Девушка спрашивала об этом в третий раз. Уклоняться от ответа было уже невежливо.

— До последнего времени я занимался торговлей, а сейчас я торговлю закрыл, перешел к инвестициям.

— А во что вы вкладываете деньги?

— Последние вложения были в недвижимость.

Ее интерес к бизнесу начинал настораживать Караева, к тому же выяснилось, что Медина работает в суде.

— В суде? Почему не адвокат?

— Я юрист. Почему нет?

— Ну, адвокаты, как правило, защищают людей от судейских, которые людей сажают.

— Я хочу сделать карьеру, а адвокат так и останется адвокатом.

Жена-карьеристка, юридически образованная, интересующаяся бизнесом мужа, к тому же — Скорпион. Исламу стало как-то не по себе от такой перспективы.

— А вы не были женаты? — наконец спросила она.

Ислам давно ждал этого вопроса.

— Нет, — сказал он и, предваряя новый вопрос, добавил, — наверное, хотите узнать, почему? Это просто. Когда я жил дома, мне это и в голову не приходило: был круг людей, интересных, остроумных. Мы весело проводили время: ели, пили, ездили по всей стране. Мы все были холостыми, нам казалось, что это глупо — так рано связать себя семейными узами. Потом случилась перестройка — я уехал в Россию, десять лет я там.

— Понимаю, многие наши ребята так поступают: живут, работают в России, но жениться приезжают на родину.

В ее голосе, кроме понимания, было еще и одобрение.

— Как лососи, — сказал Ислам.

— Что лососи? — недоуменно спросила Медина.

— Лососи на нерест отправляются к истокам реки, где они появились на свет.

— А-а, — Медина вопросительно, неуверенно смотрела на мужчину, видимо не понимая, что за этим кроется, может, шутка?

— А потом погибают.

— Кто?

— Лососи.

— Погибать не надо, вам рано еще об этом думать.

— Спасибо.

Медина взглянула на часы.

— Мне нужно идти, перерыв кончился.

— Я завтра уезжаю.

— Когда вернетесь?

— Знаете, вы так легко задаете вопрос, который для меня является в последнее время проблемой, Я не могу определиться с тем, что я делаю, — уезжаю или возвращаюсь.

Во взгляде девушки было непонимание. Караев не стал развивать эту тему.

— Ну, может быть… — Караев не решался назвать время года. — Это будет зависеть от разных вещей.

— Понимаю. Звоните, если будет желание. А сейчас я пойду, мне пора, не провожайте меня.

— Почему?

— Мне нужно зайти в магазин, купить кое-что. Пустяки, маленькие девичьи тайны.

Она улыбнулась и поднялась. Ислам остался за столом и проводил ее взглядом. Она вызывала в нем желание. Между тем, Кабус[35] утверждал, что брачные вопросы необходимо решать, лишь утолив плотский голод. Медина вышла в стеклянные распашные двери, которые открыл перед ней один из официантов. В этом ресторане окна почему-то были расположены так высоко, что улица виднелась лишь в эти двери. Глядя на снующих людей, Ислам вдруг вспомнил свою поездку в Харьков в начале девяностых.

Он пытался продать сырье для косметики местной парфюмерной фабрике. С утра провел переговоры, затем весь день болтался по городу — самолет улетал только вечером. Посетил католический храм, где должен был, судя по объявлению, состояться органный концерт. Но концерт заменили мероприятием, посвященным творчеству Леси Украинки. Ислам высидел минут двадцать, слушая о том, какая это была «гениальна людына». Затем заглянул в универмаг, где в музыкальном отделе безуспешно пытался купить пластинку Жанны Агузаровой, — торговля шла по талонам, никакие уговоры не помогли. Потом он зашел пообедать в ресторан на центральной площади и засел там надолго. Ресторан назывался «Театральный», мебель в нем была белая, резная. Времени до вечера, до вылета самолета было хоть отбавляй. Ислам провел в ресторане часа три: пил водку, закусывал всякой всячиной и смотрел на людей, идущих по площади. Точно как сейчас. За прошедшие десять лет его жизнь совсем не изменилась — точно так же он был один, ничего не приобрел, но многое потерял…

Ислам подозвал официанта и заказал шашлык из осетрины и бутылку белого вина.

