Когда ударный отряд флотилии, преодолевая встречное течение, подошел к мосту Калинника, там уже развернулось настоящее сражение. Увидев поутру захваченный кочевниками мост, латиняне вывели из города свои элитные силы – отряд рыцарской конницы копий в двести и контратаковали, пытаясь отбить стратегический объект. Хан Котян, распоряжавшийся на месте, не стал по-глупому сталкивать лбом свою легкую конницу с тяжелой франкской, а отступил на другой берег, приказав воинам спешиться. Они заняли оборону на самом мосту, набросав у его въезда камни и тела погибших при штурме греков.

Разогнавшейся было тяжеловооруженной конной лаве пришлось притормозить перед узким въездом, да еще перекрытым импровизированной баррикадой. Ширина моста позволяла двигаться в ряд не более чем четырем всадникам, вынужденным перейти на шаг из-за набросанных предметов. Но вступивших на сооружение латинян встретили брошенные гранаты и меткие выстрелы из арбалетов, противостоять болтам которых не могли кольчуги и редкие бригантины рыцарей. Вскоре у въезда на мост образовался завал. А еще через несколько минут к месту действия начали подходить наши основные силы. Точку в размышлениях вражеского военачальника поставил удачный выстрел прямой наводкой с нашей артиллерийской телеги. Болванка, посланная с противоположного берега с почти полукилометровой дистанции, врезалась в плотный строй рыцарей и прошла сквозь него, как нож по маслу. Или, скорее, как торнадо по старому лесу, оставив за собой прогалину, заваленную порванными на куски телами. После такого понятного намека вражеская конница ретировалась обратно в крепость. С кораблей мы успели увидеть лишь ее хвост, втягивающийся в городские ворота.

Собственно, Адрианопольские ворота, которые мы (по примеру самих крестоносцев) выбрали для штурма, с кораблей видно не было. Мешал выступ крепостной стены. Поэтому я, приказав Джакомо вести из мортир редкий беспокоящий огонь по ближайшим башням и пространству за ними, и, вообще, действовать по обстоятельствам, сошел на берег.

Тем временем, почти все войска уже переправились на противоположный сторону залива. Командование этой, самой критичной фазой боя, я передал князю Владимиру, оставшись лишь наблюдателем. Самолюбие требовало, конечно, выставить именно себя гениальным полководцем, но трезвая часть сознания подсказывала, что мои успехи на данном поприще целиком обязаны превосходящему уровню оружия, а не оригинальным тактическим находкам. Так пусть же делом займется профессионал, имеющий опыт как традиционного для этой эпохи, так и более прогрессивного боя!

Хотя, в общем, никаких гениальных решений не потребовалось – слишком очевидным было наше преимущество. Князь действовал в соответствии с заранее разработанным планом. Пока установленные на повозках корабельные орудия прямой наводкой разносили в щепки новенькие, поблескивающие металлической обивкой ворота, тяжелая мортира, маленькие пехотные пушечки и масса арбалетчиков, укрывшихся за щитами на безопасной дистанции, подавляли всякие признаки жизни на ближайшем участке стены. Потом, продолжая вести беспокоящий огонь, на обозных телегах подвезли ко рву заранее заготовленные длинные бревна и возвели временный мост. По нему, прикрываясь щитами, вбежал первый штурмовой отряд, паля из дробовиков. За ним последовала тяжелая конница. Впрочем, перепуганные артиллерийской подготовкой защитники организованного отпора так и не оказали. Похоже, большая часть из них просто позорно разбежалась.

Проходя в город по импровизированному мосту внутрь города, откуда уже начали-таки доноситься звуки схватки, я указал пальцем едущему рядом князю Владимиру на еле висящий на петлях, посеченный осколками обломок ворот:

– Щит потом прибить-то не забудешь?

