Внутри слышен вой, будто раненого зверя загнали в ловушку.

Ты сама виновата. Сделай выбор. Это же так просто. И они уйдут.

Ноги наливаются свинцом. И вновь смотрю на белый диск в небе.

Успеть бы к ней туда. Сделать выбор. Правильный. Но она молчит.

Конфеты или смерть!!

Крики громче. Дети обозленно стучат. Вот-вот выбьют дверь.

Вхожу через черный вход, встречающий меня темной кухней, уставленной банками.

Холл. Она сидит у окна, прижимая руки к ушам. Замечает меня, а в ее глазах вижу отражение тыквы.

- Ты еще кто? У меня нечего брать.

Подумала, что грабить собираюсь. Ну-ну. Свое я заберу сегодня.

- Нет, - подхожу ближе.

Ей уже все равно. Все решено. Уже давно. Мне остается лишь подтолкнуть.

- Дух Хэллоуина?

Сколько вопросов. Да хоть Санта-Клаус, лишь бы верно выбрала.

- Да, тот самый дух с тыквой на голове, - сажусь рядом на дощатый пол, покрытый мелкими трещинами. Если прислушаться, можно услышать шуршание термитов. Мелкие твари сгрызают дерево, оставляя мелкие поры.

Она прижимается ко мне. Утыкается носом в плечо. Молчит.

Конфеты или смерть.

- Почему они не уходят? - спрашивает она.

Я ответ знаю, но молчу. Мое дело подтолкнуть, а люди сами сделают выбор. Cкрытые желания вырываются наружу, и страдают порой ни в чем не повинные. Так легко отнять жизнь, но еще сложнее сохранить и сдержать порыв.

Ее взгляд метнулся к вазону с конфетами. Крупными, в яркой обертке. Часы застыли. Стрелки показывают без пяти двенадцать. В эту ночь дети ходят до полуночи.

Как заведенная пластинка снаружи детские крики, а внутри испуганная женщина, забившаяся в угол.

- Я не хочу, пусть они уйдут. Пусть уйдут, - повторяет охрипшим голосом.

- Они не уйдут, пока не решишь.

Нервно сглатывает. Смотрит немигающе на сладости.

- Ты же это сама хочешь, желаешь всей душой. Что будет плохого в том, что ты сделаешь выбор.

- Они же маленькие дети.

- Маленькие. Прожили совсем ничего, - пожимаю плечами.

- У них вся жизнь впереди. Из них может вырасти будущий ученый, выдающийся деятель или политик! - шепчет она.

Прям схватка добра и зла.

- А сколько от них ущерба. У тебя совершено нет денег заплатить за ремонт окон. А их ублюдки-родители даже не удосужились попросить у тебя прощения и оплатить ремонт.

Конфеты или смерть!

Она дрожит, плачет. Боится принять решение всех проблем. Вот так раскаивание приходит в самый последний момент. Еще и держит после.

Смотрю в прохудалый потолок. Этот дом развалится на части вскоре.

- У меня денег нет все починить. И муж бросил. И все в моей жизни наперекосяк идет. И дом завалится.

Конфеты или смерть.

Она поднялась и пошла к столику.

Конфеты или смерть.

Берет вазочку. Умничка моя. Вот нельзя было так сразу?

Открывает дверь и шепотом:

- Конфеты.

Дети радостно хватают яркие обертки. Обчистили всю вазочку, оставив одну конфетку, которую хозяйка тут же спрятала.

Они ушли, а я с интересом смотрю на нее. Нервно перебирая пальцами, она открыла ее. Впилась взором в шоколадный шарик, таявший в пальцах. Сглатывает. Дорожка слез бежит по щеке, огибая подбородок и спускаясь по шее. Кладет в рот. Закрывает глаза и пережевывает.

Часы гулко стукнули один раз. Ее глаза округляются. Второй раз. Она падает на пол, голова конвульсивно бьется несколько раз.

Три.

Четыре.

Пять.

Тянется рукой ко мне.

- Еще чуть-чуть, милая, - говорю ей.

Девять.

Из рта идет пена.

Десять.

- Оуин Хелл - так меня зовут сегодня.

Одиннадцать.

Двенадцать.

Она застывает на старом деревянном полу. Первое ноября, ровно полночь.

С моей головы падает тыква, разбиваясь о пол на мелкие кусочки. Воздух в доме заполняется терпким запахом, тут же исчезающим, будто и не было.

