— Зачем тогда пошла за него?

— Наверное, счастья хотела. Уверена в нем была. Только вот на руинах счастье не построишь, а ты после себя руины и оставила. И не надо меня жалеть. Не буду сейчас тут разводить руками и нести чушь про совет вам да любовь. Живите, как хотите, мне плевать. Я устала от этого дерьма и считаю себя обязанной поставить точку. Потому что он будет тянуть, пока ты в позу не встанешь. А это случится рано или поздно. Так вот пусть будет рано. И всем хорошо. Я скину с плеч балласт, он обретет свободу, а ты получишь и без того своего мужика. — Встает, чуть пошатнувшись. И будто я не заметила еще пару минут назад, украдкой ловит кончиком пальца очередную тихо скатывающуюся по щеке слезу. — Можешь быть спокойна, потому что я не знаю, что же ТАКОЕ должно произойти, чтобы мы попытались реанимировать наш брак. Впереди три месяца до официального развода. Но я думаю, переживать тебе не о чем.

— Наверное, в данной ситуации мне следовало бы извиниться. Но я не считаю себя виноватой, Леля. Потому что не я инициатор нашего воссоединения.

— Не трать слова. Мне все равно. Я свое дело сделала.

Когда за ней закрывается дверь, я все еще стою посреди прихожей и травлю себя отдушкой ее цветочной туалетной воды. В голове так чисто и пусто. А внутри будто замерло все. Ведь пострадавшую сторону я выслушала, и нам вроде как дали зеленый свет. Но реакцию Леши предсказать сложно.

Однако мои переживания пустые. Спустя буквально час после ухода Оли приезжает Алексеев. Вроде точно такой же, как был с утра. Если не считать легкую грусть во взгляде. Заходя, целует. Обнимает так же крепко. Улыбается, правда, будто сквозь силу. Но к вечеру оттаивает, когда Ильюша гоняет его по квартире вместе с котенком. Оттаивает в моих руках, когда мы лежим и смотрим втроем какую-то очередную сказку, а я бездумно глажу его и целую то веки, то щеки… Тепло и хорошо с ним рядом, и этот период мы переживем. Я стану поддержкой и опорой, выслушаю, если придется. Потому что как бы там ни было, а ему сложно. Я уверена в этом. Маленькая девочка остается без постоянного присутствия отца и пусть она слишком мала еще, я помню и знаю, каково это — растить ребенка без отца. И не желаю такого даже Оле. Пусть и нелюбовь у нас с ней с первого взгляда.

И ставить условия или мешать Леше встречаться с Элей я точно не буду. Дети не виноваты в ошибках взрослых. И каждый из них достоин любви и внимания. Каждый.

Думаю, наш сериал все же заканчивается. Сверху наигрались от души, поменяли пару слагаемых местами. И надеюсь, в ближайшем будущем останутся довольны своими действиями. Верю в это. А что еще остается?

Говорят, что если хочешь рассмешить кого-то-там сверху, то расскажи о своих планах. Дело говорят. Почти две недели у нас с Лешей в отношениях полный штиль. Мы развлекаемся с ребенком, ходим на прогулки с его дочерью, занимаемся бытом… И все хорошо. Правда, хорошо, только почему-то внутри все словно в ожидании чего-то непонятного. Потому что я все еще сомневаюсь в благих намерениях Оли, как и в ее самоотводе от всего происходящего. Как бы благородно она ни звучала, не думаю, что все настолько просто и прозрачно. И жду подвох. День за днем, час за часом. Будто на бомбе с невыставленным таймером. В постоянном ожидании взрыва. И вряд ли будет что-то несущественное, скорее с точностью наоборот.

Расслабиться не получается. Хотя внешне я спокойная и собранная. Внутри мелко подрагивают поджилки. А острое желание ускорить время, чтобы, наконец, посмотреть на чертов шестой штамп в Лешином паспорте, навязчиво насилует мой мозг. Очень навязчиво. Очень насилует. И я не могу это контролировать. Успокаиваясь лишь тем, что он со мной и выглядит вполне счастливым, настолько, насколько это возможно в нашей ситуации.

И потому, когда Алексеев задерживается на работе на несколько часов, внутри что-то надрывно екает в первый раз. Екает дважды, когда я не вижу пропущенных вызовов. И тревога нарастает куда сильнее, чем хотелось бы. А с его появлением екает в третий раз. И екает не зря.

Не уверена, что видела хоть раз бывшего мужа в настолько разобранном состоянии. С тяжелым отпечатком чего-то неисправимого на лице. С глазами, полными безысходности и боли. На него словно налегла тень.

