Еще шаг.

Это можно сравнить со снежным бураном, как бы ты ни был силен, но ветер сильнее. Есть силы, которые превосходят человеческие возможности. Магия — одна из них.

Еще шаг.

Я едва не споткнулась, вновь ощутив на себе чужой взгляд. Очень тяжелый и давящий, который не получалось игнорировать, магию забирающуюся людям в головы могла, а этот взгляд нет. Я встретилась с пустыми глазницами статуи. Бывшими пустыми, потому что сейчас в ее каменных глазах танцевали огни.

Но я все же смогла сделать последний третий шаг. Остановилась рядом с рыцарем. Подняла ладонь и коснулась руки Криса. Попыталась коснуться, потому что мои пальцы что-то оттолкнуло. Что-то до странности похожее на… Да, на сетку, что окружала Академикум.

В главном зале Эрнестальского золотого банка продолжала метаться запертая в стенах магия. Она гудела и впивалась в кожу, словно рой пчел. По мне эти пчелы только ползали, но вот остальным приходилось несладко.

— Убирайся! Вон из моей головы! — раздался очередной крик.

— Уходи, — едва слышно прохрипел Оуэн.

— Нет, Крис, больше ты не будешь отталкивать меня. Я не позволю, — ответила я.

Как меня учила мисс Ильяна? Если хочешь совладать с огнем, обращайся к воде. А к чему нужно обращаться, когда пробуждается магия, что покалывает кожу, магия, что забирается в голову, магия, которая бросается от стены к стене порывами ветра? К кому или к чему?

Один из служащих банка, что сидел за столом прямо за управляющим, поднял опущенную голову, застонал и вдруг с силой опустил обратно, разбивая в кровь лоб о столешницу. И еще раз и еще…

Я снова попыталась коснуться мужчины, пальцы кольнуло, но я не позволила его силе оттолкнуть ладонь, прижала свою руку, несмотря на сопротивление. Я всегда была упрямой, бабушка Астер зачастую сравнивала меня с мулом, тщательно следя, чтобы маменька не услышала. Да и Крис уже успел ощутить эту черту в полной мере.

На этот раз жала впились в кожу, и я вдруг увидела то, о чем рассказывала Аннабэль Криэ. Увидела ползающих под землей железных червей, их брюха были полны полумертвыми измученными людьми. Услышала шум, столько шума и лязга, что хотелось зажать уши. Люди были все одинаковые, носили одинаковую одежду, у них были одинаковые лица, и все они одинаково сосредоточенно смотрели на маленькие таблички, что держали в руках. И с этих табличек на лица лился бледный свет, делая людей похожими на покойников. Эти таблички говорили всем, куда идти, когда идти, что есть, что одевать и какого именно железного червя выбрать для собсвенного ежедневного съедения.

Это было так ужасно, что я едва не закричала. Наверняка закричала бы, если бы вдруг не осознала, что рыцарь не врал. Он действительно пришел из другого мира. Ужасного, кошмарного и больше похожего на ад, на преисподнюю, из которой могут вылезти только демоны, но все же мира. Самое время посмеяться над иронией богинь, но мне было не до смеха. Все, что я могла, это прикасаться к нему и говорить:

— Мне больно. Ты делаешь мне больно, Крис.

Всего несколько слов, но Оуэн вздрогнул и медленно опустил руки. Видения тут же исчезли, растаяли, как страшный сон поутру. Метавшийся в зале ветер замер, а потом бросился к рыцарю и игривым щенком обернулся вокруг ладоней. Все кончилось также неожиданно, как и началось. Представьте, только что шел ливень, сверкали молнии, а через секунду выглянуло солнце.

В главном зале Эрнестальского золотого банка установилась абсолютная тишина, такая бывает после разрыва воздушной сферы.

Что-то запоздало разбилось, и…

— Позвольте первому принести вам… хм, свои поздравления, — раздался ледяной голос.

Я обернулась. У главного входа Эрнестальского золотого банка стоял князь, смотря на всех нас сквозь прорези бесстрастной черной маски.

— Мистер Муньер, я рад, что старый род возродился.

