Алисон заслушалась настолько, что лишь через несколько минут с испугом поняла: незнакомец замолчал, и Джафар обращается к ней.

– Будьте добры вернуться в дом, мадемуазель, – мягко попросил он. – У нас еще много дел.

Тон его, однако, не допускал возражений, и Алисон, поняв полную неуместность своего присутствия, покраснела и опустила голову. Своим появлением она, очевидно, лишь дала оружие в руки обвинителей Джафара, утверждавших, что его разум и суждения затуманены и развращены неверной чужачкой.

Пробормотав извинения, девушка удалилась как можно незаметнее. Махмуд остался наблюдать за происходящим. Алисон вернулась в дом и уселась во дворе ожидать приговора. Однако прошло почти два часа, прежде чем вновь появился Махмуд, и, несмотря на хромоту, начал взволнованно приплясывать вокруг девушки, что-то неразборчиво бормоча по-берберски. Алисон в тревоге подпрыгнула, а борзая, лежавшая у ее ног, ощерилась и злобно зарычала.

– Совет решил! – воскликнул мальчик по-французски. – Решил, что обвинения несправедливы. И господин по-прежнему amghar el-barood!

Облегчение, мгновенное и сладостное, наполнило душу Алисон. Джафар сохранил пост главнокомандующего! И низложение ему больше не грозит!

– Слава Богу, – выдохнула девушка. Она попросила Махмуда сесть рядом и рассказать обо всем, что произошло после ее ухода.

Махмуд сообщил, что вмешательство Алисон почти не подействовало на старейшин. Именно повелитель убедил совет, что обмен пленными гораздо больше поможет их делу, чем бессмысленное кровопролитие. В итоге было почти единогласно решено, что Джафар останется вождем племени и командующим войсками.

Поблагодарив Махмуда за хорошие новости, девушка отпустила его и долго сидела в одиночестве, пытаясь примириться с горькой правдой.

Немного погодя послышался звук шагов, и Алисон подняла глаза. Навстречу шел Джафар. Алисон сама не знала, как сумела выдавить:

– Я рада, что ты победил, Джафар.

– Спасибо. Я тоже рад.

Он нежно улыбался, хотя говорил серьезно и даже мрачновато:

– Я не нуждался в твоей защите, Эхереш.

– Да… теперь я это вижу.

– Но ты оказала мне большую честь, попытавшись отстоять меня.

Алисон ошеломленно смотрела на Джафара, не зная, можно ли ему верить.

И, когда он осторожно прикоснулся загрубелой ладонью к ее щеке, Алисон закрыла глаза, в памяти всплыли пренебрежительные, холодные слова:

Она всего-навсего женщина, и ты оскорбляешь меня, намекая, что какая-то женщина, пусть даже и чужачка, может покорить такого человека, как я, и заставить выполнять ее желания.

Джафару нужна ее любовь не больше, чем вмешательство в его дела!

И, когда Джафар наконец отвернулся, она не стала его удерживать и только, оцепенев от отчаяния, смотрела ему вслед.

Нет, он не нуждается в ней. Она всего лишь досадная помеха на его пути.

Пьянящая радость исчезла так же быстро, как появилась, и теперь девушка ощущала лишь глухую, рвущую сердце тоску. Ответ на вопрос дяди очевиден. У них с Джафаром нет будущего. Алисон попросту тешила себя ненужными иллюзиями. Нет, их расставание неизбежно.

Алисон из последних сил пыталась сдержать слезы, готовые пролиться горячим дождем. Нужно быть сильной. Ради нее самой и Джафара следует подавить предательское желание сделать вид, что они смогут прожить жизнь вместе. Их безумного притяжения друг к другу недостаточно. Как, впрочем, и ее любви.

По крайней мере Господь не благословил ее ребенком Джафара, мрачно думала Алисон. Она не беременна и точно знает это, потому что вскоре после последнего любовного свидания у нее начались месячные. Стоит поблагодарить за это Господа, ведь Джафар ни за что не отпустил бы Алисон, узнай, что она носит его ребенка.

А ей необходимо уехать. Бежать, пока еще есть шанс забыть его, избавиться от этой невозможной любви, любви, угрожающей ее поглотить.

