На прощание все обменялись адресами и разошлись. Шашлычная находилась в двух автобусных остановках от общежития, поэтому Ислам пошел пешком. После двух кружек пива в голове и во всем теле была приятная легкость. Он шел, беспричинно улыбаясь и поглядывая по сторонам. Вдоль дороги были высажены молодые деревца. Ислам останавливался возле них и нюхал нагретую солнцем листву. На углу, возле стены троллейбусного парка, лежала бездомная дворняга и тяжело дышала, открыв пасть и высунув длинный розовый язык. Ислам присел возле нее и погладил по голове. Псина недовольно заворчала. «Подумаешь», — обиделся Ислам, поднялся и пошел себе. Сделав несколько шагов, оглянулся. Виляя боками, собака шла за ним.
— Однако, — произнес Ислам, — недолго же ты кобенилась.
Дворняга проводила его до ворот общежития и намеревалась последовать за ним дальше на территорию. Но Ислам сказал:
— Спасибо за то, что проводила, а теперь иди обратно, погуляли, пора и честь знать.
На что собака ответила:
— А ты знаешь о том, что мы в ответе за тех, кого приручили?
— Вопросов больше не имею, — сразу сдался Ислам, — прошу за мной.
Он привел дворнягу к служебному входу столовой, скомандовав: «Жди здесь». Вошел в помещение, где суетились поварята, в мясном цеху нашел котел с разделанными костями, ухватил большую берцовую, на которой остались прожилки мяса, и вынес ее собаке. Все это он проделал с такой уверенностью и быстротой, что никто не подумал сделать ему как постороннему замечание. Собака осторожно взяла кость в зубы и улеглась тут же возле крыльца. Некоторое время Ислам разглядывал, как она гложет подношение, затем буркнув: «Хоть бы спасибо сказала», отправился в спортзал. В спину ему донеслось вежливое рычание, в котором явственно слышалось:
— Я бы сказала, да пасть занята.
Не оглядываясь, он махнул рукой. Он вдруг вспомнил, что собирался поехать на автовокзал и купить билет на автобус, но никуда уже не поехал. Утром, свесив ноги с кровати, Ислам обнаружил, что у него украли туфли, новые, недавно купленные матерью, которые он толком даже не успел разносить. Расстроенный Ислам походил по спортзалу, заглядывая под кровати, туфель нигде не было. Тогда он подозвал дежурного, стал спрашивать с него. Тот клялся, уверяя, что ничего не видел. Ислам в сердцах дал ему по шее и отпустил. Положение усугублялось тем, что запасной обуви у него не было, а автобус в район отходил через два часа. Пока Ислам размышлял над ситуацией, проштрафившийся дежурный приволок ему ношеные белые полукеды тридцать восьмого размера. Ислам носил сорок первый. Однако делать было нечего — надел, и, касаясь босыми пятками горячего асфальта, отправился на автовокзал.
Ленкорань — это маленький городишко на юге Азербайджана, расположенный в изумительном по красоте месте, на равнине между Каспийским морем и Талышскими горами. Климат теплый и влажный — субтропический. С одной стороны, это хорошо, два раза в год можно урожай собирать. Розы круглый год цветут, даже под снегом. Зрелище фантастическое. Снег в Ленкорани редкость, но если выпадет, то на высоту до метра и более. С другой стороны, все старики здесь страдают от ревматизма, сырость, понимаешь. В городе есть несколько производственных предприятий, но в основном население занято сельским хозяйством, ибо, как выше было сказано, урожай можно здесь собирать два раза в год. К делу этому относятся с душой, можно даже сказать, с известной долей романтизма. Там есть совхоз с красивым названием «Аврора». Вагоны под загрузку овощей начинают прибывать на железнодорожную станцию уже весной.
На одном из высоких партийных съездов Ленкорань даже как-то окрестили Всесоюзным Огородом. Впрочем, говоря о том, что население занято сельским хозяйством, автор несколько погорячился, ибо народ в поле (за редким исключением) представляют, как правило, женщины, — это они собирают чай, цитрусовые, бахчевые культуры, а мужчины сидят в чайхане, не всегда, конечно, и не все, но в основном пьют чай. Ленкорань — город патриархальный, свадьбы там до сих пор играют раздельно, сегодня мужчины гуляют, завтра женщины, свадьбы так и называются — «мужская» и «женская». Город выглядит сонным, но это впечатление обманчиво, поскольку он буквально напичкан войсковыми частями Советской Армии. А что делать — граница близко, в сорока километрах, а враг не дремлет. Рядом с каждой войсковой частью, как полагается, военный городок, в котором проживают семьи офицеров.
