— С добрым утром, Дианочка!
— Кыш, нечисть! — в нахала полетела баночка крема для ног, от которой тот с легкостью увернулся. Судя по подозрительно распухшему уху и слегка помятому крылу, именно его мне удалось присандалить подушкой, так что теперь мыш был очень бдителен.
— Злая ты, Даянира, как вомпер.
— А то у тебя, гляжу, доброта аж из зубов лезет, — парировала я, без особой надежды дергая застрявшую в колтунах расческу, — Где остальные оболтусы?
— Это кто тут оболтус? — через порог ванной, бережно придерживая свисающее пузико, шагнул Нафиус. Негодования в полуметровом рыжем брауни[4] хватило бы на великана, даже идеально круглые уши торчали как-то воинственно, — Вот поганка, никакой благодарности! Учишь вас дисциплине, учишь, а толку — пшик!
— Изыди, подлый дух побудки! — феерический полет лака для ногтей цвета «сирень в глубоком обмороке», как выразилась однажды тетушка Плам, был бесславно прерван пухлой ручкой наглого ирландского духа. Нисколько не обидевшись, Нафиус достал из угла маленькую стремянку, ловко взобрался по ней и, решительно выдернув расческу из полоумного гнезда моих кудряшек, достал свой костяной гребень и принялся тщательно расчесывать каждую прядку. Мне оставалось только сидеть и тихонько попискивать, когда брауни вступал в бой с особо упрямыми колтунами. В ванную, тщательно притворяясь ветошью, под шумок прокрались Веник и Мусик.
— О! — обрадовалась я, — Явились! Хор Турецкого с хутора Пятницкого!
Наглые мыши синхронно фыркнули и пристроились рядом с Лютиком, изображая кожистыми крылышками священный трепет перед моим гневом. Я в ответ оскалилась, за что получила гребнем по макушке.
— А будешь такая злая, ничего не расскажем! — «тонко» намекнул Нафиус.
— Чего не расскажете? — навострила уши я, мгновенно забыв о сне и праведной мести. Правильно говорит тетушка По — любопытство родилось раньше меня.
— Ничего! — радостно оскалился Мусик.
— Абсолютно! — подхватил Веник.
— Совершенно! — авторитетно завершил Лютик.
— Ну пожа-а-алуйста! — взмолилась я и противно завыла на одной ноте.
Первым не выдержал Нафиус.
— Да пришелец у нас! Ночью явился, в дверь постучал — как дурак, в человечью — да так на крыльце и грохнулся. Матильда говорит, от истощения. Уже час как в себя пришел, на втором этаже сидят, беседуют.
— Беженец, что ли? — любопытства как-то резко поубавилось. В дом По-Плам часто приходят те, кому нужно переждать бурю. Как правило, это замужние ведьмы, сбежавшие от темпераментного нрава своих демонических мужей или летящие на крыльях скандала и гордости. В любом случае, общение с ними так же приятно, как медовое переедание, и в течение трех-четырех дней барышни покидают гостеприимное убежище под сенью огненно-оранжевых букв «ПП». Встречаются, конечно, и более занятные экземпляры, но в общем и целом — тоска зеленая.
— Что беженец — это и козе понятно, — брауни наконец закончил возиться с моими волосами и спрятал гребень в нагрудный карман необъятного зеленого жилета, — А еще он — клиент.
— Шутишь! — пораженно выдохнула я (для справки: клиент — это серьезно), — Что, и проверка была?
— Агась! — радостно разулыбался Мусик.
— И меня не разбудили?!Что, и «родинку» делали? — ой, аж голос от благоговения осип. Проверка на «вшивость» — зрелище незабываемое, но не для слабонервных.
— Разбудишь тебя, как же… И «дубовую ногу», и «танцующий шкаф», и даже… — летучий мышь сделал театральную паузу, подчеркивая важность момента, — «бордель миссмистера По»!
— И я все пропустила! — в отчаянии взвыла я, проклиная бессонную ночь, конспекты, университет и падлу Кистецкого, из-за которого я так мучилась и проспала все самое интересное, — А он что?
— Все еще здесь, и настроен серьезно, — понимающий Нафиус даже щеки надул, словно это была его личная заслуга, — Однако, силен парень! Позеленел слегка, а так ничего, держится молодцом. Видать, совсем приперло.
— Что же ему нужно? — размышляла я вслух, судорожно натягивая темные джинсы и свитер цвета индиго, — Уууу, так интересно, что сейчас нос в узел завяжется!
— Да ты погоди, стрекоза! — брауни даже за штанину меня подергал, чтобы привлечь внимание, — Это же не самое главное!