И, словно почуяв настроение хозяйки, борзая подняла голову и, понюхав холодную руку Алисон, сочувственно лизнула пальцы. Алисон погладила шелковистую голову, но даже этот дружеский жест не принес утешения. Пройдет много времени, потребуется немало усилий, чтобы свирепая боль в сердце немного утихла.

Надежда на освобождение вспыхнула как раз тогда, когда Алисон меньше всего ждала этого. Все произошло первого декабря, в день, отмеченный двумя необычными событиями.

Первой пришла трагическая весть. Лев, бродивший в холмах по ночам, напал и загрыз женщину из соседнего племени. Махмуд обо всем рассказал Алисон за завтраком.

– Ezim ezher, – сообщил мальчик с благоговейным страхом. – Лев ревет.

Алисон, мгновенно потеряв аппетит, отодвинула тарелку, пока Махмуд продолжал объяснять, что произошло. Берберы испытывали величайшее почтение к королю зверей и даже называли его сиди, господином. Однако племя Джафара свято верило, что их повелитель в одиночку способен выследить и убить льва. В этот момент он как раз готовился к охоте на чудовище, запугавшее всю округу.

Вторая новость наполнила Алисон мрачными предчувствиями. В зал для приемов явились посланцы султана Абдель Кадера. Султан Марокко предал благородного вождя берберов, и теперь Абдель Кадер может в любую минуту появиться в Алжире.

Тоска и страх завладели Алисон. Последние несколько недель, живя в роскоши, безопасности и покое, она совсем забыла, что война продолжается, опустошая страну. Но теперь реальность вновь вернулась с ужасающей силой. Значит, Джафар снова ринется в бой. И будет продолжать бороться, наверняка зная, что в конце концов проиграет или погибнет.

Вскоре за гонцами прибыл друг Джафара, халиф Бен Хамади. Он возвращался из восточных провинций, где пытался найти союзников и поддержку султану и, поскольку горная крепость Джафара находилась недалеко от дороги в Константину, Бен Хамади приехал, чтобы поговорить о судьбе повелителя. Конечно, о том, чтобы немедленно отправиться на охоту, не могло быть и речи. Несколько часов Джафар провел, запершись наедине с гостем. Потом в честь Бен Хамади было устроено празднество, подобное тому, которое давалось в лагере Джафара. Но на этот раз Алисон пригласили вместе с дядей Оноре. Она понимала, что им оказана большая честь, но Оноре, возможно, потому, что разболелась рана, или считая халифа причиной своих несчастий, в продолжение всего обеда с ненавистью мерил Бен Хамади злобными взглядами и резко, почти грубо, отвечал на любые, самые невинные вопросы.

Атмосфера за столом была мрачной, несмотря на великолепную еду. Сначала подавали голубей, жареных цыплят, фаршированных оливками, и сочный мясной пирог, а уж потом внесли кускус с кусочками баранины, баклажанами, репой и виноградом. Однако Алисон почти не ощутила вкуса, хотя в противоположность свирепо настроенному дяде вежливо улыбалась халифу, и с подчеркнутым уважением отвечала, когда он обращался к ней, – доказательство того, как изменило девушку общество Джафара. Всего несколько недель назад она почти не обращала внимания на галантного гостя и на его рассказы о султане берберов. Однако теперь она внимательно слушала о возможном изгнании Абдель Кадера из Марокко – ведь будущее Джафара и его соотечественников во многом зависело от судьбы повелителя берберов.

– Гнусный предатель султан Марокко продался французам, – объяснял Бен Хамади. – Он отказал Абдель Кадеру в убежище и даже угрожал насильно выслать его. Абдель Кадеру придется решать, вступать ли в бой еще и с марокканской армией.

Алисон встретилась глазами с Джафаром, сидевшим напротив.

– Ты собираешься прийти к нему на помощь? – выдавила она.

– Он еще не призвал своих последователей, – уклончиво ответил Джафар.

– Но ты поедешь?

– Ты ведь знаешь, что да.

Алисон замолчала. Ей хотелось спорить, умолять его передумать. Но она не знала, что сказать, как убедить Джафара. Он никогда не сдастся, во всяком случае, пока его султан нуждается в нем. Пока он нужен стране.

«Джафар ловко сменил тему, – с отчаянием думала Алисон, – возможно, потому, что подозревал ее в попытках раскрыть планы арабских военачальников и обо всем донести Эрве».