Он так старался, потому что любил ее — как любят собственное дитя, как учитель любит одаренного ученика, как отчаявшийся в своих силах фанатик-неумеха любит пророка, способного творить подлинные чудеса. Сераф старался всему обучить Мендорину, дать ей все необходимое, чтобы потом, когда все наши ожидания оправдаются, она в благодарность поделилась бы и с ним своей мудростью.

Но Мендорина так никем и не стала. Раздраженная постоянными неудачами, она попыталась доказать, что чего-то стоит, и решила пройти последнее испытание задолго до того, как стала к нему готова. Она убежала ночью из храма, пересекла хребет, поднялась на склон, где испытывали послушников, погребла там себя в неглубокой яме и стала ждать реакции горы.

Мендорина была не готова к последнему испытанию и, по сути, недостойна его пройти. Она пошла на гору без понимания и должного смирения, и гора не удостоила ее своих даров. Девушка умерла до того, как мы ее нашли.

Ферендир пришел в недоумение и воскликнул:

— Как же это возможно? Ведь ты сам сказал, что Мендорина была такой способной!

— Нереализованные способности — ничто, — ответил Дезриэль. — Щедро одаренная Мендорина подверглась последнему испытанию слишком рано, а сама не знала, чего хочет, и была психически не готова. Все ее способности обратились в пыль — навеки! — потому что она попыталась одним махом решить сложную и требующую кропотливой работы задачу. Сераф так себя и не простил. Он до сих пор уверен, что сам вдохновил Мендорину на поспешный поступок и виновен в ее гибели. Полагает, что, если бы вел себя с ней строже, она никогда не решилась бы играть со смертью.

Ферендир покачал головой и спросил:

— Но почему Сераф никогда мне об этом не рассказывал? Тогда бы я его понял!

— Потому, — наклонившись поближе, негромко ответил Дезриэль, — что он не хочет обременять тебя своим стыдом, страхом и горем. Он же наставник! По его представлению, это он должен быть сильным и нести свое бремя, а ты, послушник, крепнешь и растешь именно потому, что он оберегает тебя. Сераф не расскажет тебе, Ферендир, о том, что думает, ибо считает, что тем самым выкажет слабость, недостойную учителя, который любит своего ученика.

Если бы не безоговорочное доверие Дезриэлю, Ферендир, наверное, отмахнулся бы сейчас от всего, что услышал. Сераф — ранимый?! Какая чушь!.. Сераф страдал из-за гибели ученицы? Нет! Невозможно!

Однако Ферендир знал, что Дезриэль никогда не станет ему лгать или говорить что-то двусмысленное. Раз уж он решил поведать историю о Мендорине, значит, по мнению наставников, ученик продвинулся далеко вперед. Они явно верили, что Ферендир способен не только выслушать и понять правдивую историю, но и — при необходимости — сохранить ее в тайне.

Ведь больше всего на свете могучие люминеты чурались любых проявлений слабости. Ранимые и все время страдающие нытики были им не по душе.

Ферендир как раз собирался задать еще один вопрос, чтобы понять, как лучше общаться с Серафом в ближайшие дни и недели, но тут из лагеря внезапно донеслись топот, тревожные крики, звон поспешно обнажаемого оружия и прочий шум приготовлений к схватке.

Все произошло так внезапно, что Ферендир отреагировал машинально: вскочил, повернулся лицом к лесу и стал вглядываться туда, где горел костер. На таком расстоянии были видны только мечущиеся тени, но и так стало ясно, что там произошло нечто чрезвычайное. Чьи-то силуэты мелькали на фоне костра, кто-то юркал в лесу, среди кустов и деревьев. Очевидно, случилось нечто неожиданное, и члены отряда пришли в движение.

Ферендир обменялся с Дезриэлем встревоженным взглядом, а затем оба, не говоря ни слова, бросились к лагерю.

Там они застали следующую картину: Сераф, близнецы, Таурвалон и Луверион стояли спиной к огню и лицом к дальней кромке леса с оружием наготове — они явно приготовились дать отпор какому-то пока невидимому врагу. Только когда Ферендир и Дезриэль добежали до своих товарищей, они увидели, от кого исходила угроза.

