— Зачем он ходил в министерство? — спросил Сноу.

— Чтобы получить разрешение на право изыскания алмазных россыпей на британской земле. Как вы понимаете, это государственное владение. По прибытии в Африку брат послал мне телеграмму, что все обстоит благополучно. Вдруг я получаю из министерства колоний срочное предложение принести план на Даунинг-стрит. Я исполнила это. Они стали проверять план, измерять расстояния и сравнивать их с масштабом другой карты…

— Ну и?..

— Ну, — она пожала плечами, — экспедиция бесполезна. Если поток алмазов не находится на португальской стороне, то его не существует вообще.

— Так он не на британской земле?

— Нет, он по ту сторону границы.

Сноу нахмурился.

— Что я могу сделать? — спросил он.

— Подождите, — сказала она поспешно, — я вам еще не все сказала. Если план моего отца точен, то алмазный поток — миф, так как указанное моим отцом место они точно установили, и там нет ни леса, ни реки, а вся местность представляет собой большую высохшую пустошь.

— Вы им рассказали о неправильном компасе?

— Перед отъездом Фрэнсиса Ламбэр был со мной очень откровенен. Он показал мне свой неправильный компас и другой, точный. Я ясно видела отклонение и, что еще важно, я точно заметила разницу, благодаря чему чиновники министерства могли произвести вычисление. Брату была послана телеграмма, но он уже успел покинуть берег…

— План при вас?

Она достала сложенный вдвое листок и протянула его Сноу. Он не взял его, так как его руки были в наручниках и вдруг она поняла, почему он покраснел.

— Откройте его и дайте мне взглянуть.

Он внимательно рассмотрел план и затем спросил:

— Но откуда в министерстве колоний узнали, что мне известно… Понимаю, это сделали вы!

Она утвердительно кивнула.

— Я находилась в безвыходном положении. Я потеряла в той стране отца… А теперь я начинаю беспокоиться за брата. У меня ведь нет никого, к кому я могла бы обратиться за советом…

Она вдруг умолкла, испугавшись себя: этот человек со стриженной головой и скованными руками мог понять, какое большое место он занимал в ее сердце…

— Здесь есть какая-то ошибка или загадка, требующая разъяснения, — произнесла она, — отец был очень осторожным человеком и не принадлежал к тем, которые делают необдуманные шаги. Единственное, что мы знали, это то, что река находится на британской земле.

— Но граница могла ведь измениться за это время, — сказал Сноу.

— Нет, этот вопрос я выяснила. Граница была установлена в 1875 году и с тех пор осталась без изменений.

Сноу взглянул на план, а затем на Цинтию.

— Я вас завтра навещу, — сказал он.

— Но… — она удивленно взглянула на него.

— Я думаю, что смогу завтра получить отпуск…

В замке повернулся ключ, и тяжелая дверь медленно открылась. Снаружи стоял начальник с мрачным, не предвещавшим ничего хорошего лицом, главный смотритель и Фельс.

— Срок истек, — буркнул начальник.

Сноу взглянул на сыщика. Тот кивнул…

— Сними наручники, Карден, — сказал Сноу.

— Что?!!

— Покажи ему приказ, Фельс, — продолжал Сноу, и сыщик послушно вручил остолбеневшему начальнику бумагу.

— Вы отстранены от должности, — коротко сказал Сноу, — будет назначено расследование вашей деятельности в качестве начальника тюрьмы. Я — капитан Амброзий Грэй, инспектор тюрем Его Величества.

Руки главного смотрителя сильно дрожали, когда он открывал замок на наручниках.

Декабрь. Над городом расстилается серый, густой и липкий туман. Редкие прохожие стараются поскорей укрыться в домах. В таких случаях ничего нет лучшего, чем сидеть в теплом уютном уголке возле камина.

Вот в такую-то погоду Сноу отправлялся с вокзала на площади Ватерлоо в Саутгемптон.

Он занял купе первого класса и, сев к окошку, начал обдумывать письмо, которое собирался отправить Цинтии перед отплытием в Африку. Накануне вечером она была так спокойна, так невозмутима и деловита, что он просто не в состоянии был ей сказать всего, что хотел, да и распрощались они как-то совсем неопределенно. Он задумчиво смотрел в окно, как вдруг заметил Цинтию, идущую вдоль вагонов. Он вскочил и открыл дверцу купе.

