Мысль о степнячке заставила меня оглядеться. Глаза давно привыкли к темноте, и я могла видеть почти всех, путь некоторые напоминали лишь тени в сером сумраке. Всех, кроме целительницы.
— Думал, вопрос о моей принадлежности к вражеским силам мы уже прояснили. К чему опять эти подозрения? — Йен Виттерн сделал шаг вперед и тихо произнес: — Я последний, кто стал бы отмахиваться от чужого чутья, но позвольте спросить, вы уверены?
Мы посмотрели на Кристофера. Не знаю, как остальные, а я ему верила. Безоговорочно. И в тоже время, молила Дев, чтобы больше никто не заметил легкую неуверенность на его лице. Да, его назвали Муньером, попутно наделив способностями, а рассказать, как ими управлять, забыли.
— Подумайте, возможно, в вас говорит не столько предчувствие, сколько Запретный город? Вы знаете, как он влияет на людей, а уж с вами произошло столько всего.
Учитель многозначительно замолчал, одна половина его лица выражала сочувствие, а вторая навсегда застыла в злой гримасе.
— Наконец-то хоть кто-то стал задавать правильные вопросы, — раздался посторонний голос, и одновременно с этим я ощутила пламя. Не зерна огня, которые так и ластятся к рукам. Я услышала сухой треск трущегося огнива, а потом вспыхнул факел, за ним второй, еще и еще. И через несколько минут пространство вокруг нас осветило несколько десятков факелов, которые держали в руках одержимые. Лиа, Арирх, Олентьен, мальчик в потертой куртке, девушка с сухим букетом полевых цветов, приколотым к платью, рыжеволосая…
«Они близко», — сказал Крис и оказался прав.
Чего ни он, ни я, да и никто другой не мог предположить, это, что мы окажемся в зале. В самом большом зале, который мне доводилось видеть. Он был даже больше церемониального помещения ратуши Сиоли, больше чем бальный зал в Кленовом саду, больше чем зал отрезания от силы жриц, и даже больше чем каретный двор Льежа. Он был настолько велик, что его стены и потолок продолжали тонуть в темноте, несмотря на огонь факелов.
Я увидела вздымающиеся ввысь колонны, и мужчину в черном пальто. Он шел к нам легкой походкой человека, не обремененного проблемами. Невысокий, но широкоплечий. Я бы даже сказала, основательный, пусть эта основательность не вязалась с простоватым лицом. Барон Эсток, глава промышленной палаты, первый советник Князя, отец Алисии. Той самой ученицы, что огрела Магистра Виттерна в ангаре. Тот самый, что стал первым советником князя после гибели предыдущего на дирижабле десять лет назад в Эрнестали.
Что он здесь делает? Приехал присоветовать князю что-то полезное в трудные времена?
— Может быть, нам все просто немного притормозить? — спросил он голосом доброго дядюшки. Хорошо спросил, так и хотелось кивнуть в ответ. — Остановиться пока не натворили еще больших бед? — Он грустно улыбнулся, совсем, как нянька Туйма, когда застала меня за вылизыванием банки из-под меда. — Разве вам мало того, что уже произошло? Я подняла взгляд на Криса и поразилась выражению несвойственной ему брезгливости, словно рыцарь смотрел на калеку на паперти, что надеется выпросить медяк, демонстрируя неприглядную культю. — Молодые люди запутались, им нужна помощь целителей, поесть и отдохнуть, в конце концов.
— Будь ваша воля, я бы уже давно отправился на отдых, — сказал Кристофер. — Вечный.
— Молодое поколение понятия не имеет о хороших манерах, — с легкой грустью попенял барон Эсток, останавливаясь в нескольких шагах от Оуэна.
Я оперлась руками о пол. Кожу кольнули обломки, под камешками и пылью виднелся голубой в желтых прожилках мрамор. Сейчас подобный не купишь ни за какие деньги, так как карьер по добыче «солнечного мрамора» остался на Тиэре. А это значит, что этот зал был построен до образования разлома. Не знаю за сколько «до», но уходящие к потолку колонны уже успели потрескаться. А ведь уверяли, что этот камень вечен. Одни жулики кругом, как говаривала маменька. Вон чуть дальше на голубом мраморе пола видны какие-то выбоины странной формы, словно кривые солнышки с толстыми лучиками. А если присмотреться, то рядом колонами небесный цвет камня резко темнел, а ко второму ряду колонн возвращал свой легендарный голубой цвет. Казалось, что кто-то взял кисточку с черной краской и провел ломаную линию через весь зал.
