Во все время этого разговора пятилетняя Машунька не болтала ножками, не ерзала, как обычно, а молча, уплетая рисовую кашу, таращилась на очкастого дяденьку и слушала его, широко раскрыв глаза. Едва ли она что понимала, но Георгий Николаевич был очень доволен, что вот с такого малого возраста его внучка приучается любить старину.
— Сколько же вы платите рабочим на раскопках? — спросила Настасья Петровна. При всех обстоятельствах она всегда была очень практична.
— Да ничего не платим, — отвечал Федор Федорович. — Начинаются летние каникулы, приходят к нам школьники старших классов со своими учителями и говорят: «Мы любим историю, любим старину. Покажите нам, где копать, научите нас, как копать». Не за ними нужен глаз да глаз: еще чего разобьют, пропустят. Ведь всю вынутую землю приходится перебирать между пальцами, просеивать сквозь сито; нельзя пропустить самую малую бусину, самую тонкую ржавую иголку. Вот почему я позволил себе только в виде исключения выбраться сюда на кратчайший срок.
С этими словами Федор Федорович вскочил:
— Разрешите принести вам искреннюю благодарность. — Он поцеловал у Настасьи Петровны ручку и, обратившись к Георгию Николаевичу, сказал: — Так пусть старик поведет меня на то место, где лежали белые камни.
— Нет-нет, самовар поспел. Вы должны выпить с нами чаю с таким вареньем, которое, я уверена, вы никогда в жизни не пробовали! — воскликнула Настасья Петровна.
Георгий Николаевич с благодарностью взглянул на жену, которая так хитро помогала задержать Федора Федоровича до прихода ребят.
По-видимому, гость был не только энтузиастом-археологом, но и сластеной. Он обратился к Настасье Петровне:
— Позвольте вас спросить, а какое именно это варенье? Она стала объяснять, как берет каждую ягоду крыжовника, надрезает ее с одного бока, шпилькой вытаскивает семечки и в образовавшуюся пустоту напихивает толченых грецких орехов, а потом ставит на два часа варить с сахаром и медом.
— О! — только и воскликнул Федор Федорович и всплеснул своими узенькими ладошками.
Он остался пить чай и, поедая восхитительное варенье ложку за ложкой, повел оживленную беседу с Настасьей Петровной о всевозможных исключительно вкусных яствах, какие умеет готовить и его жена.
Ребята наконец показались за окном. Георгий Николаевич вышел к ним и предупредил их, что приехал ученый-археолог смотреть белые камни. Чтобы никаких смешков, ссор, чтобы дисциплина армейская, чтобы молчали и слушались.
— От имени туристского отряда заявляю: все будет исполнено! — торжественно возгласил Игорь.
И они пошли, как и накануне, с двумя лопатами, ломом и топором. По дороге прихватили Илью Михайловича.
К большому сожалению Георгия Николаевича, археолог шагал впереди и не обращал никакого внимания на ребят. Вдруг он остановился у крайнего дома. Отсюда хорошо была видна церковь, белая, стройная, сейчас ярко освещенная солнцем.
— Я знал этот выдающийся памятник старины по фотографиям. Семнадцатый век — до чего хорош! Как умели раньше мастера выбирать, где строить: не на самой вершине, а на склоне. Это чтобы в реке отражалась. А вы, — впервые Федор Федорович обратился к ребятам, — интересуетесь стариной? •
— Очень! — с разных сторон раздались голоса.
— Видите, как красиво?
— Видим:
— Так берегите красоту старины. Любя и оберегая памятники прошлого, вы будете беречь и любить Родину-мать.
Эти проникновенные слова археолога, несомненно, задели ребят за живое. Они точно повзрослели, их лица сразу сделались серьезными.
Подошли к тому столбу перед колокольней, что стоял на белом камне. Федор Федорович лег на живот и внимательно осмотрел все высовывающиеся из-под столба части узора на камне и начал их фотографировать.
— Как же убрать эту махину? — сказал он, легко вскочил на ноги и со всей своей невеликой силенкой двинул плечиком по столбу.
Вряд ли все три радульские богатыря, упершись плечами, втроем справились бы со столбом.
— Надо взрывчатку, — не удержался Миша.
Все мальчики и девочки укоризненно посмотрели на него: ведь он нарушил обещание молчать.
— Совершенно верно, взрывчатку, — сказал Федор Федорович. — Будем писать заявку в соответствующее учреждение, вызовем специалиста. Да, пройдет не менее трех недель.
