Амир несет меня бережно и крепко удерживая, словно боится, что я передумаю и сбегу. Когда лопатки касаются простыней, я наконец открываю веки. Это моя комната. Амир принес меня в мою же комнату, чтобы заняться со мной любовью. Странно, но этот факт сейчас кажется таким естественным и нужным, что отключаются все человеческие факторы, которые обычно мне присущи. На место алкоголю в моей крови приходит сумасшедший адреналин. Он усиленно расходится по венам, проникает в сердце и голову. Всё остальное будет потом. И самобичеванием я займусь значительно позже.

- Я сниму его, ладно? – спрашивает Амир, кивая на мою руку.

Я не сразу понимаю, чего он хочет, а когда осознаю, то становится уже поздно - Сабитов снимает с безымянного пальца помолвочное кольцо, которое подарил мне Миша и кладёт его на стоящую рядом тумбу. Где-то на дне моей пока не до конца павшей души плещется сожаление, но Амир тут же переключает моё внимание. Берёт пальцами за скулы с требованием посмотреть на него.

Сабитов нависает сверху, громко и возбужденно дышит, полосуя своими глазами-магнитами. Между бровей залегла глубокая складка, ноздри широко раздуваются, а жёсткие пальцы касаются моих приоткрытых губ. Одновременно с этим я ощущаю солоноватый вкус его кожи на кончике языка. Пробую сначала неуверенно, а затем смелее и смелее, выпуская наружу все свои тайные фантазии.

Мои движения хаотичные, особенно когда я пытаюсь расстегнуть дорогую рубашку Сабитова. В конце концов просто отрываю те пуговицы, которые мне не поддаются под его ироничный смех. Провожу ладонями по широкой груди, плечам и спине. У него горячая кожа с мелкими бисеринками пота. И сердце бьется громко-громко, почти как моё. Я это чувствую.

С губ вырывается протяжный стон, когда Амир снимает с меня платье и бросает куда-то на пол. Становится всё равно, что я не оправдаю чьих-то ожиданий и надежд и возможно стану ненавидеть себя ещё сильнее за собственные слабости. Главное сейчас это получить друг от друга максимум. То, чего нам двоим так сильно не хватает.

- Ты не пожалеешь, - шепчет Амир сжимая мои скулы и медленно двигаясь. – Обещаю, что ты не пожалеешь, Соня.

Закрыв глаза, обхватываю его за шею и обвиваю ногами бёдра. Все происходящее кажется таким нереальным, что хочется саму себя ущипнуть, чтобы проверить, точно ли я не сплю. Я больше не могу думать, не могу анализировать, не могу сдерживаться. Лишь отдаюсь уже давно забытым чувствам, задыхаясь от остроты ощущений, которые дарит мне Амир.

Яркие огоньки мерцают у меня перед глазами, а внизу живота фейерверком взрывается долгожданное возбуждение. Сабитов заглушает мои стоны своими губами и вдавливает безвольное и ослабленное тело в мягкий матрас на кровати. Он шепчет моё имя словно сумасшедший и осыпает поцелуями ключицы и шею. Это была определенно самая желанная близость в моей жизни.

Пока остатки удовольствия ещё туманят разум, я ничего больше не чувствую. Озарение приходит потом, когда я направляюсь в душ и долго стою под холодными струями воды сотрясаясь от глухих рыданий. Тот барьер от внешнего мира, который я нарисовала себе этой ночью, начинает рассыпаться и обнажать реальную картину случившегося. Я изменила своему жениху. Изменила без зазрения совести, полностью оправдав его оскорбление в мой адрес. Миша был прав. В очередной раз прав. Я заслужила даже больше оскорблений, чем он говорил.

Выдавив на мочалку гель для душа, старательно тру им кожу. Он приторно пахнет клубникой, но это именно то, что мне нужно, потому что я пытаюсь оттереть въедливый запах чужого мужчины и аромат его терпкого парфюма.

Волосы так же усиленно мою шампунем. Повторяю эту процедуру несколько раз подряд, снова и снова, словно это хоть как-нибудь мне поможет. Словно сотрёт всю ту грязь, в которую я себя макнула.

Знаю, что за стенкой меня ждёт Амир, поэтому не тороплюсь выходить из ванной. Сейчас мне очень сильно хочется улететь отсюда домой и упиваться собственными грехами где-то на кухне у мамы.

