— Сколько же пакостей ему наделали? — сквозь чих поинтересовалась я, — А, Ерш?

А в ответ тишина. И мер… тьфу, елки с иголками вдоль дороги стоят.

— Ерш? — снова позвала я. По спине пробежал холодок.

— Мохнатый пропал? — мисс По тоже забеспокоилась.

Я не могла сказать, когда именно оборотень перестал идти с нами, а главное — почему. Может, он засланный казачок? Наглотался зелий, обманул наши заклинания правды, заманил сюда иииии…

— Уже и по нужде нельзя сходить, чтоб тебя не потеряли? — на середине мысленной истерики меня прервал появившийся из-за деревьев Ерш, спешно надевая перчатки на замерзшие ладони.

— Ерш, будь добр, не нервируй Даяниру, — совершенно спокойно попросила мисс Плам, — и нас заодно. Тебе не понравится, если мы будем нервничать.

— С той стороны защита разорвана, — оборотень махнул рукой куда-то за спину, — Ни одного знака не висит.

— Эти обереги доживают последние часы, — Оливия стала аккуратно снимать «монетки» с деревьев и складывать в сумку, — Что бы их не подпитывало, этого больше нет.

— Шкраб ничего не говорил о конце войны, — вставила я и поняла, что совершенно не хочу идти дальше. Вот абсолютно.

— Идем, — мисс По скользнула между деревьями, почему-то игнорируя тропу, мы все последовали за ней.

Дом появился перед нами как-то неожиданно — крошечный, серый, без каких-либо отличительных особенностей, еще и лес подступал к нему очень близко, настолько близко, что между стенами и ближайшими стволами было не больше двух метров. А вообще, создавалось полное впечатление того, что посреди карпатских елей уронили бетонный блок, вырезали в нем дырки для окон, нахлобучили крышу и назвали домом. Именно назвали, потому что меня не оставляло чувство, что здесь никогда никто не жил. Пейзаж выглядел как-то неуловимо неправильно.

Мы остановились метрах в десяти от входной двери, пытаясь разведать обстановку.

— Мохнатый, — позвала миссмистер, и Ерш подошел ближе, — Чем пахнет?

— Да ничем мне здесь не пахнет, — Ерш остервенело потер зудящий нос и громко высморкался в снег, — Ничем необычным, во всяком случае: снег, хвоя, мед, вяленая клюква, корица, кожа, древесина, бумага, фиалка… ладан и пепел. Не древесный, но точнее отсюда определить не могу. Мне превратиться?

— Не лезь поперед батьки в пекло, — Матильда передала мне палку с ловцами и стала быстро стягивать с плеч лямки рюкзака, — Я иду внутрь. Вилли?

— Не учи ученого.

Из дома не доносилось ни звука, а нетронутый снег у крыльца наводил на мысль, что сюда давным давно никто не приходил. И не выходил.

— У меня очень плохое предчувствие, — прошептала я, осматривая распахнутые настежь окна.

— Не каркай, — мисс Плам вылезла из нашей засады и направилась к дому, непрерывно осматриваясь по сторонам. Было странно наблюдать, как снег расходится под ее ногами и тут же смыкается за спиной, то ли скрывая присутствие, то ли отрезая пути отступления. Незапертая дверь легко открылась внутрь, чуть скрипнув, Оливия поспешила обойти дом с другой стороны.

— Здесь выхода нет! — крикнула она, — И тут окно нараспашку… живых внутри нет, даже тараканов. Тилли, темно, как в погребе!

— Зашторено? — почему-то спросила мисс Плам.

— Нет, все открыто, просто… темно.

— Некроворлок здесь точно был, — Матильда размяла пальцы и поманила меня и Ерша.

Мысленно чертыхнувшись — могла же в это самое время сидеть у камина с сигаретой в одной руке, стаканом молока в другой и сборником песен Старшей Ведды перед глазами! — я препоясала дрожащие чресла и последовала за ней в сумрак крошечной холодной прихожей. С распахнутыми на радость всем ветрам окнами, сквозь которые, вопреки законам физики, не проникало ни капли дневного света, воздух в пугающе тихом доме был выстужен до стеклянного звона, и сначала я не поняла, пахнет ли здесь вообще хоть чем-то. Затем почувствовала странный, едва уловимый запах ладана.

