— Город — это тюрьма, — Гаврила шёл впереди и не видел помрачневшее лицо собеседника. — Ты там в постоянном круговороте, и время летит, как пуля. Не замечаешь его совершенно. Миг прошёл — вот уже и жизнь мимо промчалась.

— А ты жил, что ли, в городе? — поинтересовался Александр.

— Ещё бы! Я, как и ты, по молодости сюда приехал, да и решил остаться. Понравилось, знаешь. Поначалу отсутствие электричества напрягало, конечно, но потом понял, что и без этого жить можно.

— А я хочу в город, — заявил Мишка, — скучно тут.

— Дурень ты, — обругал его Гаврила, — куда тебе, бестолочь? Какой город? Матери помогай. Вот молодёжь-то: только бы развлекаться.

Парень понурился.

Миновали церковь. Она расположилась прямо посреди болта на мелкой возвышенности, рядом белело несколько тощих берёзок. Огромный ржавый замок висел на двери: отца Пафнутия на месте не было. Храм имел компактные размеры, а стены прорезали маленькие окошки. Он находился в сильно запущенном состоянии: купол поржавел, а штукатурка местами обвалилась, обнажив кирпичную кладку. Со стороны могло показаться, что здание заброшено, и так бы Александр и подумал, если б не знал, что в деревне есть священник, который проводит тут службы.

Тропа же повела дальше, и вскоре в тумане показалась тёмная громада леса. Компания взобралась на пригорок и углубилась в чащу. В полной тишине раздавались их шаги, дыхание и побрякивание амуниции. Ветра не было, деревья замерли, будто в летаргическом сне, лишь иногда одинокий лист отрывался от ветки и медленно падал, кружась и извиваясь в неподвижном воздухе. Свет пробивался в прогалы ветвей, что сплетались над головой хаотичными хвойно-лиственными узорами, тонущими в белой дымке. Там, наверху висело солнце, но оно навсегда было скрыто от человеческих глаз. Рядом с тропой тянулась заросшая колея, некогда проложенная тракторами и тягачами, в ней не первый год болотилась зелёная вода: почва тут была глинистая, и влага сохла долго, а в лесу большие лужи так и вообще могли стоять до скончания времён.

— А чего не уедешь в город? — спросил Александр молодого охотника. — Учиться бы поступил.

— У него мать старая, — ответил за парня Гаврила, — да и никуда он не поступит: дурак же. Читать-то, дай Бог, по слогам читает. А что его в городе ждёт? За грош ишачить? Тут вон и огород свой и скотина — что ещё надо?

— Не дурак я, дядь Гаврила, — запротестовал Мишка, — чаво обзываешься? А тут ни друзей, ни бабы нет. Как жить-то?

— Ну вот как ни дурак, коли дурак? Да и зачем тебе? Друзья только с панталыку сбивают, а от баб проблемы одни.

— А дети как же? До конца жизни что ли бобылём ходить?

— Господи, вот молодёжь-то, — вздохнул Гаврила. — Да будет тебе всё, будет. В своё время только.

Александр отодвинул ветку, которая оказалась прямо перед носом. В лесу было сыро, и он порадовался, что надел резиновые сапоги. Опавшие листья вперемешку с рыжей глинистой грязью липли на подошву.

Охотники прошли по окраине утыканного пнями поля, посреди которого обосновалось ржавое туловище «Камаза»-лесовоза.

— Лес раньше тут рубили, — объяснил Гаврила, — у нас в деревне даже мебельная фабрика имелась. Всё закрыли!

Снова углубились в чащу.

— А ты чем раньше занимался? — продолжал расспросы Гаврила.

— Разным, — ответил Александр. — Последние годы слесарем на заводе работал.

— Пролетарий, значит — это хорошо. Я ведь тоже в своё время за станком вкалывал. И знаешь, какая неприятность случилась? Потерялся я однажды. В жизни потерялся, запил, да так, что до белой горячки. Вот нажрался один раз в хлам, да в лес отправился, по дороге паренька одного встретил, рассказал ему всё, так, мол, и так…

— А он что?

— Он… Да ничего. Хорошо, когда есть, кому выговориться. Ну и уехал я. Родственники тут, а может и не родственник, хер пойми. Да только не имеет это уже никакого значения.

Александр почувствовал, что охотнику воспоминания не приносят радости, и в этом они были похожи — обоим прошлое доставляло страдания, оба хотели убежать от него.

