— Совсем девчонки распоясались, — дядька Кимш улыбался во все тридцать два зуба, — Кто угодно присматривает за домом, только не они.

— Работа такая — начальником быть, — философски заметила я и с тоской покосилась на «ВНВ». Экспресс-похмелье навалилось с новой силой, но не хотелось идти спать, не увидев Матильду.

Словно в ответ на мои мысленные мольбы, заветная дверь (иногда у меня появлялось ощущение, что весь дом состоит исключительно из дверей) распахнулась, и из кабинета выплыла усталая, но счастливая мисс Плам. На ней красовалось свободное синее платье в стиле «ампир», а значит, к гостям она сегодня спускаться не собиралась.

— Отсиживаешься в тылу? — вместо приветствия спросил Кимш, не вставая с кресла и широко раскрывая объятья, — Внизу уже почти революция.

Затуманенный вдохновением взор Матильды прояснился, и она радостно прыгнула в распахнутые руки. По дороге тетушка успела ласково погладить меня по голове, и легкий ветерок, наполненный жаром от камина, пробежался теплыми пальцами по всему телу.

— Привет, Кимш! — мисс Плам звонко поцеловала жнеца в щеку, — Конечно, отсиживаюсь, там как-то страшновато! Пусть мыши отдуваются! Фу, ты опять небритый! Зарос, как леший!

— Отстань, — беззлобно вякнул дядька, — завтра побреюсь.

Вместе эта парочка смотрелась довольно забавно — маленькая и фигуристая Матильда и высоченный, как башенный кран, Анатолий.

— Что сегодня родилось? — вклинилась я в это теплое воссоединение, — Что-нибудь, несомненно, гениальное и непонятное простым обывателям?

Плам вытащила из впечатляющего декольте блокнотик на пружинке, встала посреди гостиной и, поспешно выдохнув заклинание от подслушивания, зачитала:

— Когда останется только холод,

Погаснет все, что когда-то тлело,

Тот Мир, что раньше был вечно молод,

Согнет в молитве двуполое тело.

Придет Творец. Встав на край могилы,

На талии Мира сомкнет ладони

И вновь разбудит дыханьем силы

Шальное пламя в бессмертном лоне.

Без ложной скромности и опаски

Падёт к ожившим ногам гетеры,

Чтоб пить безнадежно горячие ласки

Из губ нагих полусонной Терры,

Руками смело сжимать в объятьях

Змеиное тело в скользящей коже,

Снимать с Луны серебристое платье,

Как с юной девы на брачном ложе…

И жарким стоном из уст созвездий

На всю Вселенную грянет имя,

Взлетят слова мириадом лезвий,

Сквозь кровь и боль становясь родными.

И плоть от плоти, мечта от слова,

Родится новая сила чести,

Любовник встанет с колен и снова

Раскинет руки в манящем жесте.

И будет вновь, под альты и меццо,

С нетленной яркостью, ныне и присно,

Любить весь мир бесконечным сердцем

Во мраке отчаянно плотских мыслей.

Читала она хорошо, без патетических завываний, неожиданных взрывов громкости и судорожных жестов. Когда мисс Плам закончила декламацию и посмотрела на нас, в ее взгляде горел неподдельный интерес. Она обожала критику — но только обоснованную, восторги — но только искренние, а за неприкрытую лесть и вяки в стиле «плохо, потому что плохо» можно было получить от трех до шестнадцати словесных оплеух.

— Мне нравится, — задумчиво протянула я, вытащила из рук тетушки блокнот и вчиталась в неровные строки, — Сильно, ярко. Образность на высоте, и души вложено немало. Ритм неровный, но для этого стихотворения — самое то.

Мисс Плам зарделась, как роза. Ей было очень приятно.

— Согласен, — поддержал меня Кимш, — Да и тематика… неортодоксальная. А вообще — мужика тебе надо, и срочно, а то эротические флюиды уже и на бумагу выплескиваются.

— Гад ты, — вспыхнула тетушка, — Всего-то три месяца…

— В масштабах твоего характера — целая вечность, — жестко отрезал жнец, — Завтра наверняка заявится немало демонов, выбери кого посимпатичнее и направь застоявшееся либидо в правильное русло.

— Да ну их, опять будут замуж звать!

— Ах, какой кошмар! Ой-ой-ой!

