Ромул резким движением отшвырнул прутик.

— Мне нужен мой отец, мне нужна моя мать. Я не хочу быть один, я не хочу сидеть в тюрьме. Почему судьба так жестока?

— Ты веришь в Бога?

— Я не знаю.

— Тебе следует разобраться в этом. Никто не стоит так близко к Господу, как император. Ты — его представитель на земле.

— Я что-то не припомню императора, который прожил бы больше года после восхождения на трон. Может, богу следовало бы избирать представителей, способных прожить немного дольше, как тебе кажется?

— Он изберет, и его сила отметит избранного четко и недвусмысленно. А теперь довольно тратить понапрасну время, разоряя муравьев. Вернись в библиотеку и примись за занятия. Ты должен сегодня пересказать мне содержание двух первых книг «Энеиды».

Ромул пожал плечами.

— Глупые старые истории.

— Неправда. Вергилий рассказывает нам историю героя Энея и его сына Юла, мальчика вроде тебя, — который стал родоначальником величайшего народа всех времен. Они стали беженцами, их преследовали самые ужасные обстоятельства, — но они нашли в себе достаточно мужества, чтобы изменить судьбу — и свою собственную, и своего народа.

— В мифологии все возможно, но прошлое — это прошлое, и сейчас оно меня определенно не интересует.

— В самом деле? Тогда зачем ты держишь под своей кроватью тот меч? Разве это не обломок глупого старого века?

Амброзин посмотрел на солнечные часы в середине двора и, похоже, вдруг что-то вспомнил. Он повернулся спиной к мальчику, не добавив больше ни слова, и исчез в тени портика. Несколько мгновений спустя Ромул увидел, как наставник поднимается по ступеням лестницы, ведущей на стену, смотрящую на море. Амброзин встал там, наверху, и замер, не обращая внимания на ветер, развевавший его одежду и седые волосы.

Ромул поднялся со скамьи, но прежде чем направиться в библиотеку, еще раз посмотрел на Амброзина, который, казалось, погрузился в какое-то из своих очередных наблюдений. Он смотрел на море, и что-то записывал на неизменной табличке. Возможно, он изучал движение волн, или миграцию птиц, или дым, который постоянно поднимался из жерла Везувия, сопровождаемый раздававшимся время от времени угрожающим низким громом.

Мальчик покачал головой и пошел было к двери библиотеки, но как раз в этот момент Амброзин обернулся и махнул ему рукой. Ромул повиновался призыву и побежал по лестнице наверх. Наставник молча показал ему на некую точку посреди бескрайней воды. Далеко-далеко виднелась рыбачья лодка, казавшаяся пока что крошечной из-за разделявшего их расстояния, — ореховая скорлупка в голубой бесконечности.

— Я хочу показать тебе одну интересную игру, — сказал Амброзин.

Он извлек из складок своей одежды сверкающее бронзовое зеркало и, поймав им солнечный луч, направил его на лодку, вдоль борта, потом на нос, потом на парус, — с удивительной точностью.

— Что это ты делаешь? — удивленно спросил Ромул. — А можно мне попробовать?

— Не сейчас. А я просто говорю с людьми в лодке, используя световые сигналы. Эта система называется notaetironianae. Ее изобрел слуга Цицерона, по имени Тиро, пять веков назад. Поначалу это была просто система для быстрой передачи распоряжений, но позже стала связным кодом в армии.

Амброзин еще не закончил свои объяснения, когда на лодке вдруг вспыхнул ответный огонек.

— Что они говорят? — спросил Ромул.

Амброзин бросил на мальчика взволнованный взгляд.

— Они говорят: «Мы идем за вами. Девятого декабря». А это значит… ровно через три дня! Я же говорил тебя, нас тут не бросят!

— Ты меня просто дразнишь? — недоверчивым тоном произнес Ромул.

Амброзин обнял мальчика.

— Это правда! — ответил он дрожащим голосом. — Это правда, наконец-то!

Ромул постарался совладать с собой, не дать воли чувствам. Ему не хотелось, чтобы его надежды снова рухнули. Он только спросил:

— И давно ты этим занимаешься?

— Пару недель. Нам нужно было многое обсудить.