Я смотрю в широко раскрытые застывшие глаза, в которых отражается посеребренный серп и длинная палка. Коса.

Накидываю капюшон и ухожу из дома. Город, наконец, успокоится. Ведь тридцать первого октября из года в год грань между мертвым и живым миром стирается.

Вот уже девятнадцать лет я убеждаю ее выбрать конфеты. А она выбирала смерть. Из года в год.

Душа умершей в полнолуние при переходе из одного дня в другой обладает безмерной силой, удерживая остальные души. Прокручивает момент смерти по кругу для всех.

Сегодня душа отравительницы ушла со мной.

Из хроники криминальных новостей за 1 ноября 1963 года.

Найден труп Питера Ричардсона на Вейстор стрит. Шел на вечеринку к друзьям. Зарезан возле входа в дом.

Оливия Сандерс застрелена из пистолета в голову на Гринстрит. Убийцей оказался ее молодой человек, обнаруживший ее занимающейся сексом с другом.

Виктория Бессер найдена отравленной в своем доме. В ее крови обнаружился яд, который нашли в крови троих соседских детей, заходивших к ней накануне.

Зависшие души, как же всадник не любил их. Даже для него существовали определенные грани. Такие зависали между мирами. Ни в живом, ни в мертвом. Некоторым необходим был пинок, некоторым еще раз переиграть момент смерти. Виктория раскаивалась до смерти, раскаивалась и после. Но ведь в начале она дала конфеты. Значит правильно сказать - конфеты, а она звала смерть.

Они стояли, глядя на дом - все окна и дверь заколочены. Его так и не удалось продать, никто не хотел покупать дом женщины, отравившей детей.

Коса превратилась в меч, а плащ в привычные доспехи. Он любил принимать разные обличья.

- Что меня ожидает? Там по ту сторону? Ад и вечные муки? - ее голос звучал, будто шелестящий листок на ветру.

- Пустота.

- И никакого наказания? Тогда почему люди придумали ад, рай?

Повисло молчание. Лишь слышно, как скребется железо по асфальту.

- Потому, что они существуют, - скрежащий голос. Совсем не такой, когда они сидели в доме. - Лично я отвожу в пустоту. А как и где ты переродишься, уже не мое дело.

- Тогда люди могут убивать, грабить, насиловать и все равно уйдут в пустоту без наказания?

- А ты представь себе, что ты уходишь в небытие, где ничего нет. Нет чувств, эмоций ничего, что было при жизни. Представь, что ты отправляешь в то место еще кого-то. В аду есть боль, страдания - все то, что есть и в жизни. В раю - веселье и радость. Я дарю лишь пустоту. Чем не наказание?

- Но ведь я виновата...

- Вот видишь, стоит лишь прокрутить момент твоей ошибки. А ведь так для многих. Пока не осознают. Многие успевают при жизни, многие и после смерти сопротивляются. А затем превращаются в тех монстров, что теряют человеческий облик, что не видят границ, что живут, питаясь негативным. В общем таких полно. Так что каждого ждет как награда, так и наказание после смерти. И в действительности все зависит от того, как прожил.

Они умолкли. Ветер носил по пустынной улице рулон бумаги, брошенной на чей-то дом. Просто вещь, но несется куда-то, пока ее не выбросят, или пока она не распадется на мелкие части, невидимые человеческому глазу.

- Пора, - махнул рукой и вскоре под ними появилась черная червоточина.

- Постой, - раздался басовитый голос. - Мне кажется, что из нее выйдет отличный анимарум.

- Почему раньше не приходил? - всадник задержался на месте. - Она раскаялась, я забираю.

Незнакомец покрутил трость, гулко вбивая в асфальт.

- Ждал. А ты позвал высшие силы. Нехорошо, - в темноте сверкнули алым глаза.

- У меня слишком много дел, чтобы ходить за душами, не желающими уходить, - всадник глянул на женщину покорно склонившую голову. - В ней нет демонской души.

Глаза незнакомца мелькнули алым.

- Я предлагаю сделку. Ты можешь попросить любого из моих о любой услуге, а ты отдаешь мне женскую душу. Уж очень анимарумов не хватает в последнее время. Ты согласен?

- Забирай. Своих легионов мало? - лениво спросил смерть. На демонов ему было все равно, но порой мотивы тех или иных поступков на мгновенье вызывали в нем интерес. Порой он был весьма любопытным. Особенно для детективов.