– Не беспокойтесь, боярин. Все в лучшем виде состряпаем, – отвечал Евстратий Павлович.

Когда Михаил Всеволодович удалился, Железняков разослал пчел с поручениями в разные концы города. Благо, егеря охранного приказа были приучены следовать за питомцами своего начальника.

Начало светать потихоньку. Ядовитую колдовскую дымку сдуло в сторону Живодерной Слободы. И на ее место с Москвы-реки пришел туман самый обычный, сырой, бледный, с легким запашком навоза.

– Огороды нынче удобрены, – проговорил Евстратий Павлович, жадно втянув ноздрями холодный речной воздух. – Идемте, что ли, на место злодеяния. Или передумать изволили, Дарья Глебовна?

– Никак нет, – отозвалась девушка и первой пошла по узкой тропинке.

На месте колдовского побоища следователей встретил сильнейший запах мертвечины. Лицо и руки графа Джаярова покрылись трупными пятнами. Из ран сочился зеленовато-желтый гной. Дарье показалось, что ее желудок съежился от ужаса и решил спрятаться где-то в горле. Девушка побледнела, но не отвернулась. Нельзя было проявить слабость перед начальником. Внезапно глаза некроманта открылись. Дарья Муромская заглянула в них и увидела не страх и не злобу, но дикий всепожирающий голод.

«Жизнь! Дайте мне ее! Хочу выпить сладкую жизнь», – кричали эти глаза.

Евстратий Павлович обнял девушку за плечи и отвел в сторону. Амулет предков окончательно разрушился, и душа Джаяра лишилась последней надежды. Минутой позже сработало оставленное Гримгором отложенное заклинание, и с неба на некроманта обрушился огромный камень. Он смял и погреб под собой разложившееся тело.

– Вот так подарочек, – Евстратий Павлович всё еще стоял пригнувшись, хоть опасность и миновала.

Дарья Муромская смерила взглядом огромный камень.

– Не хотела бы я встретиться с этим колдуном, – проговорила девушка, хотя на самом деле имела в виду скорее обратное.

Искусность и сила заграничного чародея впечатляли.

В ту же самую ночь Оливия Гримгор никак не могла заснуть. Николас уже мирно посапывал под своим одеялом с корабликом, а девочка все ворочалась и не смыкала глаз. Страх Оливии за отца усилился. В тот момент, когда черная лодка Джаяра вышла на просторы Москвы-реки, девочка решительно вскочила с кровати. Накинув на плечи платок, она вышла в сени и попыталась открыть дверь.

– Неча на дворе делать за полночь! – сердито ответила дверь голосом Тимофея Спиридоновича.

– Пусти, – зло выговорила Оливия. – Я все решила, и ты меня не удержишь!

– Ты енто, девица, с кем беседу-то ведешь? – отозвался домовой с другой стороны.

Он сидел на деревянной балке под крышей. Оливия схватила веник. Тимофей Спиридонович тут же скрылся, а дверь избы отворилась. Девочка выбежала в ночь. Над самыми деревьями висела луна, желтая и почти полная, как буханка пшеничного хлеба. Воздух был пропитан запахами росы и лесных трав. Цикады пели громко и заливисто, лягушки от них почти не отставали. Оливия не стала прислушиваться и принюхиваться, она решительно направилась к озеру и зашла в воду прямо по лунной дорожке. Через пару шагов девочка оттолкнулась от илистого дна и поплыла. Теплая вода ласкала кожу. Оливии казалось, она может вечно плыть по ночному озеру и это никогда не надоест. Лунная дорожка становилась всё ярче и через пару минут превратилась в жидкое серебро. Оливия набрала побольше воздуха в легкие и нырнула. Пока она погружалась, свет проникал под веки. Невыносимо яркий, серебряный и голубой. Так любопытно было, что там происходит под водой. Что же так ярко светится? Оливия открыла глаза и увидела струящиеся снизу вверх и сверху вниз потоки холодного пламени. Девочка начала спускаться вдоль них и вскоре оказалась на самом дне среди кораллов и ярких рыбок. В полуметре над серебристым песком кружилось и сверкало кольцо ярко-голубой воды. Оно испускало тот самый свет, что уходил далеко вверх.

– Гиперборейская живая вода, – пояснила русалка.

Она появилась неожиданно и неслышно прямо за спиной Оливии.