— А кто начал первым?

— Они. Они передали мне записку с одним из слуг, которые по утрам ходят в порт за покупками, так что я был готов и хорошенько отполировал свое зеркальце. Как было приятно поговорить с кем-то из настоящего мира!

— И ты не сказал мне ни слова…

Ромул, потрясенный до глубины души, посмотрел сначала на своего наставника, потом опять на маленькую далекую лодочку.

Но тут их беседу прервал звук шагов, сообщивший, что стражи начали свой регулярный обход территории. Амброзии взял мальчика за руку и повел вниз, к библиотеке.

— Я не хотел раньше времени пробуждать в тебе надежды, пока сам не был во всем уверен до конца, — но теперь я убежден, что у них все получится. Их всего лишь горстка, но у них есть весьма мощное оружие…

— Какое оружие?

— Вера, мой мальчик. Вера движет горы. Не вера в Бога, нет, они не привыкли рассчитывать на него. Они верят в человека, несмотря на то, что мы живем в темном веке, несмотря на то, что все наши идеалы и все наши ценности рухнули. Пойдем-ка, позанимаемся. Я могу научить тебя системе notaetironianae, если хочешь.

Ромул восторженно уставился на старого наставника.

— Амброзин, да есть ли вообще в мире что-нибудь такое, чего ты не знаешь?

Лицо наставника внезапно омрачила задумчивая печаль.

— Очень многое, — сказал он. — Я не знаю множество вещей, чрезвычайно важных в этой жизни. Я, например, никогда не имел детей, дома, семьи… не познал любви женщины. — Он нежно посмотрел на своего воспитанника, и в его глазах отразилась тень сожаления.

Лодка продолжала двигаться своим путем, огибая северную оконечность острова.

— Ты уверен, что все понял правильно? — спросил Батиат.

— Конечно. Мы не в первый раз обмениваемся сообщениями, — ответил Аврелий.

— Так, вон там у нас восточный мыс, а на севере — утес, — заметил Ватрен. — Великий Геркулес, он отвесный, как стена, и ты говоришь, мы вскарабкаемся прямо по нему, заберем мальчика из-под носа семидесяти отчаянных стражей, свалимся обратно в море, прямо в лодку, и отправимся восвояси, как ни в чем не бывало?

— Ну, более или менее так, — кивнул Аврелий.

Ливия ослабила шкот, спуская парус, и лодка сначала замедлила ход, а потом остановилась, слегка покачиваясь на волнах. Голая скала высилась прямо над ними, увенчанная стеной, ограждавшей виллу.

— Это для нас единственный способ добиться успеха, — продолжил Аврелий. — Именно потому, что никому и в голову не придет ждать нападения с этой стороны. Мы уже видели, что стражи проходят здесь лишь дважды: во время первой смены караулов и во время третьей, как раз перед рассветом. Так что у нас есть почти три часа, чтобы сделать свое дело. — Он перевернул стеклянные часы, наполненные водой, и показал на отметки на стекле. — Час — на то, чтобы подняться наверх, полчаса — чтобы увести мальчика, полчаса — чтобы снова спуститься вниз, и последний час — чтобы добраться до побережья, где нас будут ждать лошади. Батиат останется на берегу, чтобы охранять лодку и следить за веревками, когда остальные полезут наверх. Ливия будет ждать нас наверху, на северной стене виллы.

— Интересно, как ей это удастся? — спросил Ватрен. Аврелий переглянулся с Ливией.

— Ну, она может использовать самый старый трюк в мире. Троянский конь.

Батиат тщательно исследовал взглядом стену, фут за футом, от подножия до вершины и обратно, и вздохнул.

— Как же мне повезло, что я останусь внизу! Не хотелось бы мне оказаться на вашем месте.

— Ну, не так уж это и страшно, как выглядит, — возразила Ливия. — Однажды на эту вершину уже поднялся некий человек, к тому же без какой-либо помощи и с голыми руками.

— Я в это не верю, — фыркнул Батиат.

— Но это правда. Во времена Тиберия некий рыбак поймал гигантского омара, и ему захотелось преподнести свою добычу императору. Но поскольку рыбака не пустили в ворота, он забрался в виллу прямиком из моря.