Неподалеку от лагеря, на расстоянии полета камня, стояли плотной группой коренастые карлики-дуардины. Молодой альв насчитал пятерых, но на самом деле их могло быть чуть больше — уж больно тесно они скучились. Эти низкорослые существа с массивными руками и ногами, как показалось Ферендиру, довольно поспешно и в полном беспорядке покинули свое жилье: каждый дуардин был перепачкан грязью и сажей, а также имел при себе узел с кое-как напиханной провизией и пожитками. У двоих, стоящих впереди, было оружие: острый и страшный на вид топор и длинная тяжелая палица, усеянная квадратными шипами. Столпившиеся за их плечами остальные дуардины казались безоружными. Ферендир распознал в пришельцах двоих мужчин, двух женщин и одного подростка — он был ниже других и совсем безбородый.

Дуардины испуганно таращились на суровых и молчаливых альвов. Напряженность повисла в воздухе, но пока никто не решился заговорить или пошевелиться.

— Кого это к нам принесло? — наконец спросил Дезриэль.

Дуардинка с шипастой палицей нервно облизала толстые губы и сказала:

— Мы просто идем своей дорогой. Вот что, альвы, нам от вас ничего не нужно. Да только если вы к нам пристанете, мы будем драться!

— Своей дорогой? — переспросил Сераф. — А что вы, дуардины, вообще здесь делаете? Это наш мир, Владение, переданное нам нашими создателями. Кто вас сюда звал и вообще разрешил тут шляться?

— Мы ходим где хотим! — огрызнулся бородатый дуардин с топором. — Разве Владения Смертных предназначены не для всех смертных?

— Нам помощь нужна! — кто-то пискнул за спинами вооруженных дуардинов.

— Молчи! — прошипел дуардин с топором.

Все это время Луверион держал наготове магический жезл, чей украшенный драгоценностями наконечник испускал яркое холодное свечение. Однако сейчас Хранитель Знаний шагнул вперед, опустил жезл к земле — и сияние ослабло.

— Чем мы можем вам помочь? — спросил Луверион.

— Назад! — скомандовал Сераф.

К удивлению Ферендира, Хранитель Знаний не обратил на слова Серафа никакого внимания.

— Не бойтесь! Мы не причиним вам вреда, — уверил карликов Луверион.

— Не нужно говорить за других. — Меторра натянула лук. — Лично мне не нравится, когда в этих уединенных местах вокруг моего лагеря ошиваются всякие дуардины!

— И мне тоже! — согласилась Фальцея и занесла для удара пику.

— Наверное, все-таки стоит их выслушать, — сказал Дезриэль.

— Мы сами будем задавать вопросы, а они пусть отвечают, — добавил Сераф, не сводя глаз с пришельцев. — И пока ответы нас не удовлетворят, никто пусть не теряет бдительности.

Ферендир плохо понимал, где сейчас было его место. Отчасти ему хотелось помочь попавшим в беду, но это могло оказаться ловушкой. Что если эти дуардины — слаанешиты, которые вырядились как несчастные беженцы, а на самом деле задумали расправиться с альвами, как только те утратят бдительность. На вид они казались довольно безобидными, к тому же совершенно измученными, грязными и подавленными, словно пережили что-то ужасное. И все же внешность порой так обманчива!

Ферендир разрывался между сочувствием и осторожностью, ему одновременно хотелось и прогнать несчастных дуардинов, и помочь им. Юноша совсем растерялся из-за противоречивых побуждений и не знал, что делать.

«Попробуй прикинуть, — стал помогать ему внутренний голос, — последствия выбора. Что вы теряете, все вместе и по отдельности, если на некоторое время отложите свою ответственную миссию, рискнете своей шкурой и поможете этим дуардинам? Что выиграете, если поверите им, выслушаете их историю и узнаете, не могут ли они вам чем-нибудь помочь?»

Благодаря этому спокойному и уверенному внутреннему голосу Ферендир внезапно понял, что ему делать. Как и Луверион, юноша выступил вперед и оказался между своими встревоженными спутниками и сбившимися в кучу испуганными дуардинами. Руки его были пусты: алмазный чекан остался лежать у костра, когда он решил сходить на склон и помечтать в одиночестве. Теперь это помогло продемонстрировать дуардинам дружелюбие.