— Цыц! Каждый раз вьются кругами, как вороны, им не жена нужна, а говорящее наручное украшение. А как же романтика? Цветы? Поцелуи? Взаимные подколы и издевательства?

— Фу, ну у тебя и вкусы. Женщины такие странные: то замуж невтерпеж, то «отвали, противный, во мне слишком много джаза!».

— Неправда ваша! В любом случае, демоны не приглашены.

— Как будто это их когда-либо останавливало!

— Закрыли тему! — тетушка Плам скрестила руки, останавливая спор. Подобная перепалка могла затянуться на неделю, без перерывов на еду и сон.

— Согласен! Кто-нибудь собирается кормить гостя в этом доме?

— Кормись в столовке! — в последний раз вспыхнула Матильда, чуть-чуть попыхтела и повернулась ко мне, — Как экзамен, кенгуренок?

— Лучше всех, — улыбнулась я, — Он бился в корчах, но «отлично» поставил.

— Что-то вид у тебя не очень радостный, — как всегда, тетушка зрит в корень.

— Вишневскую придется спасать.

— Бедная, как будто ей мало доставалось от этого жука навозного, — мисс Плам фыркнула, умудрившись совместить в простом звуке сочувствие Танюше и презрение к Падле, — Думаю, сами справитесь?

— Конечно. Со щитом или на щите.

— Только — умоляю! — без фанатизма и членовредительства. Это мелко и недостойно.

— Кто бы говорил, — я наконец собралась с силами и оторвала расслабленную тушку от кресла, — Самый умеренный план тетушек По-Плам не оставил бы от Кистецкого и мокрого места.

— А ты не сравнивай, — встрял дядька Кимш, — Они старые и злобные, им положено. А ты пока еще белая и теоретически пушистая… Ай!

Старинный бронзовый подсвечник слетел с каминной полки и с приятным звоном отвесил разошедшемуся жнецу подзатыльник.

— Что и требовалось доказать, — не унимался наглец, — Да ладно, ладно, молчу! Я старый, больной человек!

— На голову ты больной, — Матильда временно перестала обращать внимание на Анатолия и обеспокоенно наблюдала за мной, — У тебя усталый вид. Может, спать пойдешь?

— Хорошая мысль, — я обняла тетушку и лукаво подмигнула дядьке Кимшу, — До завтра не беспокоить, не плющить, не тащить и не кантовать.

Внезапно мисс Плам ухватила меня за рукав.

— Мы к тебе гостя подселили, — неожиданно серьезно сказала она.

— Кого? — спросила я, хотя и так уже знала ответ. Сердце екнуло.

— Пришельца нашего ночного! Долгая история… В гостевых номерах яблоку негде упасть, не то что взрослому мужчине, так что…

— Что за история-то? — загорелась я.

— Сама у него и спросишь. Только он, наверное, спит еще. Бедняга, даже не поел толком, как его срубило.

Я уже мысленно смирилась с наличием соседа и следующий вопрос задала скорее по инерции:

— Надолго?

— Недели на две, если все пройдет нормально, — у тетушки был виноватый вид, — Ты точно не против?

— Не в первый раз, — всплеск любопытства прошел под натиском усталости и мигрени, честно говоря, больше всего хотелось упасть лицом в подушку и отключиться часов на двадцать, и меньше всего беспокоило наличие незнакомого мужчины в моей комнате. Главное, чтобы не храпел.

— Погоди, — мисс Плам бесцеремонно ухватила меня за подбородок и что-то быстро начертила на лбу. Кожу обожгло холодом, и головная боль наконец выпустила мой мозг из когтистых лапок.

— Спасибо, — промурлыкала я, жмурясь от облегчения, — что это было?

— Будешь смеяться, но я просто написала «Бодун» и перечеркнула. Видимо, более емкого слова для похмелья еще не придумали, — тетушка бессовестно подмигнула, мол, знаем мы, чем студенты нынче балуются.

Вот так вот. Все гениальное просто.

На полдороге к двери Матильда снова остановила меня:

— Ты… поаккуратнее с ним, ладно? Он сейчас весь, как струна — вот-вот порвется, еще и мы с Оливией добавили сгоряча. Успокой его. Накорми, напои, выслушай — пусть знает, что здесь ему ничего не грозит.