Выбравшись из душевой кабины, подхожу к зеркалу и долго-долго на себя смотрю. После этой ночи внешне ничего во мне не изменилось, не считая мелких синяков и красных следов на коже от колючей щетины Амира. Через каких-то два дня они сойдут и будет казаться, что я прежняя Соня. Выдержанная, правильная, уравновешенная. И только пристальный изменившийся взгляд будет выдавать с потрохами то, какой я являюсь на самом деле.

Вытерев полотенцем влагу, обматываю им тело и осторожно приоткрываю дверь в спальню. Как я и думала, Амир не ушёл. Он одет в брюки и помятую рубашку и стоит напротив двери, дожидаясь меня.

­­­- Я хочу побыть одна. Оставишь меня? – произношу первой, чтобы не дать ему сказать и слова.

Складывается впечатление, что это не мы скомкали те простыни на моей кровати каких-то полчаса назад. И это не я царапала его спину ногтями и шептала заветное имя, когда он сминал руками мои ягодицы.

- Соня… - Амир в два шага оказывается рядом.

Нежно касается ладонями лица и заставляет посмотреть себе в глаза, но я лишь раздражаюсь, потому что его запаха на мне опять слишком много.

- Так нельзя. Это неправильно, - шепчу почти беззвучно.

Амир хмурится, пытаясь расслышать слова, которые я говорю.

- Это ужасно… Я поступила ужасно по отношению к Мише, - продолжаю бормотать себе под нос. – Он не заслужил такого отношения.

- Он тебе не нужен, - произносит твёрдо Амир.

- Но это не отменяет того факта, что моему поступку нет оправдания и прощения. Честнее было разорвать помолвку и только потом… потом… - щёки ярко вспыхивают, когда перед глазами проносятся картинки нашей близости. Я закрываю ладонями лицо и сгораю от стыда. – Оставь меня, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.

Амир не настаивает. Подходит к двери, открывает замок, смотрит на меня напоследок и уходит, когда понимает, что я не передумала.

Стащив с кровати мятые простыни, на которых мы занимались любовью, бросаю их на пол, а сама забираюсь на голый матрас и прикрываю глаза, свернувшись клубочком. Главное, чтобы Миша не позвонил мне сегодня. Главное, чтобы не позвонил мне завтра. Главное, чтобы я сумела подобрать правильные слова для объяснения своего поступка, когда вернусь из Испании.

Я была его невестой, а он строил планы и хотел сделать меня счастливой. И вместо того, чтобы быть благодарной этому мужчине за всё, что он сделал, я вставила ему нож в спину.

С такими мыслями я засыпаю и даже не удивляюсь, когда мне снятся кошмары. К счастью, этой ночью Миша меня не тревожит. Не пишет сообщения, не звонит. Также он не звонит и на следующий день, и в день вылета, словно предугадывая, что его невестой я быть перестала, когда переступила непозволительную грань между нами с Амиром.

Амир.

- Доброе утро!

Соня заметно вздрагивает, когда я прохожу на кухню. Коротко кивает в знак приветствия, прячет глаза и вновь отворачивается к плите, делая вид, что меня не существует. Я понимаю, что ей нужно время, чтобы переварить ситуацию в своей светлой голове и только поэтому не давлю на неё. Хотя очень хочется прямо сейчас прижать её к кухонной столешнице, поднять коротенький сарафан и коснуться бархатной нежной кожи руками, как делал это позапрошлой ночью. После этого окончательно снесло крышу. Мне мало. Я понял, что хочу иметь доступ к её телу, сердцу и душе ещё и ещё. Бесконечно.

Вчера весь день прошёл в безумной суете. Он был последним полноценным перед вылетом и нужно было многое успеть. Покупали всё, что видели глаза, практически не примеряя и не обращая внимания на размеры. Сувениры, еду, одежду, аксессуары.

Чуть позже подговорил дочь и затянул Соню в магазин брендовой одежды, пытаясь купить ей что-то на память о Барселоне, но она включила своё фирменное упрямство, оскорбилась и вовсе перестала со мной разговаривать.

Затем был прощальный ужин на берегу моря. Свечи, живая музыка и вино, к которому Соня больше не прикоснулась.