатаны, и что любой, кто наденет эту маску, до скончания времен обретет силу дьявола. — Кормчий бросил на Вульфилу косой взгляд, испугавшись, как бы варвар не принял это как намек на собственное уродство, однако Вульфила почему-то не проявил ни малейшего раздражения.