– Я пришла сюда, потому что мне нужно кое-что, – прямо заявила девочка.

– Я знаю, – усмехнулась русалка. – Посмотри на свои руки.

Оливия подняла ладони к лицу и увидела, как растекается вокруг них темно-синее слоистое марево.

– Что это? – спросила девочка.

– Твои чувства. Страх, горечь разлуки, гордость. Много всего – так и не разберешь, – отвечала русалка.

– Это плохо? – поинтересовалась Оливия.

Колдовская наука часто предполагала очищение разума от глупых чувств.

– В порядке вещей, – усмехнулась русалка. – Тебе нужны чувства, чтобы разделить их с миром. Помнишь, о чем мы говорили в прошлый раз?

– Помню. Я готова. Мне нужно спасти отца, – Оливия говорила спокойно, но синяя муть так и текла с ее ладоней.

– Тогда действуй, – велела русалка. – Но сначала еще один небольшой урок. Вода усиливает шаманство лунной традиции. В пустыне оно бесполезно. На берегу гораздо слабей. А здесь живая вода усилит его многократно. Просто вложи в нее свою силу и свои желания.

Оливия прекрасно все поняла. Она чувствовала, как ярко-голубая вода тянется к ней навстречу, извиваясь, как кошка, трущаяся о ноги. Девочка схватила этот поток холодного пламени, зажмурилась и мысленно прокричала:

– Я должна помочь папе!

На мгновение все терзавшие Оливию страхи неимоверно усилились. Они стали почти невыносимыми, а потом вдруг отхлынули. Ушли и распространились вместе с подземными водами. Девочка вздохнула с облегчением. И тут к ней пришла ответная волна, в ней было сочувствие, но гораздо больше боли и собственных обид. Звери страдали от голода и боялись хищников. Деревья вечно терзали друг друга, отбирая солнце, подземные воды и само пространство. Насекомые просто по природе своей были несчастны и сварливы. Этот поток мучительно долго изливался в душу Оливии. Казалось, ему не будет конца, но вот он начал ослабевать и почти сошел на нет. Девочку шатало, и она вынуждена была ухватиться за водоросли.

– Как замечательно, что ты разделила со мной это бремя. Мне было слишком тяжело его тащить, – Оливия с трудом различила голос русалки, та уже уплывала прочь, грациозно изгибаясь чешуйчатым телом.

– Неужели обманула? – Сердце девочки сжалось от отчаянья.

И тут же она ощутила, как застонали и затряслись деревья в лесу. Нет, всё было по-настоящему.

– Тогда вперед! – скомандовала Оливия. – Я очень хочу помочь моему папочке! Вы ведь знаете, где Москва?

Проснувшись рано утром, Николас обнаружил, что он в избе один. Впрочем, значения он этому не придал – мало ли куда могла отлучиться Оливия. Стоило мальчику выйти на двор, как он понял: что-то пошло не так. Во-первых, избушка за ночь развернулась. Раньше ее дверь выходила на пруд. Теперь же, стоя на крыльце, Ник видел перед собой огороды. Те самые, что находились позади небольшой деревеньки. А во-вторых, весь лес как будто изменился. Ник смотрел на него пару минут и только потом понял, что старые деревья куда-то делись. Их место заняли новые – частично пришлые, частично выросшие в рекордные сроки.

– Что здесь вообще такое творится? – проговорил Николас. – Твоих рук дело, Тимофей Спиридонович?

– Никак нет, – отвечал домовой, выглядывая из печки. – Всё баба твоя. Русалочьим чаровством баловаться вздумала!

Ник почувствовал неладное и побежал вокруг избы к берегу пруда. Там изменений было куда больше. На месте аккуратного почти круглого озера плескался огромный водоем, вытянутый прямой линией куда-то на юго-запад.

– Ну, и дела! – только и смог сказать Николас.

Этим утром мастер Гримгор встречался с Морозовым в Староконюшенном переулке. Там у боярина имелся скромный, но чрезвычайно дорогой домик. Место было тихое и безлюдное. Михаил Всеволодович пришел на встречу при полном параде в собольей шапке и красном кафтане с орденами. В крохотном тенистом садике он оказался за пять минут до назначенного времени. Из темного угла ему навстречу вышел мастер Гримгор. Колдун был одет на свой обычный западный манер – в длинный темно-серый кожаный плащ. Голову прикрывала широкополая шляпа из того же материала.