Виталик замолчал, вспоминая что-то невеселое. После долгой паузы он произнес:

— Я тебе одно скажу: я бы этим козлам, которые Беловежское соглашение подписали, глотки бы перегрыз. Да что я тебе рассказываю! Сам небось хлебнул этого, раз здесь находишься!

— Да, — подтвердил Ислам, — и по сей день продолжаю хлебать. Отчего мать-то умерла? Она у тебя нестарая была.

Трудно сказать, от всего сразу: от горя, от безысходности. Меня посадили — работы лишилась. Она машинисткой всю жизнь работала в КЭЧе.[41] Когда президентом стал Эльчибей, русские войска ушли, все должности вольнонаемных в армии заняли талыши. А они, чтоб ты знал, как евреи или армяне. Стоит одному на работу устроиться — через какое-то время в этой организации одни талыши работают. Мафия. Раньше они только на почте заправляли, а теперь в армии все прапорщики — талыши. Какое-то время она подрабатывала дома, машинка была. Потом ввели латинский алфавит, а мать могла печатать только на русском и азербайджанском языках. Да… — Виталик замолчал, из глаз его текли слезы. — …Ладно, все. — Он вытер салфеткой лицо и наполнил стопки, — твоя-то жива? Ислам покачал головой.

— Ну, давай, выпьем тогда за родителей, за спокойствие их душ, не чокаясь.

Выпили. Виталик полез в карман, вытащил пачку «Кэмэл», закурил, бросил сигареты на стол. — Ты-то как? Рассказывай.

Начну рассказывать — до утра не закончу, — сказал Ислам. — Как сказал Кисаи,[42] бедствия начну считать — до гроба не закончу счет. В тюрьме не сидел, Бог миловал, а в остальном, если в двух словах: дома работы нет, а здесь нас не любят — вот и весь рассказ.

— Из ребят кого-нибудь видел?

— Нет, к сожалению. Но совсем недавно рассказывал о вас своей знакомой.

— Я тоже ни о ком ничего не знаю. Чем занимаешься?

— Держал рынок, его закрыли. Вложил деньги в инвестиции — посредник пропал.

— Надо найти, человек не иголка.

— Вот я этим сейчас и занимаюсь.

— Все, что в моих силах, Ислам.

— Спасибо, но об этом после.

— А что здесь, какие концы?

— Вот тот гитарист друг пресловутого посредника.

Виталик поманил официанта, дежурившего неподалеку:

— Скажи: пусть сделают перерыв, и позови ко мне вот того, толстого.

— Не стоит, — попытался остановить его Ислам, — я уже говорил с ним, он не знает.

— Хуже не будет, не волнуйся, — успокоил его Виталик.

Музыканты сделали перерыв, и совершенно взмокший Брахманов подошел к ним. Виталик предложил ему сесть:

— Выпьешь?

Виталику Брахманов не решился отказать, кивнул. Виталик сделал знак официанту — тот принес еще стопку, наполнил ее.

— Это мой брат, — сказал Виталик, — ты ничего не скрыл от него?

— Нет, — поспешил заверить гитарист, — клянусь!

— Хорошо, пей. Брахманов послушно выпил.

— Если что узнаешь — сразу сообщи. Иди. Музыкант кивнул и ушел.

— Ладно, поехали в другое место, — сказал Виталик, — а то, когда я здесь долго сижу, мне не по себе становится, тошнить начинает.

Виталик подозвал официанта.

— Счет дай.

Тот принес и положил перед ним квитанцию.

— Я заплачу, — сказал Ислам и полез в карман.

— Ни в коем случае, — остановил его Виталик, — обижусь. Ты сегодня мой гость.

Он рассчитался, и друзья направились к выходу.

— Ты платишь в своем ресторане? — спросил Илам.

— Так проще: ничего на меня не спишут.

— Ты на машине? — спросил Виталик, когда они оказались на улице.

— Да.