По улице одного из таких городков как раз и прогуливались трое молодых людей, один — наш старый знакомый Ислам, второго парня звали Мейбат (впрочем, имя его мало кто знал — кроме автора, разумеется, который сам каждый раз делает усилие, чтобы вспомнить его). Его называли просто Гара, что означает «черный». Нетрудно догадаться, что пресловутый Гара был чертовски загорелым парнем и зимой и летом, то есть он был смугл до безобразия. Третий юноша, высокий плечистый парень по имени Абдул, приблудился к ним случайно, то есть был он им не друг, а просто жил где-то по соседству. Увидел их и подошел, не гнать же. Одеты молодые люди были по тогдашней ленкоранской моде — в нейлоновые рубашки и в брюки-клеш.
Июньский воздух был напоен запахом цветов и молодой листвы, в этой цветочной композиции некой чужеродной субстанцией присутствовал тяжелый дух нагретого под солнцем мазута, долетавший с железнодорожных путей, пролегавших в полусотне метров за забором военного городка. Это что касается обоняния, а по поводу слуха можно было сказать, что птицы и насекомые разошлись в этот час не на шутку, а с моря, которое затаилось через три ряда финских домиков, время от времени доносился тяжелый плеск взбрыкнувшей спросонок волны.
Итак, молодые люди, дымя сигаретами, прогуливались, можно сказать, фланировали, или даже — совершали променад. Была суббота или воскресенье, значения не имеет, выходной был. Гара описывал Исламу машину, которую получил на автобазе его брат — ЗИЛ-130 с восьмицилиндровым мотором.
— Какой брат? — спросил Ислам.
— Саадат, — уточнил Гара. У него было семь или восемь братьев, сколько именно, по-видимому, не знал никто, кроме матери, сам Гара находился где-то посередине. Ислам хорошо знал двух младших и одного старшего. Имена их были Намик, Сейбат, затем шел Мейбат, то есть Гара, следующим был Саадат. Один или двое из семьи постоянно сидели в тюрьме, вернее, кто-нибудь обязательно сидел в тюрьме: если выходил один, то садился следующий. Причем сидели, как правило, по пустякам — мелкое хулиганство, поножовщина, драки. Братья обладали необузданным нравом, их боялась вся округа, ну, понятное дело, кроме участкового, и тот, надо признать, больше бравировал своей должностью, а в душе чувствовал себя неуютно, если кто-нибудь из братьев находился в поле зрения.
— Понятно, — сказал Ислам, — восемь цилиндров — это то что надо, это не какие-нибудь шесть цилиндров. В армии, наверное, все ЗИЛы восьмицилиндровые. Будешь на таком ездить?
— Конечно, — согласился Гара. Тема разговора была актуальна, поскольку Гара недавно закончил автошколу при военкомате и должен был идти на днях в армию с последней командой весеннего призыва. Абдул ничего не сказал, потому что его отец ездил как раз на шестицилиндровом ЗИЛе.
Меж двух домов был установлен стол для пинг-понга, группа юношей и девушек, дети военных, проживавших в этом городке, по очереди играли в теннис.
— Пойдем посмотрим, — предложил Ислам. Подошли поближе и некоторое время наблюдали за партией, вызывая тревогу и косые взгляды участников соревнования, все они были несколько моложе наших героев, класс восьмой или девятый. Игра шла на выбывание: проигравший отходил в сторону, а его место занимал новый игрок.
— Сыграем? — спросил Ислам. Гара пожал плечами, буркнул:
— Может, лучше в бильярдную пойдем?
— За кем можно очередь занять? — обращаясь к игрокам, громко спросил Ислам. — Кто последний?
Никто не ответил, слышен был только стук пластмассового шарика о поверхность теннисного стола. Ислам повторил вопрос, тогда один из парней, стоявший ближе всех, с неприязнью бросил: