Я очнулась. Пробралась сквозь тягучую боль, что почти ломала кости, но еще до того, как я открыла глаза, в голове раздался голос. Он был завораживающе красив и глубок, его хотелось слушать бесконечно. Слушать и слушаться. Именно такими должны быть голоса певцов княжеской оперетты и тогда ни один зритель не покинет зал, какой бы провальной не оказалась постановка.

«Тео всегда был нетерпелив, однажды это его погубит».

«Его вмешательство в банке едва не привело к катастрофе», — посетовал второй голос, он был не менее красив, хотя и более низок. И еще, я откуда-то знала, что он мой… Нет, не так, не мой. Он принадлежал черноте в моих глазах, которая вдруг ожила и заговорила.

«Не «едва», а привело. Он хотел взять девчонку прямо там, но только спровоцировал полуночного волка», — в первом голосе послышалась едва сдерживаемая ярость, которая едва не заставила меня нырнуть обратно в темноту, к цветным картинкам. Боль стала сильнее, и я все же распахнула глаза. Я все еще находилась в гостиной гондоле дирижабля, сидела на одном из диванов, положив ногу на ногу. Увидев подобное, Кларисса Омули отреклась бы от меня в один миг.

«Один раз мы уже справились с полуночным волком, справимся и второй», — без особой уверенности возразила «я».

«Ты забываешь, что теперь нам придется не с изнеженным аристократом, привыкшим, что ему приносят ночной горшок по первому требованию. Тео разбудил молодого волка, который скалит зубы на каждого, кто подойдет слишком близко».

«Справимся», — повторила «я», поднимаясь с дивана. И снова увидела свое отражение в зеркале. — «Всегда справлялись» — И поняла, что мои губы не двигались. Девы, разговор, что я слышала, происходил лишь в моей голове.

«А тебя погубит самоуверенность», — на этот раз голос собеседника звучал устало. — «Как обновка?»

«Пока сопротивляется, но я объезжал и не таких кобылок». — Я улыбнулась сама себе в зеркале. А настоящая «я» поняла, что, тот, кто-то управлял моим телом, знал, что «кобылка» слышит. Знал, что я пришла в себя.

«Осторожнее с уздечкой, загонишь эту лошадку, и мне придется тебя покарать».

«Я ее не трону», — сказала тьма и подняла мою руку и провела по скуле, словно любуясь собой, — «если она сама того не захочет».

«Ты всегда испытывал непонятную снисходительность к игрушкам» — посетовал голос. — Наиграешься еще, сейчас изволь явиться перед мои светлые очи».

«Какие?» — спросила я и рассмеялась.

Первый голос не ответил, он уже «ушел». И опять это знание пришло ко мне от темноты, от ее уверенности. Я чувствовала ее внутри себя, чувствовала, как неотъемлемую часть. Эта мысль была невыносима, причиняла не меньше страданий, чем каждое движение.

«Боль уйдет, как только ты перестанешь сопротивляться», — произнес второй голос в голове, но на этот раз, я знала, что он обращается ко мне. — «Посмотри на Арирха, его уже давно ничего не терзает».

Мою голову повернули, заставили посмотреть в сторону и вниз, на сидящего на полу у стены гвардейца. Сейчас в нем не было ничего угрожающего. Обычный старик, которому место в кресле у камина в окружении детей и внуков. Я заглянула в его выцветшие голубые глаза и увидела в них смертельную усталость. Но тьма ошиблась, там была обреченность, но не было равнодушия.

«Смотри», — весело произнесла тьма и подняла руку.

С ладони, к моему ужасу, сорвались зерна изменений. Зерна огня, так любимые мной. Не просто зерна, угольки, они впились в руки и лицо гвардейца, забирались под кожу, заставляя ее вздуваться пузырями. Они жгли, жгли и жгли. Я не знала, что могу подобное. Я никогда не хотела делать подобного.

«Всегда хотел себе силу Змеа», — сказала темнота, произнеся слово «змея» немного жестче, чем принято, немого иначе.

Арирх продолжал сидеть у стены, лишь едва заметно вздрагивая от каждого огненного прикосновения. Гвардеец не двинулся, даже когда красные волдыри начали лопаться. Старик молчал, словно ему зашили рот, как предку Хоторна.

«Кто ты?» — мысленно спросила я.