— Отлично, а то я с пацанами приехал, на их машине. Где, вот это? Что это за тачка, где ты такую раскопал?

— Это «тальбо», год выпуска 1980-й, последняя модель, после нее выпуск прекратили. Можно сказать, раритет. Садись. Куда поедем?

— В салон красоты.

— Зачем?

— Красоту наводить. Ну, там, массаж, педикюр, маникюр, татуаж, пирсинг.

— От массажа я не откажусь, но все остальное лишнее, особенно пирсинг.

— Кроме остального там девочки есть, ты девочек любишь?

Ислам никогда не пользовался услугами подобных заведений, но в нынешней ситуации, после встречи в гей-клубе, отказываться язык не поворачивался.

— Ну поехали, где это?

— На Арбате, я покажу.

Салон красоты находился во дворе дома в одном из арбатских переулков. Это было подвальное помещение с отделкой в стиле хай-тек: минимум мебели, стены, раскрашенные в разные цвета. Стойка была открытой: два металлических основания и деревянный полированный прилавок. Это давало возможность видеть длинные ноги стоящей за ней улыбающейся девицы.

— Здравствуйте, — приветливо сказала девушка.

— Привет, — ответил Виталик.

— Что желаете?

— Желаем красоту навести.

— Вы и так красивые мужчины, но мы вас сделаем еще красивее. Какие еще будут пожелания?

— Это потом, шалунья, — погрозил ей пальцем Виталик. — Вот мой брат, нравится он тебе?

— Очень.

— Будешь себя хорошо вести — я замолвлю за тебя словечко. Так вот, мой брат желает, чтобы его немного помяли, точнее, размяли.

— В каком смысле? — не унималась девушка.

— Ох, ты у меня договоришься, зараза!

— И что тогда произойдет?

— Непоправимое.

— Непоправимая, Виталий Георгиевич, только смерть, все остальное поправимо.

— Это ты хорошо сказала. Массаж можете сделать моему брату?

— С большим нашим удовольствием, сейчас кабинет освободится. Вы какой массаж предпочитаете, — спросила девушка у Ислама, — обычный или тайский?

Она говорила с легким украинским акцентом:

— Обычный.

— Давайте ваши пальто.

Друзья скинули с себя верхнюю одежду. Оксана — так звали девушку — убрала ее в стенной гардероб.

— Присядьте пока. Чай, кофе?

— Кофе, — сказал Ислам.

— Эспрессо, капуччино?

— Эспрессо.

— А вам, Виталий Георгиевич?

— А мне хозяйку надо, у себя она?

— Да, пожалуйста, я сейчас ее предупрежу.

Оксана скрылась в коридоре.

— Нравится? — спросил Виталик. — Хороша чертовка!

— Это публичный дом? — спросил Ислам.

— Ну что ты! Нет, конечно. Салон красоты. Но девушки здесь красивые, приветливые и отзывчивые к желаниям клиентов, если таковые возникнут.

Вернулась Оксана.

— Она вас ждет.

Виталик подмигнул Исламу и ушел. Ислам опустился в одно из кожаных кресел, стоявших у стены. Виталик своим уклончивым ответом только напустил туману, но ему здесь определенно нравилось. Вероятнее всего, это был бордель высокого класса.

Оксана приготовила кофе и поставила перед ним.

— Желаете, чтобы я заняла вас беседой? — спросила Оксана.

— Да, конечно, — сказал Ислам.

Оксана присела на соседнее кресло: коротенькая юбочка давала возможность разглядеть цвет ее трусиков — черный.

— О чем желаете поговорить?

— О японской поэзии, — сказал Ислам.

— Вам почитать стихи?

— Пожалуй.

— Хайку или танка? — спросила как ни в чем не бывало Оксана.

— Можно и того и другого, — сказал заинтригованный Ислам.

— Пожалуйста:

Или вот:

— Еще? — спросила девушка.

— Да.