— Придется развеять мрак, — миссмистер легко проскользнула в дверной проем, прошла мимо сгрудившихся в кучку нас и нетерпеливо пощелкала пальцами, посылая всего одну крошечную каплю магии. Мрак, неестественно густой и тяжелый, стал зябко поджимать щупальца, освобождая пространство. Ерш резко втянул носом воздух в надежде вернуть себе нюх, и его зрачки вдруг расширились, а позвоночник неприятно окаменел.

— Дая, выйди, — непривычно сдавленным голосом попросил оборотень и, видя, что я не горю желанием его слушаться, цапнул за рукав и попробовал вывести из прихожей как раз тогда, когда последние клочья мрака обратились в ничто, открывая обзор на единственную — и оттого прекрасно просматривающуюся во все стороны — комнату. Возмущенный вопль, готовый сорваться с губ, пугливо нырнул обратно в горло да там и застрял, а сама я невольно шагнула назад. Мисс Плам лишь выдохнула чуть громче, чем обычно, и медленно двинулась вглубь дома.

— Твою ж мать, — Оливия, слегка позеленев, поспешила выйти на улицу. Я пыталась бесстрастно осмотреть комнату, но глаза неизбежно возвращались к тому, что некогда было ходящим, дышащим и, судя по одинокой фотографии на противоположной стене, угрюмым и заросшим до самых бровей мужиком — крошечной кучке светло-серого, сыпучего пепла в форме человеческого силуэта, а рядом с ней — выцветшему до белизны трупу вампира, распятому на ножках перевернутого стола, как на колышках.

— Плам, нам обязательно здесь оставаться?

— Мы и не останемся, но нужно хорошенько осмотреться — вдруг найдем какие-нибудь следы. Дая, а вот тебе лучше…

— Я в порядке, — не то, чтобы я вдруг стала особенно спокойной и хладнокровной, просто снаружи мне было бы еще страшнее. Здесь же что могло — уже случилось.

Когда из тела вытягивают всю силу, до последней капли, оно не может держать прежнюю форму и обращается в прах, как после кремации, но его, несмотря на внешнее сходство, сложно спутать с чем-либо другим.

— Это точно Снегирь? — Оливия вернулась, но дышать предпочитала через платок и смотрела только на мебель, за исключением стола. Мисс Плам же была спокойна и собрана — ей и не такое приходилось видеть, когда она служила в Магической Охране. Ерш бережно поворошил пепел и вынул из него гладко отшлифованный шарик хризолита в оплавленной, почти полностью потерявшей форму серебряной оправе.

— Он без этого оберега из дома не выходил.

— Второй, наверное, его слушатель?

— Брэнд. Появился где-то год назад, никто и не думал, что он задержится. Других до него не было.

Оно и видно — на стенах еще не совсем выцвели нарисованные мелом перевернутые знаки Вассаго[80], и лишь в некоторых местах на них были прерваны линии узора, будто оракул в раздражении, или в качестве большого одолжения, перечеркнул их пальцем. При этом чувствовалось, что хозяин дома готов в любой момент восстановить рисунок, вычеркнув при этом из жизни кое-кого другого.

Не знаю, чем руководствовался вампир, но я бы здесь точно не осталась. То ли из-за некромагии, наложившей свой отпечаток, то ли Ярослав Снегирь по жизни предпочитал отталкивать людей, но в доме было крайне неуютно — деревянные стены с темными контурами, грубая мебель, кровать с белыми, как в больнице, простынями, старая печь в разводах копоти, от которой сейчас тянуло морозом… и совершенно нелепые разноцветные занавески, когда-то висевшие на окнах, а теперь кучей сваленные под ними вместе с сорванным во время борьбы карнизом. Они явно появились здесь недавно и еще не притерлись к обстановке, эти до безобразия жизнерадостные лохмотья, к которым мой взгляд прилип намертво.

— Почему Брэнд не… — заикнулся оборотень и умолк, сделав вид, что вообще ничего не говорил.

— Не рассыпался? — закончила за него мисс Плам, — Он был явно молод для вампира. И кровососов нельзя использовать как жертву — все, что есть, у них и так взаймы. Мы не сможем ничего реконструировать здесь, отдача выдаст нас с головой.

— Осмотрим тело, поищем записи, — Оливия тем временем изучала комнату, — он мог что-то чувствовать, видеть… предвидеть. Где-то здесь должна быть его учетная книга.