К этой встрече он не был готов… Он начал горячо восхвалять погоду, забыв, что дождь хлещет по окнам вагона, и горячо благодарить ее за то, что она пришла его проводить.

Нельзя сказать, что она его считала в эту минуту очень остроумным, он это заметил по ее улыбке — но что может сказать мужчина, чье сердце так переполнено, что сковывает язык?

Время пролетело очень быстро, и уже раздался свисток кондуктора.

Сноу вскочил.

— Жаль… Я ничего не успел вам сказать…

Она мягко улыбнулась.

— У вас еще будет масса времени, — сказала она спокойно. — Я тоже еду в Саутгемптон.

Когда поезд тронулся, он счастливый и благодарный, сел на свое место. Что он собирался сказать, было легко себе представить. Случай был самый подходящий, но он опять начал восхвалять погоду, и она вполне могла допустить, что он сошел с ума. Затем он полчаса употребил на то, чтобы рассказать ей, как ему прислали слишком большой шлем и описывал ей свой вид в нем.

Она терпеливо слушала.

Поразительно быстро поезд достиг станции Саутгемптон и остановился у пароходной пристани. Сноу глубоко вздохнул и, посмотрев в лукавые глаза Цинтии, улыбнулся.

— Действительно скверная погода, мисс Сеттон, — произнес он печально, — небо плачет, Англия скорбит о потере своего сына или чего-то наподобие…

Они вышли из поезда.

Сноу одновременно хотелось и отдалить тягостный миг прощания, и ускорить его, чтобы сократить пытку ожидания этого тягостного мига. Он бормотал нечто бессвязное, время от времени однообразно повторяющееся и, наконец, попрощавшись, пошел на пристань.

Он поднялся на палубу своего парохода, отыскал без помощи стюарда свою каюту, бросил в угол чемодан и замер в глубокой задумчивости…

Пароходный гудок вернул его к действительности. Сноу вышел из каюты, бесцельно прошелся по палубе, заполненной пассажирами и провожающими, окинул взглядом мокрую пристань…

Квартирмейстер шел по палубе заунывно повторяя:

— Провожающих просят сойти на берег… Провожающих просят сойти на берег…

Его тягучий голос раздражал Сноу, и он решил спастись от него в салоне.

Войдя в салон, он остолбенел.

Цинтия Сеттон улыбалась ему своими волшебными глазами!

— Вы… как же… Я бесконечно благодарен… вы решили проводить меня… Я не мог предполагать…

В салон заглянул квартирмейстер.

— Кто еще желает сойти на берег? Снимают последний трап…

Сноу безнадежно посмотрел на нее и, тяжело вздохнув, произнес:

— Если вы не хотите, чтобы вас отвезли в Центральную Африку, вам…

— А я хочу, чтобы меня отвезли в Центральную Африку, — ответила она, — иначе я не знаю, зачем покупала билет…

Сноу остолбенел.

— Но… как же так… Ваш багаж…

— Мой багаж находится в моей каюте, конечно, — сказала она невинно, — разве вы не знали, что я еду с вами?

Сноу ничего не ответил.

Когда через пять дней пути горный конус Тенерифа скрылся из виду, Сноу начал отдавать себе отчет в происходящем.

— Я непростительный эгоист, — сказал он, — я должен был уговорить вас сойти с парохода в Санта-Крус, но у меня не хватило мужества.

— Я бы все равно осталась, — сказала она. — Не забывайте, капитан Грэй, что во мне течет кровь путешественника, исследователя.

— Называйте меня лучше Сноу, — сказал он.

— Ну, мистер Сноу, — поправилась она, — хотя это звучит немного фамильярно, да, о чем я начала говорить?

— Вы гордились своим происхождением, — ответил он, — пододвинув себе складное кресло, — а мы внимательно слушали.

Некоторое время она молчала, глядя на бурное море.

— Мое положение очень серьезно, — сказала она вдруг. — Эта страна отняла у меня отца, а теперь отнимает брата…