Выйдя из ресторана, он взял такси и отправился в Дарнагюль.[36] У ворот ПТУ, открытых настежь, стоял плохо одетый мужчина — то ли охранник, то ли просто бездельник. Он поздоровался, вопросительно глядя на Ислама.

— Я здесь когда-то учился, — сказал Ислам. Мужчина покачал головой:

— Давно, наверное, это было. — Он говорил с гянджинским акцентом.

— Давно, — подтвердил Караев.

Училище было занято беженцами из Шуши — этот город был оккупирован армянами. Общежитие, учебные корпуса — везде жили люди. На волейбольной площадке были натянуты веревки, на них висело постиранное белье. Ислам прошелся немного по территории, с грустью глядя на современные когда-то здания. Теперь они представляли жалкое зрелище: почерневшие окна, облупившиеся, отсыревшие стены. В производственных мастерских размещался автосервис. Футбольное поле почему-то было заасфальтировано.

В воротах Ислам оглянулся: на плацу перед главным учебным корпусом он увидел шеренги учеников. Утреннее построение, предшествующее началу занятий, ребят из своей группы, мастера Добродеева, коротышку директора на ступеньках и нависающего над ним еврея-завуча, который говорил по-азербайджански, коверкая слова: «Зарафат, зарафат, сонра хэстэ!» (что означало «шутка, шутка» — потом «больной», в смысле — шутки до добра не доводят.) Всю эту картину заливало яркое утреннее солнце.

Где ты, Сеня?

Вернувшись в Москву, Ислам сразу позвонил Сенину, но того не оказалось дома. Ислам представился и спросил, где он.

— Вы знаете, я сама уже начинаю беспокоиться, — голос жены звучал встревоженно. Он отпросился на встречу с друзьями: баня, там, посиделки с гитарой — у него круг друзей все больше из комсомольской юности. Я, собственно, привыкла: он уходил в баню, а возвращался через сутки. В этот раз он халтуру взял на выходные: какой-то монтаж-демонтаж оборудования. Но его нет уже несколько дней! Если завтра не появится, пойду в милицию. А вы, если что-то узнаете, сообщите мне, пожалуйста.

Ислам обещал. Халтура на выходные с большой долей вероятности могла означать, что Сенин был у Нины. Значит, поиски надо было начинать оттуда. Телефона ее Ислам не знал. Но зрительная память у него была хорошая. Вечером Ислам сел в «тальбо» и отправился на «Белорусскую».

Дом он нашел без труда, поднялся на третий этаж, позвонил. Нина открыла дверь, не спрашивая «кто там?» — по деревенской привычке.

— Здравствуйте, вы меня помните?

— Ну как же не помнить — директор рынка! Заходите.

— Да я, собственно, на минуту, спросить кое-что.

— Все равно заходите — не здесь же разговаривать! Соседи уже к глазкам прилипли, зачем мы будем им удовольствие доставлять? Заходите. Я вас чайком угощу с земляничным вареньем. Сама собирала.

— Чаю, да еще с земляничным вареньем, я бы выпил с удовольствием. Но у меня нет времени.

— Да я только что чаевничать собралась, все готово. Много времени это не займет.

Нина была из тех людей, которым лучше уступить, чем объяснить, почему ты не можешь этого сделать. Ислам прошел в комнату. Нина принесла чай и поставила перед гостем розетку и вазу с вареньем.

— Накладывайте.

Ислам кивнул и положил себе две ложки.

— Да больше накладывайте!

Ислам положил еще одну.

— Пробуйте.

Ислам поднес ложку ко рту:

— Изумительно!

— Да, сама собирала, сама варила! — Похвала была ей приятна. — Ну, а как вы, как идет торговля?

— Никак не идет — рынок закрыли власти.

— Это они могут. Уж что-что, а закрывать они горазды!

— Я ищу Сенина, — сказал Ислам, — позвонил ему домой, а жена говорит, что он уже неделю отсутствует. Я подумал: может быть, вы знаете?

— Понятия не имею. Я его не видела с тех пор, как вы были у меня.

вернуться

35

Средневековый эмир, автор книги «Кабус-намэ».

вернуться

36

Микрорайон в Баку.