Я поняла, что малодушно предпочитаю разглядывать что угодно, только не смотреть на демонов, только не видеть отблесков огня в их глазах. Это был даже не страх, это была беспомощность, и я очень не хотела, чтобы они ее увидели. Взгляд зацепился за что-то. Я присмотрелась, у первого ряда колонн лежал потускневший обруч. Верховный символ власти, которому место на княжеском челе, а не на пыльном полу.
— Что вы тут делаете? — резко спросила герцогиня, поднимаясь на ноги.
Мисс Ильяна торопливо стаскивала каменные обломки с куртки Альберта. Один из камней был достаточно большим, чтобы сломать кузену пару ребер, и магессе пришлось напрячься, чтобы сдвинуть обломок. Было в этом что-то неправильное…
— Исполняю свой долг в отличие от Трида, — в добродушном голосе советника послышался металл. Барон Эток был кем угодно, только не добряком, за которого его принимали. — Похоже, жижеет герцогская кровь.
— И в чем ваш долг? — спросил Кристофер. — Служить тьме?
— Служить первому роду. Просто служить, — не стал юлить советник, а лишь разыграл искренне удивление: — Вы и меня в чем-то подозреваете?
— Отнюдь, — скопировал его тон Оуэн, — насчет вас я полностью уверен.
Мой взгляд то и дело возвращался к брошенному обручу. А ведь, когда я увидела князя около первого гнезда Астеров, то узнала не сразу. Узнала по рукояти легендарного меча. Узнала, только по символу власти, и никак иначе. А если бы при нем не было оружия? А если бы известный на всю Аэру меч валялся здесь в пыли, так же как и обруч?
Я ощутила резкое покалывание в пояснице, и поняла, что ноги онемели полностью. Короста уже начала свое победоносное восхождение по позвоночнику. Нам миг стало трудно дышать, а перед глазами все потемнело. Неужели все? Я умру на мраморном полу, слушая перепалку с демонами? Нет, не хочу.
Я заставила себя открыть глаза и поднять голову и посмотреть на Йена Виттерна с его изуродованным лицом. Почему он не носит маску?
— И где же тот, кому вы служите? — спросила Гэли, тревожно оглядываясь.
В голове зашумело, так и хотелось лечь на каменный пол закрыть глаза и больше не подниматься. Но вопреки всему я продолжала сидеть. Мысли в голове звенели словно колокольчики, наподобие тех, которыми маменька вызывала Аньес, нашу беглянку с Верхних островов. В Зимнем море много островов, в том числе и Проклятые.
— Они всегда такие? — иронично уточнил первый советник у Йена Виттерна.
— Почти.
— И как вы с этим справляетесь? С их мнительностью?
А ведь магистр был с экспедицией на проклятых островах, именно там он лишился лица. Так же как и князь, пусть и при других обстоятельствах.
Как-то раз Тара назвала князя старым. «Ровесник милорда», — ответила на это жрица имея в виду Йена Виттерна.
Я даже затрясла головой, пытаясь изгнать из головы эту мысль, пытаясь прекратить этот звон. Затрясла так, что едва не упала на пол от головокружения. Говорят, перед смертью перед глазами человека мелькает вся его жизнь. Врут, потому что перед моими мелькала какая-то чепуха, связанная то с магистром, то с князем. Даже из смерти у меня ничего путного не выходило.
«Я не такой затворник, каким меня мнят», — сказал князь в библиотеке.
В глазах снова потемнело. Но мысли-картинки продолжали мелькать, словно карты в руках у гадалки. Я вспомнила человека, что как-то летел вместе со мной на дирижабле. Высокий мужчина, прятавший лицо в шарфе, я то и дело ловила на себе его взгляды, но списала это на то, что кроме нас на судне больше никого не было. А сколько еще таких незнакомцев, я встречала и даже не удостаивала взгляда? Если так, то почему запомнила этого? Почему именно за него зацепился мой взгляд художника?
«Князь посещал Академикум и Льеж совсем недавно, на дни Рождающихся Дев. Это я знаю совершенно точно, так как сам организовывал работу охраны», — сказал как-то учитель.