— У-у-у! — загудели ребята. Такие сроки никак не устраивали ни их, ни Георгия Николаевича.
Он энергично замахал рукой, одновременно им подмигивая. Это должно было означать: «Успокойтесь, пожалуйста, и ждите — чего-нибудь придумаем».
К нему обратился Федор Федорович:
— А теперь объясните вашему знаменитому плотнику — пусть он поведет нас на то место, откуда радульские крестьяне брали белые камни.
Георгий Николаевич знаками показал Илье Михайловичу, что от него требуется. Тот сперва очень решительно повел всех за кладбищенскую ограду и вдруг остановился, почесывая затылок.
— Запамятовал я, где камни-то валялись. То ли здесь, — он направился было ближе к Проклятому месту, — а может, и там. — Он указал гораздо ниже по склону, недалеко от Нуругды, потом подошел к кладбищенской ограде и тут же отступил от нее на порядочное расстояние. — Годов-то ведь сколько прошло-то. Три войны отвоевал, где тут упомнить, — оправдывался он.
Склон спускался к речке ровный, без малейшей выбоины, бугорка, перепада; действительно, запомнить было трудно.
— Досадно, что старик не может указать хотя бы более или менее приблизительно прежнее местонахождение белых камней, — сказал Федор Федорович. — Это усложнит поиски.
— Мы беремся провести любые раскопки. Вы нам только скажите, где копать и до какой глубины, — сказал Георгий Николаевич и посмотрел на ребят. Он заметил, как заблестели их глаза, как качнулись туда-сюда их синие фигурки.
Федор Федорович удивленно оглядел их из-под своих толстых очков и сказал:
— Да ведь они не справятся, они маленькие.
Нет, на такое оскорбление невозможно было не возразить.
— Простите, мы не маленькие, мы перешли в седьмой класс! — воскликнул Игорь.
Он густо покраснел, надул свои толстые щеки. У всех ребят сжатые губы, сжатые кулаки, насупленные брови выражали искреннюю обиду, гнев, даже угрозу.
Георгий Николаевич опять предостерегающе затряс рукой.
— Не беспокойтесь, мы справимся! — очень уверенно сказал он с особым ударением на последнем слове.
Ребята молчали. Они же дали слово не выражать своих чувств. Но их молчание выглядело достаточно красноречивым. Многие гордо выпрямились, у иных просветлели лица, иные еще крепче сжали кулаки. Все одобряли обещание своего временного руководителя.
Невдалеке находилась вчерашняя яма-шурф, не та, у которой края осыпались, а другая, в которой благополучно добрались до глины.
— Вот этот шурф они выкопали за полчаса, — сказал Георгий Николаевич.
Федор Федорович сунул нос в шурф, спрыгнул туда, отковырнул пальцем кусочек глины, выскочил, внимательно оглядел ребят и сказал:
— Нужна рулетка, топор, колышки, вешки.
И все поняли: раз пошел разговор о каких-то измерениях, значит, им доверяют вести раскопки. Да, доверяют!
Миша с быстротой оленя помчался к Настасье Петровне за рулеткой, остальные мальчики побежали к Проклятому месту ломать и рубить сушняк. Топор у них был только один.
— Какой длины колышки? А что такое вешки? — спрашивал Игорь Федора Федоровича.
Тот показал руками размеры колышков и объяснил, что вешки — это просто прямые палки с заостренным концом, с их помощью на местности разбиваются прямые линии.
— А ну дайте топор. Разве так держат? — С этими словами Илья Михайлович вырвал топор из рук смутившегося Игоря.
Ребята приносили ему палки, а он тремя привычными ударами вострил колышки и вешки. Топор точно играл в его руках.
Между тем Федор Федорович начал объяснять, как хочет организовать пока еще не раскопки, а лишь предварительную разведку.
— Поскольку известно, что радульские крестьяне возили белый камень откуда-то отсюда, можно предполагать, что каменное здание в тринадцатом веке стояло именно где-то тут. — И он неопределенным жестом показал обширную площадь по всему песчаному склону. — Если на этой площади разбить сетку шурфов — двадцать метров на двадцать, — говорил он, — есть надежда, что хотя бы один из шурфов наткнется или на белокаменную кладку фундамента, или на щебеночную подстилку под фундамент. В те времена, прежде чем начинать выкладывать стены, насыпали щебенку, обломки камня.
