Все эти дни мои миска, кружка и ложка всегда были чисто вымыты; вчера даже рубашка оказалась выстиранной и пуговица на вороте пришитой. Но я знал: эти мелкие услуги Галя оказывала неспроста. Однако я не поддавался ее чарам.

— Нет, дорогая, купаться тебя не пущу!

Так, прогуливаясь, Галя и я подошли к странной голубой постройке на самом берегу реки. Через навес вели мостки к огороженному забором участку воды. Это была купальня пионерлагеря — «лягушатник», как любят иногда называть это сооружение ребята.

Цепочкой, один за другим, рысцой семенили с горы голоногие лагерные ребятишки в одних трусах или в голубых купальниках. Все они держали кулачки у подбородка и повизгивали, быстро перебирая тоненькими ножками.

Взрослые девушки обступали их со всех сторон.

— Скорее, скорее! — кричали они.

Первая партия ребятишек с визгом бросилась в «лягушатник» и начала там барахтаться. Девушки тут же расселись по сторонам загородки, а ровно через пять минут закричали:

— Вылезайте! Вылезайте!

Мокрые ребятишки тут же выскочили один за другим и, по-прежнему держа кулачки у подбородка, нагнувшись, затрусили в кусты выжимать одежду.

Следующая партия прыгнула в огороженное пространство воды.

А вдали слышались ликующие крики и визги наших купальщиков. Они нашли нависшую над водой старую иву. Стараясь вытянутыми в стороны руками сохранить равновесие, один за другим по наклонному стволу смельчаки добирались — до веток и прыгали с высоты.

Худенький, с бледными плечиками Ленечка никак не решался войти в воду. Как котенок перед лужей, он стоял на песчаной отмели, брезгливо и нерешительно перебирая ногами.

— Доктор, правда, когда купаются первый раз в году, надо очень осторожно заходить в речку? — спросил он меня.

Я не успел ответить, Ленечка не успел раскрыть рта — к нему сзади подкрались четверо, схватили за ноги, за руки и с криком бросили в воду.

— Ну смотрите, такие маленькие детки и даже Ленечка купаются, — попросила Галя, умильно заглядывая мне в глаза.

— А как у тебя с насморком?

— Да прошел же, еще третьего дня!

— Ну беги.

Галю, словно пылинку, сдуло, и уже через минуту в своем красном купальнике она прыгала в воде и брызгалась вместе со всеми остальными.

— А я за вами, — сказала подошедшая ко мне начальница лагеря. — Мои уже давно пообедали, теперь вы.

— Обедать, обедать! — закричал я, приставив ладони ко рту трубочкой.

Для туристов это было всегда самое упоительное слово на свете. Его услышали даже те, которые в данную минуту нырнули.

Не прошло и десяти минут, как все наши, с мокрыми волосами, хохочущие, переполненные самым безудержным весельем, уселись в столовой рядком за длинный стол.

Глядя, как гости опустошают тарелки, начальница вздохнула:

— Ах, если бы мои дети имели такой аппетит!

Николай Викторович и я договорились с ней, что мы устроим соревнования в футбол, волейбол и баскетбол. Кто не будет участвовать — пусть смотрит.

Наши с радостью согласились. Горечь поражения еще слишком давала себя знать. Здешние мальчики и девочки были помоложе. Конечно, мы возьмем тут реванш, даже играя без Николая Викторовича.

— Спа-си-бо! Спа-си-бо! — весело закричали все, вставая из-за стола.

Миша откровенно похлопал себя по животу.

— Набьем им! Набьем! — говорил Гриша Васе.

— Набьем им! Набьем! — говорил Вова Ленечке.

Я усомнился: после такого сытного обеда — кстати, второго за день — не получилось бы снова конфуза.

Весть о предстоящих спортивных играх разнеслась по всему лагерю. Тамошние ребятишки в величайшем возбуждении бегали взад и вперед.

— Набьем им! Набьем! — слышались их звонкие, воинственные клики.

Обе команды готовы были грудью отстоять свою спортивную честь.

И вдруг пошел дождь, не очень чтобы сильный, а настойчивый, мелкий; все небо заволокло серой пеленою. О спортивных соревнованиях не могло быть и речи.

Мы пошли в дом для «тихих игр» и легли рядком на палатках.