Спрашивать не решаюсь. Резонно решив, что, когда настанет подходящий момент, он, наконец, озвучит причину этого пугающего состояния. А догадок целая куча. Каких-то страшных и одной отвратительнее другой. Потому что с таким выражением лица или кого-то убивают, или хоронят. И настроение безумно мерзкое. Но я варю кофе, полуонемевшими руками. Медитативно помешиваю, дыша через раз. Осторожно разливаю и ставлю перед ним чашку. Жду.

Леша прячет в руках лицо. Выдыхает как-то загнанно и не скрывает дрожь в пальцах. С силой оттягивает волосы, едва ли не вырывая. Смотрит с такой бездной вины… А меня скручивает в неизвестности. В этом гнетущем молчании и сердце бьется где-то в глотке. Царапается острыми когтями паника в грудине. Дышать становится с каждой минутой все тяжелее.

Но он молчит. Долгие минуты, слишком долгие чертовы минуты, сводя с ума окончательно.

— Оля беременна, — первое, что я слышу спустя длительный промежуток времени. Надрывно. Хрипло и беспомощно. Убийственно и ошарашивающе. С размаху, наотмашь бьющее по мне и выбивающее почву из-под ног.

Нет туза в рукаве, да, Леля? Зато джокер подоспел как никогда вовремя. И даже мои неплохие карты в этой длительной и выматывающей игре разом меркнут. Джокер не побить. Его не переиграть. И ебучий численный перевес, как она выражалась, вдруг… нагрянул. Что же. Неожиданно. И мощно. Пять баллов за умение манипулировать. Пять долбаных баллов за красивую победу при плохой игре. Пять баллов…

— Я знаю. Я понимаю и, блять… я не понимаю, как так вышло. — Растерянно. В нарастающей панике. Только не легче от этого. И впервые, пожалуй, любимый голос звучит, как чертов скрежет.

— Для этого всего лишь не нужно было трахать ее около месяца назад. Всего лишь… Невероятно сложно, да? — Горько. Тошнота подкатывает к горлу, остановить ее удается с огромным трудом. И не спасает сигарета. Ничто сейчас не способно заглушить взрывающуюся огненными вспышками адского сраного пекла боли внутри. А я ведь думала, что этот этап уже пройден. Зря.

Как там говорят? Не беги впереди паровоза. Не расслабляйся и не радуйся раньше времени. Иначе получается то, что, собственно, происходит. Ни хера хорошего. Словно со мной может быть как-то иначе.

— Лина, я виноват. Даже отрицать не стану, глупо потому что. И меня очень расстраивает тот факт, что я делаю тебе настолько больно. Но по-другому никак. Я не могу так с ней поступить. Это подло — изменять беременной жене, и я себя никогда не прощу. А просить убить ребенка — еще хуже. И без того все хреновее некуда, куда мне грех на душу брать? — Замолкает на пару минут. — Я хочу быть с тобой, но этого мало. Сейчас этого слишком мало. Потому что как бы сильно я тебя ни любил, брать ответственность за собственные поступки самое время. И я не знаю, что ждет нас всех впереди. И просить тебя о чем-либо не стану. Права не имею. Да и смысл?..

Смотрю в одну точку, которая смазывается, и оцепенение застилает тело. Не хочу его слышать. Не хочу его видеть. Знать его не хочу. Стойкое разочарование и ядовитое предательство травит внутри каждую клеточку и наполняет собой. Отвращение к ситуации, к пережитому и к будущему вкупе с лежащим на нашем столе, все еще лежащем обручальным кольцом Оли, — лихорадят мой измученный пагубными мыслями мозг. Не знаю, куда себя деть, желание выйти в окно, чтобы заглушить и убить царящий раздрай, внутри сильно как никогда. И я не на куски и осколки сейчас разбиваюсь. Нет, все куда хуже. В крошку. В мелкую крошку. Из подобного не собрать после и не склеить. Никогда. И как теперь жить? Куда стремиться? И за что держаться?

Спасибо хотя бы на том, что, высказавшись, он уходит. И закрывая за собой дверь, заканчивает только начатую главу. Обрывает ее. Кромсает и комкает, будто и не было. А мне скулить охота. Орать в голос, бить посуду и громить все вокруг. И некому остановить. Ильюша у сестры сегодня остается, потому что я хотела устроить нам с Лешей что-нибудь особенное. Что же, Алексеев легким мановением руки меня опередил. И устроил прям от души. Не придраться. Незабываемый вечер. Воистину, блять, незабываемый.