Слово «рад» он произнес с непередаваемым отвращением. Я бросила взгляд туда, где еще недавно сидели на стульях серые псы, но там уже никого не было. Лишь тот, что находился все время рядом и нашептывал гадости, сидел на полу и очумело тряс головой. Кряхтя, поднялся с пола мистер Вильетон. Он помянул разлом и его обитателей, а потом замер, глядя на стол. На лежащий там позеленевший лист. Гербовая бумага приняла подпись.

— Поздравляю, — повторил государь таким тоном, словно зачитывал приговор висельнику.

— Взять, — скомандовал князь, глядя на неловко поднимающегося с пола лакея. К тому тут же подскочили двое в серых плащах, они подхватили мужчину под руки. Тот поднял голову и растерянно забормотал:

— Что? Нет… Я… — В его голосе больше не слышалось ни издевки, ни всезнания, только страх и неуверенность. — Послушайте, государь, прошу. Я…

Удар кулаком одного из серых прервал нелепое объяснение. Честно говоря, наблюдать за этим оказалось неожиданно приятно. Я бы позлорадствовала, но леди это не пристало.

Черноглазого потащили к выходу, он судорожно дышал, а ещё пытался зажать рану на руке, но кровь капала на серые одежды и темнела на глазах. Разве так бывает? Кровь вытекала из раны, нанесённой более двух часов назад. Серые псы протащили черноглазого сквозь широкие двери. Невозмутимый швейцар закрыл их за ними, тут же распахнул снова перед Аннабэль Криэ, которая зашла с улицы.

Богини, что с ней случилось? Хотя мужчины не обратили внимания ни на шляпку с мятыми полями без единого цветка и даже без атласной ленты. Ни на мятую юбку, ни на явно несвежую рубашку и отсутствие перчаток. И самое главное, ни на тронутые румянами щеки.

Маменька прибегла к румянам только раз, и очень не любила, когда об этом напоминали. Она же не кокотка какая-нибудь и не актриска. Но то был страшный день, один из тех, которые никто никогда не хотел бы пережить заново. День, когда хоронили дядю Витольда. То, что от него осталось. Я помнила хмурые низкие облака, что висели над Илистой норой. Помнила жрицу Грэ. Помнила отца и маменьку, которая все же вышла к погребению. Она, как и все мы знала, что Астеры в полном составе должны были лететь на том дилижансе. Должны были погибнуть. Осознание этого тяжело далось маменьке, она впервые прибегла к глазным каплям и румянам. Как говорила Туйма, новая графиня Астер больше походила на лихорадочную. Вот и бывшая баронесса сейчас напоминала мне больную болотной лихорадкой.

Князь бросил сквозь прорези чёрной маски взгляд на Криса, на вытянувшего рядом с рыцарем, мистера Вильетона и направился к выходу из банка. Серая жрица присела, приветствуя государя, а тот на миг остановился рядом и что-то вполголоса произнёс. Нет, не так. Он отдал приказ. Аннабэль ещё ниже склонила голову знак согласия. И государь покинул зал.

— Милорд, — услышала я голос управляющего банком, повернулась как раз в тот момент, когда мистер Вильтон протягивал Кристоферу лист позеленевший гербовой бумаги. — Рад приветствовать вас в вашем, — он выделил дрогнувшим голосом последнее слово, — банке.

Я тут же вспомнила золотистую вышивку-вензель на полотенце. Вспомнила статую, и подняла голову. Глаза женщины с головой волчицы погасли. Она стояла на том же месте в арке и смотрела в сторону.

— По легенде хранительница полуночных валков, — произнесла баронесса, подходя ближе, — смотрит лишь на тех своих детей, которым уготованы великие свершения.

— Тогда она ошиблась, когда смотрела на меня.

— Уверены?

— Да.

— Я имела виду, уверены ли вы, что она смотрела на вас? — жрица неуместно рассмеялась. — Ну что ж, вам виднее, Ивидель. Говорят, её взгляд тяжел и не каждый может вынести его бремя. Главное, чтобы она не ошиблась в нем, — она кивнула на Оуэна.

— Безмерно счастлив, что стал свидетелем такого исторического события, — тем временем говорил управляющий. Служащие мало-помалу приходили в себя. Охранники растерянно смотрели на осколки разбитых песочных часов. — Ральф, — позвал мистер Вильетон. Один из клерков пошатнулся и поднял голову, — нарочного к мистеру Крипту, живо! — Служащий кивнул. — Мистер Муньер, какие будут распоряжения по поводу вашего банка?