Отдельные бои в огромном городе продолжались до вечера и даже кое-где продолжились следующим днем. Местные жители заперлись по домам или укрылись в церквях, проводя время в истовой молитве, умоляя Бога спасти их от непонятных пришельцев, стреляющих огнем и громом. Городское ополчение разбежалось еще во время штурма Адрианопольских ворот, насмерть перепугавшись артиллерийской подготовки. Латинский наместник, собрав уже потрепанных во время утреннего штурма моста рыцарей и оруженосцев и пользуясь лучшим знанием города, попытался перейти во внезапную контратаку. Бронированный кулак из конных рыцарей с копьями наперевес неожиданно вырвался из какого-то переулка неподалеку от разбитых ворот и буквально смял наш передовой отряд, бодро шагавший по широкому проспекту, тянущемуся аж до собора Святой Софии на противоположном конце города. Хотя бойцы успели дать залп из дробовиков, существенного вреда прикрытым щитами и броней рыцарям он не нанес.

Однако этим успехи обороняющихся и ограничились. Второй эшелон наших войск перезарядил дробовики болванками вместо шрапнели, были развернуты в сторону врага малые пушки, которые бойцы тащили за собой на колесных лафетах. Арбалетчики так же не отставали. Нещадно избиваемый совместными усилиями вышеперечисленных, конный кулак потерял строй и не смог организоваться для следующей атаки. Рыцарские кони, хоть и приученные с младенчества к шуму битвы, от грохота залпов огнестрельного оружия несколько офигели. Так же, как и их хозяева. А увидев изготовившихся к нападению дружинников Владимира и втекающую в город венгерскую конницу, отступили к расположенному неподалеку императорскому Влахернскому дворцу. Где уже заперся сам наместник с остальными латинянами.

– Шесть сотен пехоты – встать в оборону у ворот дворца! – начал распоряжаться Владимир, уяснив обстановку. – Коннице и остальной пехоте – построиться на площади! Гонца к оставшимся снаружи отрядам, пусть внимательно смотрят за ближайшими внешними воротами! Вдруг латиняне попробуют оттуда уйти из города. Артиллерию всю сюда! Хан Котян – пошли разъезды вглубь города. Пусть проверят, где еще укрепились враги. В бой пускай не вступают, далеко в узкие улочки не углубляются!

– Жителей не грабят, девок не насилуют! – добавил я на всякий случай, хотя разъяснительную работу с ханом насчет поведения его людей в городе проводил уже не раз.

Котяну моя ремарка явно не понравилась, но возражать он не стал. Молча тронув поводья, умчался выполнять распоряжение главнокомандующего. Ничего, обойдутся кочевники без привычного грабежа! Добычей мы людей хана и так не обидим, а жителям скоро присягу новому императору приносить. Зачем же их злить?

Вскоре по ненадежному временному мостику с большой осторожностью вкатили три артиллерийские телеги. Установили их напротив осажденного дворца, представлявшего собой крепость внутри крепости. Обе пушки в несколько залпов превратили ее главные ворота в решето, а мортира совершила пару «демонстрационных» выстрелов, положив тяжелые бомбы внутри периметра стены. После чего к привратной башне были отправлены парламентеры. Брать штурмом сильно укрепленный дворец не хотелось – в узких коридорах башен огнестрельное оружие не имеет такого решающего преимущества, как снаружи. А для рукопашной осажденные явно подготовлены лучше.

Поэтому мы решили принудить осажденных к сдаче, припугнув полным разрушением дворца артиллерией и «драконами». Это был блеф – у нас не хватило бы мощных боеприпасов для тотального разрушения столь массивных построек с толстенными стенами и перекрытиями. Для горючей смеси тут тоже мало перспектив – везде сплошной камень. Хорошо, осажденные были не в курсе относительно наших реальных возможностей! А у страха глаза велики.

Во главе отряда переговорщиков отправился один из командиров венгерской конницы, германский наемник Генрих фон Бургланд. Довольно смышленый парень, я его еще в Галиче выделил среди остальных венгров. Наместник императора вроде тоже из немцев, легче будет найти общий язык. Фон Бургланд должен был предложить осажденным сдаться, гарантируя им жизнь и свободу. Оставить при сдавшихся деньги и оружие, правда, никто не обещал.

Но даже такие условия вызвали непонимание княжеских дружинников, да и всех остальных тоже. По местным меркам и просто сохранения жизни вполне достаточно. С последующим выкупом.