«Арирх», — ответила тьма, — «Зови так, я уже почти привык. Мое настоящее имя вряд ли тебе что-то скажет. Вряд ли ты сможешь его произнести».

«Я спросила не об имени. Я хочу знать, кто ты? Или что ты такое?»

«Ты знаешь», — тихо ответили мне. — «Давно знаешь, но почему-то не можешь поверить. Я вижу это знание внутри тебя, как ты видишь внутри меня. Я…»

«Ты…» — произнесла я и замолчала, не сразу решаясь закончить предложение. А перед глазами уже мелькали воспоминания.

Папенькин дворецкий Мур, и нож, танцующий в его руках…

Ропот людей, так похожий на шелест волн, что сперва едва шепчут, а потом с грохотом обрушиваются на берег, почти оглушая: «Тень демона! Тень демона! Тень демона…»

Озирающийся в поисках «этих тварей» Альберт. Тварей, которых никто не видит. Не потому ли, что они сидят внутри людей?

Молодой преподаватель Олентьен, глаза которого черны, как ночь…

Лакей в Энестальском банке…

Тень демона! Тень демона…

Тень в моих глазах…

«Ты демон разлома» — все-таки произнесла я.

Да, он был демоном, а я — одержимой. Кошмар, через который прошел Крис воплощался в моей жизни уже по-настоящему.

«Знала бы ты, как приятно это слышать» — ностальгически заявила тень, и я ей поверила. Ей или ему действительно было приятно. И это чувство отозвалось мучительной болью в костях, а еще…

То, что произошло дальше, не мог предположить никто, разве что матушка, которая видела все мои слабости. Дирижабль вдруг провалился в воздушную яму, на миг пол ушел из-под ног. Как бы не был силен демон, как бы он не контролировал мое тело, оно все еще оставалось человеческим. Телом девчонки, которая очень боялась летать. Он получил огненную силу и одновременно слабость. Наверняка демон этого не ожидал. А может, не знал, что люди так умеют. Умеют наклониться вперед и выдавать обратно все съеденное на завтрак.

Есть множество моментов, которых я стыжусь, но этот почему-то вспоминаю с удовольствием. Иногда слабость может превратиться в силу.

Меня вывернуло прямо на пол, и я тут же ощутила предательскую слабость в коленях, головокружение и тошноту. По-настоящему ощутила. Тень исчезла, демон покинул мое тело. Колени подогнулись и я почти упала ухватившись за ножку дивана. А с пола уже поднимался Арирх. И на этот раз не просто старик, а гвардеец-демон.

Кто мы для него, раз он с такой легкостью меняет людей словно… словно перчатки. Арирх — старая разношенная, но привычная и идеально сидевшая на руке, несмотря на то, что кожа потерлась, а некоторые швы разошлись. А я — новая, та, что немного жмет и натирает запястье, но это ненадолго…

Я вытерла рот и подняла голову. Старик хмурился, недовольный тем, что произошло. Не думала, что демоны такие брезгливые, хотя вряд ли дело в этом. Мне просто повезло, не более.

Корзина дирижабля загудела, и борт обо что-то ударился с такой силой, что у меня клацнули зубы. Воздушное судно прибыло… куда бы то ни было.

У меня было всего несколько мгновений, всего несколько ударов сердца, второй раз демон будет готов и вряд ли скинет перчатку, вляпавшись во что-то непрезентабельное. Ледяная игла снова войдет в основание шеи, совсем, как тогда в банке, в то время как Крис… Что сделал Оуэн? Что сделала его пробудившаяся магия? Не знаю, но была бы рада повторению. Но, увы, Муньеров, поблизости не наблюдалось.

Что я могла противопоставить демону? Я, Ивидель Астер, ученица Академикума и маг огня? Мой черный клинок лежал под обломками библиотеки, а больше не было ничего, что можно противопоставить выходцу из разлома. Почти ничего.

Но демонам противостояли и до изобретения чирийского железа. Противостояли с помощью…

«Это был не способ», — вспомнила я слова Мэри Коэн, — «это была настойка из коры лысого дерева. Но поди попробуй, заставь демона выпить отраву».

«Я хотел их спасти» — сказал белобрысый Альберт, когда я обвинила его в попытке отравить людей на празднике в Льеже.

«Если еще не поздно», — было написано на записке, что оставил в моей комнате неизвестный, вместе с флаконом из синего стекла, в который кто-то предусмотрительно налил настойку коры лысого дерева. Налил яд.