— Обед мы слопали? Слопали. Развлечь ребятишек обещали? Обещали, — отвечал Николай Викторович на свои же вопросы. — А при плохой погоде им тем более будет скучно. Давайте устроим концерт самодеятельности.

Я узнал, что Лариса Примерная бесподобно исполняет частушки, Галя — акробатка второго разряда, Лида читает басни Михалкова, Танечка с подругой танцуют венгерку, Гриша лихо отплясывает чечетку, Ленечка читает стихи.

Но, увы, предложение Николая Викторовича не встретило отклика. Видно, туго набитые желудки помешали. Лариса Примерная заявила, что она не в ударе; остальные девочки сказали, что давно не репетировали и всё перезабыли; Гриша наотрез отказался: с тех пор как его выбрали начальником отряда, он вообще не танцует. Один милейший Ленечка не побоялся — он будет декламировать «Горб» Маршака.

Как же быть?

— А что, если Лариса прочтет отрывки из своего дневника? — предложил Николай Викторович.

— Я выберу самые смешные места, — гордо склонив голову набок и поблескивая очками, сказала Лариса Примерная.

— А доктор пусть расскажет о березовых книгах, — добавила Галя и тут же покраснела.

— Правильно! — согласился Николай Викторович.

— А последним выступлю я! — воскликнул Миша. — А что я покажу, не скажу.

Лариса Примерная было запротестовала: программа обязательно должна быть заранее утверждена штабом турпохода. Но Миша круглыми выразительными глазами так умоляюще оглядел всех нас, что мы уступили ему.

— Ладно, авось не подведет.

Народу в столовой набралось полным-полно. Все сто пятьдесят ребят пришли смотреть и слушать москвичей. Столы и скамьи сдвинули к перегородке, самых маленьких посадили впереди прямо на полу, за ними разместились ребята побольше, сзади на скамьях сели взрослые. Погасили свет, оставив гореть одну крайнюю лампочку. Зал погрузился в полную темноту; освещались только сидящие впереди малыши и место, где будут выступать наши.

Гриша-конферансье вышел вперед и, небрежно теребя свой чубчик, объявил:

— Сейчас артист Леня продекламирует «Горб» Маршака.

Ленечка выбежал вперед, оглядел притихший от ожидания зал, шаркнул кедой. Кто-то сзади начал хлопать. Весь зал содрогнулся от грома аплодисментов, как говорится, «переходящих в овацию». Ленечка покраснел, видимо, испугался, почему-то снял очки. Негромко и заикаясь, он начал бормотать какие-то фразы. Аплодисменты понемногу стихли.

Я сидел недалеко, старался прислушаться, но не слышал ничего.

Ленечка все тянул без всякого выражения что-то необыкновенно длинное. Послышался кашель, потом сдавленный смех. Сидевшая впереди маленькая беленькая девочка закрыла глаза, опустила вниз голову. Ленечка наконец кончил, неловко поклонился, жидкие, нестройные хлопки проводили его.

Вышла Лариса Примерная и с кокетливой улыбкой раскланялась направо и налево.

— Сейчас я вам буду читать отрывки из своего походного дневника.

Она раскрыла тетрадку, начала перелистывать страницы, искала-искала, листала-листала. Свет от одинокой лампочки был тусклый, а Ларисин карандаш, верно, нечеткий. Зрители замерли в ожидании.

— «Мы все очень любим мороженое, — начала улыбающаяся Лариса. — Мороженое — самая вкусная вещь на свете. Нам очень хотелось покушать мороженое, но мы не знали, откуда взять деньги на мороженое. Тогда Вася сказал: «Я придумал, как купить мороженое…»

Беленькая девочка, не открывая глаз, положила голову на плечо подруги с черными косами, чернокосая закрыла глаза.

Лариса Примерная перевернула несколько страниц и уткнула нос в тетрадку. Снова она не могла найти нужное место, наконец нашла:

— «Дежурные девочки отправились в деревню за луком, а Вова начал мешать палкой овсяную кашу. Нам всем очень хотелось кушать. Мы сели ждать, когда закипит каша, а дров было совсем мало, и костер горел очень плохо…»

Смех душил Ларису, она никак не могла докончить фразы. Беленькая девочка вытянула ноги и легла к чернокосой на колени. Возможно, еще кто-нибудь уснул, но в темноте я не видел. Кашель и усердное сопенье слышались со всех сторон. Ничего не замечавшая Лариса Примерная давилась от хохота, но, кроме нее, не смеялся никто.