— И ты не хочешь вернуться?

— А какая разница? Всё равно никуда нам не уйти. Нас всех подавил тот мир, тот безжизненный механический мир, который неотвратимо движется неизвестно куда. А мы не движемся больше, мы остановились. И знаешь, в каком-то смысле, это правильно. Ведь человек должен быть частью природы, но вместо этого он настроил машин и агрегатов, и стал частью их. И теперь не они нам служат, а мы им. Им и тем, кто всем управляет — мы просто винтики. И вот этот дурень ещё куда-то рвётся, — Гаврила кивнул на Мишку, что брёл позади всех.

— Ты много чего видел, а я — нет, — возразил парень, — ничего кроме двух улиц, трёх домов и болота. Одно развлечение — в церковь сходить, послушать, о чём поп трындит, да и то осточертело.

— Да на что там смотреть: всё одно. Такие же дома, такие же люди — ничего нет нового под Солнцем. Верно, Санька, я говорю? Может, ты объяснишь этому олуху, а то меня совсем перестал слушать, хоть кол на голове теши.

— Похоже, что так, — задумчиво произнёс Александр, — а может, и нет. Если б город не опустел, я бы сюда не поехал.

— Да ну тебя, тоже нихрена не понимаешь, — махнул пухлой ладонью Гаврила, а затем обратился к обоим спутника:

— Так, мужики, разделимся. Я туда, а ты с Мишкой — в эту сторону. Встречаемся здесь, как темнеть начнёт.

Александр и Мишка побрели сквозь чащу. Александр вглядывался в туман и деревья, но видимость была по-прежнему очень слабой. Трава тут почти не росла, а землю укрывала старая хвоя и опавшие листья, охотники ступали по ним, будто по мягкому ковру, хрустя сухими ветками. Временами приходилось пробираться через заросли кустарника. Александр мало знал про охоту, но по рассказам знакомых представлял процесс немного иначе. Пока же они просто шли напрямик сквозь лес при почти нулевой видимости, и чем дальше шли, тем больше Александр подозревал недобрую затею.

Мишка первым завёл разговор:

— Повезло тебе.

— Чем же?

— Чем… устроился хорошо. И дом, и баба — всё тебе.

Александр почувствовал недобрые нотки зависти в голосе парня, а потому решил не спускать с него глаз.

— Ты знаешь, что у меня пару дней назад случилось? — сказал он. — Вряд ли это можно назвать везением.

— И что случилось? — на глуповатом лице молодого охотника мелькнуло любопытство.

— Мне казалось, вы тут всё знаете.

— Это с чего же? — удивился Мишка.

— А пёс вас знает.

Шли дальше.

— Она ведь, никогда на меня внимания не обращала, — парень рассуждал, будто сам с собой. — Наверное, рожей не вышел, или, как дядя Гаврила твердит, и правда, дурак.

Александр понимал, о ком идёт речь. Он стараясь держаться чуть позади Мишки, не упуская из виду ни одно его движение.

— На кого охотиться-то собрался? — вдруг спросил Александр.

— Посмотрим, — парень мрачно покосился на спутника.

Дошли до охотничьей вышки. Это был небольшой помост с крышей, расположенный на высоте нескольких метров над землёй. Мишка велел лезть наверх, а сам сказал, что прогуляется по округе, и пропал в тумане. Александр остался ждать. Сидел он долго, успев за это время промёрзнуть насквозь, но напарник возвращаться не торопился. Уже и солнце начало клониться к закату, а парня всё не было. Позвав его несколько раз, и не дождавшись ответа, Александр спустился с вышки и пошёл обратно, ругая про себя обоих охотников, лес, сумерки и собственную глупость. Было ясно, что его бросили, вот только зачем — оставалось загадкой.

Пробираясь через осенний лес, Александр в какой-то момент понял, что заблудился. Местность он не узнавал, ориентиров никаких вокруг не было, а с каждой минутой в чаще становилось всё темнее. Успокаивало только наличие ружья, которое теперь он на всякий случай держал в руках. Брала досада при мысли о том, что ночь придётся провести в лесу. Кроме того, появилось странное ощущение постороннего присутствия, будто кто-то неотступно шёл позади. Александр несколько раз оборачивался, но никого не видел, однако чувство не пропадало.