Я перестала скакать на месте и обратилась в слух.
— Запашок от него… — многозначительно протянул Наф, — звериный.
Я взвизгнула и, проскользнув мимо цепких механических рук амортизационной зоны, выскочила на лестницу. С третьего на второй этаж ведет самый длинный лестничный пролет в доме (а иногда мне казалось, что и во всем городе), так что спускалась я, перепрыгивая через ступеньки, и даже окрик брауни: «Стой, сумасшедшая, обувь забыла!» не мог меня остановить.
Оборотень! Настоящий, живой оборотень — и в доме По-Плам!
Уууууупс!
Вот правильно говорят: поспешишь — людей насмешишь. И считать бы мне подбородком все восемьдесят четыре ступеньки винтовой лестницы, если бы не отточенная годами практики реакция «ам-зоны» — меня мягко и ненавязчиво схватили за «шкирку» и не выпустили до тех пор, пока не убедились, что все части тела на месте, джинсы не мятые, а на свитере нет чужеродных ворсинок.
— Данька! — Нафиус высунул голову в дверной проем и, почти не целясь, запустил в меня берцами. С учетом количества наклепок на обувке — пару дюймов в сторону, и дело могло закончиться трагично.
— Спасибо, Наф! — не осталась я в долгу и широко ухмыльнулась, увидев брезгливую гримасу брауни в ответ на ненавистное прозвище.
— К теткам сейчас не ходи! — пискнул откуда-то сверху Лютик, — До вечера все равно ничего не расскажут, еще и пинком погонят. И вообще, у кого-то сегодня экзамен!
— Да помню я!
Вихрем влетев на кухню, я затолкала в себя душистую стопку свежеприготовленных вафель и наскоро зашнуровала берцы. На этот раз спускалась не в пример медленнее и аккуратнее, так что обошлось без приключений. Несмотря на предупреждение Лютика, все-таки заглянула мельком в гостиную на втором этаже и, нагло состроив дурочку, пожелала всем присутствующим:
— Доброго вам утречка!
Тетушки сидели в креслах по обе стороны камина. Маленькая и кругленькая Матильда Плам рассеянно перебирала пальцами свои роскошные темно-русые волосы, что являлось верным признаком озабоченности. Но, когда ее голубые глаза наткнулись на меня, в них загорелись такие чертенята, что у меня отлегло от сердца.
— И тебе того же и по тому же месту, — дружелюбно отозвалась миссмистер По, небрежно размахивая черным кожаным стеком. Значит, обормоты не соврали, и «бордель» точно был, — Вижу, тебе уже доложили… Вот засранцы, ничего в секрете держать не могут.
Она сделала надменное лицо и тут же совершенно бессовестно мне подмигнула.
— Секреты? От меня?! — искренне возмутилась я, пытаясь исподтишка рассмотреть гостя. К сожалению, он сидел спиной ко входу, так что виден был только затылок и воротник дорогого, но довольно грязного замшевого пиджака. Зато волосы… Я чуть не взвыла в голос от зависти. Слегка вьющиеся шоколадно-каштановые локоны роскошно блестели и спадали на плечи аккуратными шелковистыми волнами. Повезло же какому-то поганцу!
— Невежливо сидеть спиной к даме! — вякнула я, но была оперативно вышвырнута в коридор тетушкой Оливией. А ей для этого только и пришлось, что бровь поднять. Обидно.
— Вечером! — безапелляционно заявила миссмистер, и как никогда стала похожа на Мортишу Аддамс, — Кистецкого уделай, а потом будешь везде нос совать.
Ее абсолютно прямые темно-каштановые волосы зашевелились, и из под них показались тоненькие лапки Рубины, деловито собиравшей шелковистые пряди в сложный узел на затылке. «Мистер Шоколадка» (как я мысленно обозвала молчаливого и невежливого гостя) отчетливо вздрогнул. Да ну? Неужели после проверки на вшивость еще можно бояться пауков?
Ну, что поделать — пришлось брать сумку и выметаться, навстречу университетской жизни, друзьям, экзаменам и падле Кистецкому (чтоб ему икалось). Однако прошло немало времени, прежде чем я смогла отвлечься от мыслей о загадочном незнакомце с красивыми волосами, арахнофобией, темным прошлым и неопределенным будущим. «Бедняга», — подумалось вдруг. Но ничего, нет такой проблемы, какой бы не смогли справиться «страх и гордость ведьминского мира, полусестры По-Плам». И, каким бы вредным характером не обладали вышеупомянутые особы, еще никто не уходил из этого дома без помощи и доброго слова, хоть перед этим и приходилось выдерживать шквал чернушных шуток и жестких проверок.